Георгий Шилин - Приключения 1968
— Спокойного вам дежурства, друзья!
Сипло, как старый курильщик, прокашлялся и спросил:
— Кофейня Грациэллы еще открыта?
— До рассвета, как всегда, — отозвался Мануэль.
— Можно составить вам компанию, сеньор Альдо? — подошла Бланка.
Старик галантно раскланялся.
— С удовольствием, коллега.
Девушка повернулась к шоферу.
— Разрешите, командир?
— Разрешаю.
Они пошли к кофейне. Писатель сухими пальцами придерживал ее за локоть.
— Почему вы так поздно? — спросила она. — Почему вы всегда так много работаете?
Альдо вздохнул.
— Не люблю стерильную тишину. Мне лучше пишется, когда вокруг голоса, обрывки музыки, люди…
Бланка то ли слышала от кого-то, то ли читала в газетах: Альдо при Батисте провел несколько лет в тюрьме на острове Пинос, а его сына-студента убили во время демонстрации против диктатора. Застрелили на университетской лестнице. Одинокий, сухопарый писатель был похож на Паганеля. Бедный Паганель!..
— А о чем вы сейчас пишете, если не секрет? — спросила девушка.
— Разрабатываю один сюжет… — задумчиво сказал писатель. — Мне подарил его участник разгрома интервентов на Плайя-Хирон, студент.
Они остановились у кофейни.
— Буэнос ночес, Грациэлла! — приветствовал он девушку.
— Салуд, камарадо писатель! — ответила она и поставила перед Альдо чашечку кофе и стакан воды. «Ишь, друзья…» — подумала Бланка.
— Мне то же самое.
— Пожалуйста, деньги ваши! — Грациэлла оглядела ее с ног до головы, состроила гримаску, поставила небрежно чашку и повернулась к старику:
— Вы сегодня не забыли пообедать?
«Ишь, заботливая… Я и не подумала спросить…» Бланка посмотрела на писателя. Втянутые щеки, отросшая на подбородке и кадыке серая щетина. «Он и вправду не обедал…»
Тем временем Грациэлла достала из холодильника сандвичи, разложила их на тарелке, пододвинула к старику. Он ласково улыбнулся.
— А у тебя самый вкусный кофе во всем западном полушарии. Налей еще!
— Нельзя, камарадо писатель, вы не сможете спать.
— Мне и не надо сегодня спать, мне надо работать.
Бланка маленькими глотками пила кофе, поглядывая на писателя. Казалось бы, он должен любить тишину библиотек и в этой тишине собирать, как пчела мед, мудрость из древних фолиантов. А оказывается, ему, как и ей, нужны голоса, люди… Какая в его душе бездна тоски, одиночества и грусти!.. Наверно, его сын был бы немного старше ее… Почему, как и этот старик, она тоже боится одиночества и тишины?..
Девушка оглянулась. Здание радиоцентра конусом уходило вверх и сливалось с небом. Дома по сторонам от него и напротив, через улицу, уже были погружены в темноту. Но в радиоцентре светились многие окна. Круглые сутки не гаснет в нем жизнь. Стучат телетайпы, собирая вести всего мира. За двойными стеклами студий читают тексты дикторы. Из аппаратных доносится разноголосица магнитофонных записей… Она, Бланка, — какое-то звено этого процесса. Ее голос, написанные ею фразы моментами врываются в эту сумятицу звуков, занимают свое время и свои радиоволны в эфире, в передачах, следующих за торжественно провозглашаемыми словами: «Говорит Куба — свободная территория Америки!..» Ее работа в редакции — спор с самой собой. Права она или не права? Права или не права Куба? И нужны или не нужны людям ее страны эти ее мысли, ее голос? В своих репортажах она рассказывает о лагерях учителей-добровольцев в горах Сьерра-Маэстры, о строителях Восточной Гаваны, о молодых рыбаках школы «Плайя-Хирон». Она не привносит в эти репортажи политику. Рассказывает — и только. Она просто жаждет, чтобы всем людям было хорошо и ясно жить. И ей тоже хочется ясности и счастья.
Писатель отодвинул пустую чашку.
— Спасибо. Мне еще нужно работать.
Он ушел. Бланка смотрела ему вслед. «Мы такие разные. Но каждый из нас несет в себе частицу творческого духа. Значит, есть в нас и что-то общее». Она достала блокнот, начала писать. У нее стало привычкой записывать мысли и образы, возникающие в голове.
Грациэлла мыла чашки, вытирала стойку. Заглянула в блокнот:
— Письмо возлюбленному?
— Нет, — оторвалась Бланка. — Еще чашечку можно?
— Не жалко, деньги ваши… — Кивнула на блокнот. — Меня не касается, у меня свои заботы.
Но тут же как бы между прочим спросила:
— Вам нравится этот тип, шофер?
— Славный парень.
Грациэлла уперла кулаки в бока.
— Так вот, учтите — это мой парень.
— Желаю счастья, — примирительно сказала Бланка.
— То-то!.. Славный… Много тут всяких! — Она с недоверием все еще косилась на Бланку. — Сама знаю — славный или не славный! Если хотите знать, сеньорита, он ужасно грубый. Даже я вся в синяках, могу показать…
— Пламенный революционный привет, моя красавица! — прокричал невесть откуда появившийся Хуанито.
Бланка сразу узнала мальчишку-газетчика. Но он не обращал на нее внимания. Восторженными глазами он смотрел на Грациэллу.
— Кофе и «корону»!
— А у тебя хватит монет? — насмешливо спросила девушка.
Хуанито побренчал в кармане.
— Слышишь?
Грациэлла поставила перед ним чашку кофе и стакан воды.
— А сигару не получишь — мал еще.
— Да ты знаешь, кто я?
— Дрянной мальчишка.
— А ты… — Он набрался храбрости и выпалил: — Ты самая шикарная девчонка во всем Мирамаре!
Подпрыгнул и через стойку чмокнул ее в щеку.
Подошел патруль: двое бойцов Революционной армии, молодые парни с серьезными лицами.
— Документы! — сказал один из них и включил электрический фонарик.
— Она своя, — отрекомендовал Грациэллу Хуанито.
— Тебя не спрашивают, малыш, — сказал второй боец. — Марш спать!
Грациэлла зашуршала юбками, достала из внутреннего кармана «тархету» — листок плотной бумаги с фотографией и оттиском ее большого пальца: документ, который обязан иметь каждый человек на Кубе.
— Полюбуйтесь.
Боец внимательно прочитал «тархету». Посмотрел на фото. Перевел взгляд на лицо девушки.
— Оригинал лучше? — насмешливо спросила она.
— Ваши документы. — Боец повернулся к Бланке.
— Пожалуйста.
— Сеньорита! — узнал ее мальчуган. Подпрыгнул, прихлопнул ладонями по бедрам. — Это вы?
— Салуд! — откозырял боец.
Патрульные неторопливо пошли вверх по улице.
— Сеньорита Бланка! — Мальчуган уставился на девушку.
— Ты и здесь? Вездесущ, как бог.
— Факт! — согласился он. — А что вы делаете в данный момент в данном месте?
