Владимир Неволин - Иметь королеву
— Это землетрясение… Это всего лишь землетрясение… Сейчас все кончится.
Но гул неотвратимо нарастал, превращаясь в рев. На мониторе запрыгали цифры, характеризующие состояние ракеты-носителя, и появилась еще одна надпись: «Системы переведены в автономный режим».
Зобов с надеждой посмотрел на экран второго монитора, но тот был темен — видеокамера испарилась в огненном тысячеградусном пекле.
Крик бушующего в шахте смерча достиг наивысшей точки. Зобов зажал уши, чтобы не слышать торжествующий вопль разбуженного демона, но это не помогло. Тогда он бросился к пульту и в ярости стал крушить все, что попадалось ему под руку. Хрустнула белая как кость клавиатура, выбитыми зубами запрыгали по полу кнопки. С глухим хлопком разлетелся экран монитора, осыпая кресло белым люминесцентным покрытием.
Пол еще раз вздрогнул в конвульсии, и рев стал перемещаться куда-то вверх. Ракета покидала шахту. Еще минута — и все стихло.
Зобов упал на пол, засыпанный осколками, и по-звериному завыл, вторя тоскливому плачу ефрейтора. Потом затих и долго лежал неподвижно, словно жизнь ушла от него вместе со стартом ракеты. Потом шевельнулся и пополз к креслу. С трудом взобрался на него, тупо провел взглядом по разбитой аппаратуре. Окровавленные ладони тряслись, и он поднес их близко к глазам, будто пытаясь разглядеть в переплетении линий свою дальнейшую судьбу.
— Своими руками, — прошептал он едва слышно, — вот этими. Что же ты наделал, генерал?
Постепенно он успокоился. Шатаясь, прошел в комнату отдыха. Тщательно умылся, отыскав в кармане брюк расческу, причесал седые волосы. Отряхнул мундир и, вернувшись в командно-пусковой пункт, стал исследовать поверхность стола. Среди обломков того, что ему требовалось, не было. Он опустился на корточки и тяжело полез под стол.
Она лежала, закатившись за ножку — остроносая красноватая пуля, выглядывающая из зеленой гильзы. Зобов обтер ее полой мундира и нагнулся за автоматом. Сердце резанула боль.
— Врешь! — прошептал Зобов, поднимая автомат. — Легко отделаться захотел? Не выйдет.
Он аккуратно вставил патрон в казенник, неловко просунул ствол «Калашникова» в рот и нажал на спуск.
Тяжелое тело, роняя кресло, сползло на пол. Ефрейтор замолчал и, извиваясь, пополз к Зобову. Приподнял голову, уставился на него горящими глазами. Потом прильнул к его лицу и стал с наслаждением жевать дряблую мертвую щеку.
Глава 27
ЗВЕЗДОПАД
— А что же нам-то теперь делать? — растерянно спросил один из летунов. И кто-то так же растерянно ответил:
— Не знаю…
Толпа летчиков и ПОшников разбрелась по аэродрому. Кто-то пробовал тушить горящие «КА-50», кто-то уносил мертвых за «колючку» и складывал их рядком — потом похороним — кто-то перевязывал стонущих раненых. Все ждали возвращения улетевших вертолетов.
Но машины не вернулись — ни через час, ни через два, ни к вечеру. Ближе к ночи возле казармы летунов состоялось стихийное собрание. Караульная рота, ПОшники, летчики — все были до предела возбуждены и озлоблены. В конце концов рослый ПОшник, пробившись к крыльцу, выпалил из автомата в темное небо. Крики смолкли.
— Хватит базлать! — заорал ПОшник. — Развопились как базарные бабы!
— А ты потише! — посоветовали ему из темноты. — За бабу и схлопотать можно!
— Мужики! — сменил тон ПОшник. — Криком мы ничего не решим. Давайте по очереди. У кого есть дельные предложения, выходи сюда и говори.
Из толпы протолкался к крыльцу пьяненький сержант из караульной роты.
— Братва! Надо отсюда сматываться, — заявил он без предисловий. — Нам здесь делать больше нечего. Командиры съе…лись как последние суки, а мы что, хуже их, что ли? Предлагаю всем линять из Калчей!
— А куда? — спросил кто-то. — В тайгу, что ли?
— А хотя бы и в тайгу! Оружие у нас есть, патронов хватает. Проживем!
— Долго так жить собираешься? — спросил тот же голос. — До пенсии? Жрать медвежатину и в шкурах ходить? Да иди ты сам в эту тайгу!
Вокруг засвистели, и несколько рук стащили сержанта с крыльца.
— Мужики! — сказал, взбираясь на «трибуну» один из летчиков. — Ни в какую тайгу мы не пойдем! Выход у нас один — сидеть здесь и ждать людей с материка. А когда прилетят — сдаваться. Нам много не дадут!
— Тебе-то? — раздался язвительный голос. — А забыл, как баржу на речке топил? Тебе-то как раз вышка и светит. Сиди, не высовывайся!
— Не по своей воле летал, — упрямо сказал летчик. — Вы же меня и заставляли. Не полетишь, когда автомат брюхо щупает.
— Ты на кого прешь?! — закричали сразу несколько голосов с той стороны, где кучковалось подразделение охраны. — Жить надоело?
— А ну тихо! — рявкнул рослый ПОшник, и снова небо прошила очередь из «Калашникова». — Пусть говорит! Не перебивать!
— Так вот, я думаю, надо сдаваться, — продолжил летчик. — А чтобы всем под статью не идти, кинем жребий. Выберем человек тридцать, и они все возьмут на себя. А на суде скажут, что выполняли приказы этой лакейской морды — адъютанта Зобова и его дружков. Тогда много не дадут — военный человек подневольный.
Наступила тишина. Каждый обдумывал свои шансы выйти сухим из круто заваренной каши.
— А если мы соберем оставшихся гражданских да припугнем их, чтобы нам поддакнули, тогда вообще как по маслу пройдет. Соглашайтесь, мужики!
— Есть еще предложения? — спросил ПОшник на крыльце. — Нет? Тогда на том и порешим. Режь бумагу.
Появились листы, которые тут же раскромсали на мелкие кусочки.
— Отмечаю! — провозгласил ПОшник, подняв карандаш. — Тридцать крестиков! Только чтоб без обиды!
Перед урной — пустым картонным ящиком — выстроилась длинная очередь. Послышались восклицания, мат, довольный смех.
— Все, — заявил ПОшник. — Те, у кого кресты, выходи в середину.
Вокруг «избранников» образовалось живое кольцо.
— Ничего, мужики, — успокоил «счастливцев» ПОшник, — не боитесь. Много вам не дадут.
— Тебе хорошо языком трепать, — зло сказал один из них, — ты-то чистеньким останешься. А почему сам жребий не тянул?
— Молчать! — прикрикнул ПОшник. — Сдать оружие!
— А вот хрен тебе! — окрысился другой и сдернул с плеча автомат.
Заговорили сразу несколько «Калашниковых». Несколько человек упали, другие бросились врассыпную, передергивая затворы.
На взлетном поле вспыхнула стрельба. Стреляли все во всех. Толпа редела. Живые разбегались за «колючку», в тайгу, но их осталось меньшинство. Бой длился всю ночь. Стихийно возникали и тут же распадались отряды, группы людей бродили по части, Калчам и окрестностям, уничтожая вокруг себя всех встречных и поперечных. Заполыхала подожженная гостиница. Снопы искр мириадами оранжевых светлячков садились на склады, деревянные постройки, и к утру в части выгорела треть домов. Та же участь постигла и Калчи. Начавшись от центра, огонь двумя широкими рукавами быстро распространился к окраинам, и река Камчатка, освещенная заревом, казалась полосой расплавленного металла, лениво текущего с запада на восток. К полудню все было кончено. Окрестности поселка и в/ч 35252 вымерли. Кто убежал в тайгу, кто погиб в перестрелке, кто нашел свою смерть в пламени пожара. Какой-то сердобольный человек пробежался по казармам и отпер двери оружейных комнат. Прокричал в растерянные лица освобожденных:
