Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах
— За мной гонятся по пятам!
Дурашливость с Кленцова как рукой сняло. Заметив проходящего мимо ламу, он подозвал его и что-то сказал.
— Сейчас переоденешься в монгольскую одежду — и в дальние края…
В самом деле, лама принес монгольский халат, гутулы, нож, огниво и табакерку. Одежду корнета связал в узел и унес в свою келью. Халат оказался не первой свежести, по нему ползали насекомые, но выбирать было не из чего. Когда Шмаков обрядился во все монгольское, Кленцов, взглянув на него, покатился со смеху.
— Тебя родная мать не узнала бы! Затяни потуже кушак.
Вскочили на коней и помчались в узкое ущелье. Они не видели, как к монастырю подъехали автомобили с Чимидом, Щетинкиным и сотрудниками ГВО. Заслышав урчание автомашин, вышел из своей шестиханной белой юрты настоятель монастыря Амгалан, тучный бритоголовый человек в красных и желтых одеждах. Он подобострастно приветствовал незваных гостей, пригласил их в свою юрту. Не стал спрашивать, чем обязан столь высокому посещению, распорядился принести угощение.
— Мы торопимся, святой отец, — сказал Чимид. — В гости заедем в другой раз.
— Мы всегда рады приветствовать великого «Железного богатыря» Щетинкина, слава которого будет жить вечно в наших краях.
— Тут я с вами согласен, — начинал терять терпение Чимид. — Мы ловим важного государственного преступника, возможно, он укрывается в вашем монастыре. Он — русский, белогвардеец.
Лицо настоятеля сразу же отвердело.
— Я строго наказал своим ламам никогда не давать убежища незнакомым людям, — произнес он строго. — Пусть ваши люди сами убедятся в правоте моих слов.
Дверь юрты раскрылась, вошел сотрудник Галсан, бросил на кошму узел с одеждой Шмакова.
— Обнаружил в юрте ламы Ганбата, — доложил Галсан. Развязал узел, из него вывалился картуз Шмакова.
— Все понятно, — сказал Щетинкин, — Шмаков переоделся в одежду ламы, а свою уничтожить не успел. Скупой лама подобрал все! Шмаков прячется в монастыре.
Настоятелю казалось, будто ему привиделся дурной сон: ведь Амгалан никогда не видел важного государственного преступника Шмакова, слыхом не слыхал о нем, и вдруг у ламы Ганбата находят одежду этого самого Шмакова!..
— Все это подстроено вашими сотрудниками! — яростно выкрикнул он. — Подстроено… Я буду жаловаться!
Вызвали Ганбата, он без утайки рассказал, как все было. Куда девались те двое? Он не знает. Он ушел в свою юрту. Наверное, те двое здесь, в монастыре. Куда же им деваться?
«Утоплю мерзавца в озере… — решил Амгалан. — Из-за жадности глупого ламы может рухнуть великое дело, так осторожно и тщательно подготовленное…»
— Не теряйте времени! — посоветовал Петр Ефимович Чимиду. — Монастырь оцепить!..
Мог ли знать Щетинкин, что в эту минуту он сделал еще один шаг к своей судьбе?.. Через каких-нибудь полчаса история с сокровищами отойдет в сторону, покажется лишь прелюдией к чему-то очень значительному и страшному.
Обыскали все помещения, все закоулки, но Шмакова не нашли. Зато нашли кое-что более важное: склад оружия! В хорошо замаскированном подземелье, под алтарем Будды-Майдари. Щетинкин любил оружие. Он вынимал из ящика новенькие маузеры в отполированных деревянных кобурах, любовался ими.
— Вот так тантры-мантры! — восхищался он. — Спроси у святого отца, где он покупал такие замечательные пистолеты.
Тучный Амгалан обливался потом, бормотал беспрестанно:
— Все подстроено, все подстроено… Я слаб и немощен, а меня решили бросить в тюрьму…
— Ну, не без того, — добродушно подтверждал Чимид. — Только чистосердечное признание… — Был убежден: никакого чистосердечного признания от Амгалана не последует, так как сам стоит во главе крупного заговора.
— Я даже не подозревал… — мямлил настоятель. — Завелась в отаре паршивая овца… Я сам все расследую…
— Вы все арестованы, — сказал Чимид с металлом в голосе. — Лам отправим в Заин-Баю, а вы поедете с нами в Улан-Батор, досточтимый Амгалан. Охранять монастырь будут наши сотрудники.
Тем временем Кленцов и Шмаков петляли на конях по горным ущельям, удаляясь от монастыря на запад.
— Тут в укромном месте меня ждет караван, — пояснил Кленцов. — Ну, ты пойдешь с нами.
— Куда?
Кленцов притушил смех в уголках губ.
— Куда? В Синьцзян!
— А по какой надобности?
— Скажу тебе по секрету: мы идем к генералу Ма за новой партией оружия для святейшего Амгалана, который готовит всемонгольское восстание с привлечением японской армии. Ну, надеюсь, ты кое-что знаешь, если рвался в Хорго.
Шмаков приуныл. Он впервые услышал о том, что в Монголии готовится восстание, и меньше всего желал впутываться в эту историю, быть пешкой в чужих руках. Если б можно было еще на какое-то время задержаться в Монголии, терпеливо выждать момент, подняться к главному кратеру Хорготского вулкана, где и спрятаны основные сокровища… Прятали их ночью, соблюдая крайнюю осторожность… Теперь сокровища уплывали у него из рук. Впрочем, спас шкуру — и то хорошо… Спина зудела от укусов насекомых, корнет то и дело запускал руку за ворот халата.
— Я посредник между генералом Ма и святейшим Амгаланом, — хвастал Кленцов. — Коммерция. Вожу караваны, переправляю оружие, совершаю сделки. Могу взять тебя в пай. Для виду будешь погонщиком верблюдов.
Шмаков ничего не сказал. Верблюдов побаивался, но счастливая звезда подбросила ему именно этот нелепый вариант, приходилось мириться.
— Объясни, — обратился он к Кленцову, — почему ламские вши такие злые? Будто кто хлещет крапивой по спине…
Караван тронулся в далекий путь; вначале он долго будет идти на запад, потом круто свернет на юг… На одном из привалов Кленцов рассказал историю, от которой Шмакову стало как-то не по себе. Захотелось покинуть караван и вернуться в Хорго.
— Святейшим Амгаланом руководят боги, — сказал Кленцов. — Хочешь — верь, хочешь — не верь, но шесть лет назад он не был таким жирным, любил совершать прогулки в горах. Однажды во время прогулки он услышал конский топот в ущелье и затаился в утесах. В Хорго вошел отряд белых. Они сделали привал на берегу озера Цаган-Нур. Амгалан страшился белых, хоть и считал себя их сторонником. Если бы они не грабили монастыри, лучшей власти не сыскать. Но они грабили и расстреливали лам. Амгалан собирался незаметно удалиться, как вдруг увидел: солдаты несут окованный железом сундук. Они прошли в пяти шагах от настоятеля, не заметив его, внесли сундук в одну из пещер, находились там долго, и Амгалан счел за лучшее незаметно удалиться. Понимал: заметят — прикончат! Много дней спустя он наведался в ту самую пещеру, куда внесли сундук. Вход в пещеру оказался заваленным, замаскированным. Возможно, в сундуке находились важные документы — так казалось Амгалану. Он раскопал вход, проник в пещеру. Сундука не было! Много дней обследовал святейший Амгалан пол и стены пещеры и наконец обнаружил сундук, раскрыл его. Вместо документов обнаружил мешочки с золотым песком. Другой на месте Амгалана утаил бы богатства, присвоил их. Но, обнаружив в сундуке золотой субурганчик и статую Майдари, Амгалан понял, что дорогу к сокровищам ему указали боги. Следовательно, истратить золото следует на дела, угодные богам. А главным делом, угодным богам, как знал Амгалан, было бы восстание в Монголии против власти аратов… Вот я и закупаю на это золотишко оружие в Китае, — закончил свой рассказ мнимый Кленцов, так как его настоящее имя было Бань Юн. Пораженный Шмаков молчал. Гадал: или Унгерн разделил сокровища на несколько частей, припрятав их в разных местах, или же Савченко наврал про Хорготский вулкан, и в Монголии делать больше нечего. Во всяком случае, в рассказе Бань Юна имелась своя логика: деньги, награбленные Унгерном в Монголии, идут на подготовку восстания против народной власти…
