Георгий Шилин - Приключения 1968
— Салуд!
— О, здравствуй, команданте! — оживился, вскочил старик. Показал на скамью у стола.
Команданте прошел к столу. Присел с краю, положил рядом с собой шапку-каскетку. Протянул хозяину дома сигару в целлофановой обертке. Крестьянин взял, с видом знатока понюхал. Раскуривать не стал, а припрятал подарок в карман. Команданте улыбнулся.
— Специально заехал к тебе по дороге. Сын просил передать: жив, здоров.
— Еще б ему не жить-здороветь! — ухмыльнулся старик. — Большим начальником стал.
— Отличный у тебя сын, можешь гордиться.
— Как же не гордиться? Все в начальники лезут… Жду не дождусь, когда вы его из города в шею выгоните.
Жена старика уже выставила на стол миски с малангой, рисом, рыбой. По комнате потянуло душистым запахом кофе.
— Садитесь за стол, дорогие гости, — пригласил хозяин и прикрикнул на жену: — Все уж доставай, старуха, подчистую! Знаю я, какой там у них в городе харч по карточкам. — Он подмигнул команданте. — Аль для начальства без карточек?
— По карточкам, отец. Для всех.
Команданте пододвинул миску с малангой, с аппетитом начал есть. Взялись за ложки и Бланка с Мануэлем.
Крестьянин сам не дотрагивался до еды. Он говорил, словно бы хотел насладиться беседой, запасти тепло живого общения на многие дни вперед.
— Вы мне там!.. А то ходил я к Антонио. Это когда еще только начали землю раздавать. Послали соседи, чтоб нас не обделили. Пришел в Гавану. Пока отыскал — уходился, аж ноги подгибаются. Зачем столько людей? Страшно подумать. В поле бы их всех… А автомобили — ж-жик, ж-жик! Того и гляди… А воздух как на пожаре. Разыскал паршивца. На горе он живет, в отеле «Гавана Хилтон». Я как подошел, как глянул — оторопь взяла. Ну, думаю, вытолкают меня оттуда взашей. Кругом все блестит. Подхожу к дверям — сами распахиваются! Ну, думаю, попал… Внутри разгуливают-прохлаждаются такие все, в золоте. Ну, думаю, генералы! Оказывается — прислуга. Обошлись уважительно. Один вверх повез в ящике. Кругом зеркала, и в каждом — моя рожа… Ну, думаю… Не успел и подумать — ж-жик! — и под самым небом. Привел меня этот генерал, стучит, а оттуда выходит этакий хват, из всех карманов бумаги и карандаши торчат, на боку пистолет, морда аж позеленела. Гляжу, а это он, паршивец, Антонио! Вон как разбаловался!
Все за столом рассмеялись.
— Некогда твоему сыну баловаться, — успокоил старика команданте. — У тебя, я вижу, и без нас гостей хватает.
Он повернулся, с интересом посмотрел на Бланку.
— Я корреспондент радиостанции «Патриа», — сказала девушка.
— Рад познакомиться, компаньера. Извините, что помешал вашей работе. О чем готовите материал, если не секрет?
— Беседую с крестьянами: что они думают о новой власти.
— О, это очень интересно и важно! От того, что они думают, во многом зависит судьба всей революции. Сообщите, когда будет передача, обязательно послушаю.
«Удивительны встречи на дорогах! — подумала она. — В них главная прелесть работы журналиста. Только подумать: хижина у партизанской тропы, старик крестьянин — отец министра, эти легендарные бородачи над миской маланги…»
А приезжий продолжал с интересом и к ней и к старику крестьянину:
— И очень хорошо, что до него добрались. Замечательный дед! Четырех сыновей дал революции. И все как на подбор!
— Ты меня не нахваливай, — проворчал старик. — Хитрый какой нашелся! Это я ей в машинку пою, понимаю — политика. А тебе так скажу: неважнецкие наши дела.
— Почему же? — посерьезнел команданте. — Выкладывай!
— Каждый начальник любит слушать то только, что ему хочется слушать. А я тебе прямо скажу: дела — ночь непроглядная. Ну, землю дали — хорошо. Да куда мне ее столько, этой земли, если всех сыновей начисто забрали? Один — в армии, другой — в этом, как его, университете. Третий по кабинетам расседает. Четвертого вообще черт-те куда отправили, за океан… А кто будет землю эту ковырять? Разве ж оно само вырастет?
— Пойми, отец, — подсел к нему вплотную команданте, — нужны нам твои сыновья и в армии и в аппарате. И кадры специалистов нужны. Сейчас твой Рауль в университете, а вернется в деревню агрономом.
— Как же, жди!.. — протянул старик. — И когда дождешься? И не у меня одного такое опустошение…
— Да!.. — вздохнул команданте. — Противоречия… Да, один на один не наковыряешь. Объединяться надо. Ссуду дадим, тракторы пришлем. Специалистов. Не приказываю, но советую — объединяйтесь. Без кооператива далеко не уедете. Да и стыдно тебе: отец министра, воинов революции — единоличник. Договорились, отец?
Он похлопал старика по колену.
— А что сыну передать?
Крестьянин улыбнулся.
— Пусть ждет в гости. На митинг-то я приеду, послушаю, что вы там говорить будете.
— Приезжай, послушай.
Команданте снова повернулся к Бланке.
— Ну, не будем мешать компаньере корреспонденту.
Машины отъехали. Мануэль подождал, пока рассеется в горах шум моторов, подошел к краю обрыва. Внизу шумел водопад, и даже сверху была видна его белесая грива. Но противоположный берег был черен — не разглядеть ни пещер, ни холмиков могил…
Мануэль постоял, потом вернулся к машине.
Со склона к полю, осторожно раздвигая ветви, спустился мужчина. Услышав хруст сучьев, Мануэль обернулся. Мужчина спрыгнул на тропу. В лунном свете шофер разглядел на нем форму бойца Революционной армии. Лицо незнакомца заросло бородой.
— Буэнас ночес!
— Буэнас ночес, компаньеро! — отозвался Мануэль.
— Который час? — спросил мужчина, подходя к машине. — Мои часы стоят.
Шофер поднял руку, посмотрел на циферблат.
— Без двадцати…
Поднял голову, стал вглядываться в лицо незнакомца.
— Постой! Что-то твое лицо…
Мануэль потянул руку к кобуре.
Неизвестный выбросил вперед руку с ножом. Удар был точен. Без стона парень сполз на землю. Мужчина огляделся, подхватил его под мышки, поволок к обрыву. Пинками столкнул вниз. За убитым зашуршали вслед комья земли. Внизу шумел поток. Трещали цикады.
Бородач секунду помедлил, вслушиваясь. Потом подбежал к «тонвагену», включил зажигание, нажал на стартер. В этот момент с дороги донесся стрекот приближающегося мотоцикла. Луч света прорезал темноту.
Мотоциклист подъехал к автобусу. Соскочил, осветил фонариком номер.
— Ага, 316-26!.. Наконец-то!.. — облегченно воскликнул он и обратился к мужчине: — Из радио «Патриа»?
— Предположим.
— Ты — Мануэль Родригес?
— А ты?
Мотоциклист ухмыльнулся.
