Эдгар Берроуз - Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери (сборник)
Человек-обезьяна передернул плечами. Что ему до нее? Он и так приговорен к смерти. И, кроме всего прочего, что могла сделать Шита, кроме как прикончить пару его врагов, прежде чем один из белых застрелит ее из ружья!
Ах, если бы пантера его освободила! Это была бы совсем другая история. Но, увы, Шита не поняла, что происходит, – теперь она сбежала, и нужно оставить всякую надежду.
Туземцы толпились у входа в хижину, робко заглядывая во тьму внутри ее. Впереди двое держали в левой руке зажженные факелы, а в правой – копья наготове.
Они упирались и боязливо жались к тем, кто подталкивал их вперед.
Крики воина, павшего жертвой пантеры, слившиеся с рычанием дикого зверя, так подействовали на их слабые нервы, что теперь зловещая тишина в неосвещенной хижине казалась обоим ничуть не менее устрашающей.
Наконец одного из тех, кого соплеменники насильно заталкивали внутрь, посетила счастливая мысль узнать для начала истинную природу опасности, грозящей из темноты.
Быстрым движением он швырнул зажженный факел в центр хижины. Тотчас же, пока факел летел до земляного пола, она вся осветилась.
Белый пленник был по-прежнему столь же надежно связан, как и в последний раз, когда они его видели, а в центре хижины, так же неподвижно, лежал еще один человек, горло и грудь которого были разорваны и искромсаны самым ужасным образом.
Зрелище, представшее стоящим впереди дикарям, породило в этих суеверных простаках куда больший ужас, чем вызвал бы вид самой Шиты, ведь они увидели только то, что случилось с одним из их товарищей.
Не зная истинной причины его смерти, объятые страхом туземцы могли приписать такое чудовищное дело только воздействию потусторонних сил. С криками они ринулись прочь от хижины, сбивая с ног тех, кто стоял дальше у входа, что еще более усилило всеобщий ужас.
В течение часа Тарзан слышал только неясный шум возбужденных голосов, доносящийся с другого края деревни. По-видимому, дикари пытались снова довести свое угасающее мужество до такого градуса, который позволил бы им предпринять еще одну вылазку в опасную хижину. Время от времени вдали начинали звучать пронзительные крики, подобные тем, какие издают воины, желая подстегнуть свою храбрость на поле битвы.
Но в конце концов первыми в хижину вошли двое белых. В руках они держали факелы и ружья. Тарзан не удивился, что Рокова среди них не было. Человек-обезьяна готов был поспорить, что никакая сила на земле не заставила бы этого подлого труса встретиться лицом к лицу с чем-то опасным и непонятным.
Когда туземцы увидели, что на белых людей никто не нападает, они тоже ввалились толпой в хижину, но тут же притихли, едва увидев растерзанный труп.
Белые тщетно пытались добиться объяснения от Тарзана. На все их расспросы тот лишь тряс головой и кривил губы в мрачной, понимающей улыбке.
Наконец пришел Роков.
Он сильно побледнел, когда его взгляд упал на мертвого окровавленного дикаря. Тот безжизненно скалился на него с земляного пола, и на его похожем на маску лице застыло выражение запредельного ужаса.
– Пойдем! – велел Роков вождю. – Примемся поскорей за дело и прикончим этого дьявола, прежде чем он сумеет повторить эту проделку еще с кем-нибудь из твоих людей.
Вождь приказал поднять Тарзана и отнести к столбу. Однако прошло еще несколько минут, прежде чем ему удалось убедить кого-нибудь из своих подданных прикоснуться к пленнику.
Наконец четверо молодых воинов выволокли Тарзана из хижины, и, когда тот оказался на улице, сердца дикарей освободились от страха.
Человек двадцать чернокожих, пиная пленника и нанося ему удары, с завываниями протащили человека-обезьяну по улице деревни. Потом его привязали к столбу в центре круга из небольших костров, на которых стояли котлы с кипящей водой.
Теперь, когда Тарзан выглядел совершенно беззащитным и неопасным, Роков снова обрел храбрость, сморщившуюся было до размеров бородавки.
Он подошел к человеку-обезьяне поближе и, выхватив копье из рук одного из дикарей, ткнул им в беспомощную жертву. Из раны в боку по гладкой коже великана потекла струйка крови, но боль не исторгла из него ни единого стона.
Напротив, на его губах заиграла презрительная усмешка, приведшая русского в ярость. Изрыгая потоки ругательств, он, подскочив к Тарзану, принялся бить пленника кулаками по лицу и нещадно пинать ногами.
Затем Роков снова схватил тяжелое копье и направил его в сердце Тарзана, но тот по-прежнему лишь насмешливо улыбался ему в лицо.
Прежде чем Роков успел нанести удар, к нему метнулся вождь и оттащил от намеченной для заклания жертвы.
– Остановись, белый человек! – вскричал он. – Только попробуй лишить нас пляски смерти! Если убьешь этого пленника, сам займешь его место.
Угроза возымела действие, и Роков прекратил посягательства на жизнь своего заклятого врага. Русский встал чуть поодаль и продолжал насмехаться над Тарзаном. Злодей пообещал, что лично съест сердце своего недруга.
Потом он принялся живописать ужасы, ожидающие сына Тарзана в дальнейшей жизни, и намекнул, что его месть настигнет даже Джейн Клейтон.
– Ты думаешь, твоя жена живет в совершенной безопасности в Англии? – спросил Роков. – Бедный глупец! Сейчас она в руках человека самого подлого происхождения и вдали от Лондона, где ее могли бы защитить друзья. Я не собирался тебе ни о чем рассказывать. Хотел дождаться, когда смогу привезти тебе на Остров Джунглей свежие новости о ее судьбе. Но теперь ты умрешь, причем самой немыслимой, самой отвратительной смертью, какая только может выпасть на долю белого человека. Так пусть несколько слов об участи жены усилят муки, которые тебе предстоит терпеть, пока последний удар копья не освободит тебя от жестокой пытки.
Пляска уже началась, и дальнейшие попытки Рокова побольней уязвить Тарзана потонули в воплях прыгающих воинов, занявших свои места.
Они окружили стоящую у столба жертву, и блики от костров играли на их разрисованных телах.
В памяти Тарзана всплыла подобная сцена, когда он в самый последний момент спас Д’Арно, попавшего в такую же передрягу, – как раз перед тем, как удар копья должен был положить конец его мучениям.
Кто придет, чтобы спасти его самого? Во всем мире не найдется никого, способного избавить человека-обезьяну от пытки и смерти.
Мысль о том, что эти дьяволы в человечьем обличье убьют и съедят его, когда танец закончится, не вызывала у него ни ужаса, ни отвращения. Она не усугубляла его страданий, как это случилось бы с обычным белым, ведь всю свою жизнь Тарзан видел, как в джунглях звери поедают мясо убитой ими добычи.
Разве он сам не сражался за устрашающее предплечье огромной обезьяны из другого племени во время давнего танца Дум-Дум, убив при этом жестокого Тублата и завоевав уважение обезьян Керчака?
Танцующие прыгали теперь уже гораздо ближе к нему. Они выставили вперед копья, намереваясь нанести жертве первые мучительные уколы, предшествующие более серьезным ранам.
Оставалось уже недолго. Человек-обезьяна ждал последнего выпада, который положит конец его несчастьям.
И тут вдали, в глубине таинственных джунглей, раздалось пронзительное рычание. В тот же миг танцующие остановились, и в наступившей тишине крепко связанный белый человек испустил ответный вопль, еще более жуткий и ужасающий, чем тот рык, который издал зверь из джунглей.
В течение нескольких минут чернокожие пребывали в нерешительности. Потом, понукаемые Роковым и вождем, они прыгнули ближе к столбу, намереваясь покончить и с пляской, и с жертвой. Но прежде чем кто-нибудь из них успел пустить в ход копье, из темного входа в хижину, где недавно держали Тарзана, блеснули ненавистью жестокие зеленые глаза. Еще миг, и гибкая пантера стояла рядом со своим господином.
На мгновение туземцы и белые остолбенели от ужаса. Их взгляды были устремлены на обнаженные клыки жительницы джунглей.
И только один Тарзан видел, как в черном проеме хижины появились другие тени.
Глава 9
Благородство и подлость
Из иллюминатора своей каюты на «Кинкейде» Джейн Клейтон видела, как мужа везли на шлюпке к покрытому зеленью берегу Острова Джунглей. А затем пароход лег на новый курс.
В течение нескольких дней она не видела никого, кроме Свена Андерссена, неразговорчивого и отталкивающего на вид кока «Кинкейда». Она спросила у него, как называется берег, на который высадили мужа.
– Я тумать, ветерр пудет дуть кррепко, – ответил швед, и это было единственным, что она смогла из него вытянуть.
Джейн пришла к выводу, что других английских слов он не знает, и потому прекратила попытки выудить какие-нибудь сведения, но все равно никогда не забывала тепло приветствовать его и благодарить за отвратительную, тошнотворную еду, которую он приносил.
Через три дня после стоянки, на которой высадили Тарзана, «Кинкейд» бросил якорь рядом с устьем широкой реки, и в каюту к Джейн Клейтон явился Роков.
