Майкл Муркок - Английский убийца
Облака пыли медленно поднимались к голубому небу и приобретали странные очертания знаков неведомого алфавита. Очинек внимательно рассматривал их. Они что-то смутно ему напоминали. Он наклонил голову набок, прищурился. Сложил руки на груди.
— Красиво, — сказал полковник Льонс, глядя на Очинека и положив руку на его костлявое плечо. В тот момент, казалось, сам Очинек волновал его больше, чем взрывы. Большие наручные часы блестели на пыльном волосатом запястье. — Нам нужно получить… — Он убрал руку с плеча Очинека. — Как Уна?
— Отлично. — Очинек закашлялся от пыли. — Она сейчас выполняет наше задание в Сибири.
— Итак, вы серьезно относитесь к своей восточной идее. А вы не забыли о китайцах?
— Конечно, нет.
— А они согласятся на союз с нами? А японцы? Насколько глубоко их почтение перед западным мышлением?
— И в том и другом случае через несколько поколений. Но вы видели их комиксы. Весь Китай хочет, выражаясь международной терминологией, восстановить старую империю.
— Могут возникнуть осложнения.
— Вы правы. Но не смешение культур, созданное искусственно в результате западного вмешательства в пятнадцатом веке.
— В их пятнадцатом веке, — улыбнулся полковник Льонс.
Очинек пропустил уточнение мимо ушей.
Перссон
Уна Перссон наблюдала, как санитарная повозка, подпрыгивая, медленно двигалась по желтой степи в сторону деревянного моста, переброшенного через Волгу. Серовато-серое небо, по которому двигались облака, казалось огромным. Но даже оно по размерам не могло соперничать с Казачьей Сечью, состоявшей из десятков сотен кожаных юрт и множества загонов для лохматых пони. Но если на небе все быстро передвигалось, то Сечь по сравнению с ним казалась неподвижной.
Повозка доехала до моста, громко скрипя, переехала его, подбирая по дороге раненых, чтобы отвезти их в специально оборудованное для них место. На сотни миль вокруг пронесся вихрь. По Волге барашками побежали волны.
Уна Перссон вышла из «Ренг роувера» и большими шагами направилась к Сечи. Она была спокойна, хотя и немного напряжена. Уна была одета в пальто до пят, специально расстегнутое, чтобы были видны ее длинные и красивые ноги, под пальто был короткий цветной кафтан, тонкая талия перетянута ремнем, на ремне висела кобура, на ногах у нее были черные хромовые сапоги до колен. Она остановилась на вершине холма, с которого хорошо был виден весь лагерь. В ее серо-голубых глазах можно было прочитать восхищение оригинальным стилем главаря казаков.
Это были не те осовремененные казаки, которые брали Берлин при помощи артиллерии и бронетанковых средств. Это были подлинные казаки, которые казались пережитком прошлого: они восстановили древние обычаи тех казаков, которые были последователями Стеньки Разина, поднявшего народный бунт три тысячи лет тому назад. У них были длинные чубы и усы, которые они переняли от татар. Татары раньше были их врагами, а сейчас они действовали сообща. Все казаки были одеты в шелка и кожу, что они переняли от народов, живших к востоку от Волги, и большинство из них внешне были похожи на монголов.
Их атаман, в тяжелой бурке, голубых шелковых шароварах и кожаных сапогах — так были одеты почти все казаки, — подъехал к тому месту, где стояла Уна. Через плечо у него был переброшен карабин SKS, он слез с пони и рукой вытер пот с полного лица.
У него был низкий звучный голос.
— Я — Каринин. Атаман Сечи. — Он изучающе и с восхищением оглядел ее с ног до головы глазами миндалевидной формы. Он стоял, поставив одну ногу в стремя, держась одной рукой за седло, а другой раскуривал изогнутую черную трубку при помощи спички, которую он зажег о подошву сапога. — Мне сказали, что вы от Очинека и хотите заключить с нами союзный договор. Но вы же знаете, мы — христиане и ненавидим евреев еще больше, чем мусульман и москалей.
Он снял с головы кивер, в ушах у него блестели золотые серьги, атаман вытер рукой черные, густые усы. «Хорошо продуманный, отработанный набор жестов», — подумала Уна Перссон.
— Альянс, который предлагает Очинек, — это союз Востока против Запада. — Она выговаривала слова очень четко и всем своим видом показывала, что его стиль, внешность и мужественность произвели на нее впечатление.
— А вы кто? Русская? Из Скандинавии? Или просто перебежчик? Или романтик, как Корнелиус?
— А кто вы?
Он засмеялся.
— Ну, хорошо, хорошо.
Налетел ветер и принес с собой запах конского навоза. Облака на небе поменяли направление движения и поплыли на восток.
Каринин вытащил ногу из стремени, передвинул ножны с саблей на левый бок. Он выбил трубку о каблук серебряного цвета.
— Давайте пройдем ко мне в юрту, — сказал он. — Там обсудим детали. В этих местах нам не с кем больше бороться. — Он указал рукой в центр Сечи, где было расположено больше всего юрт. Его юрта по размеру была не больше других, запорожцы очень болезненно относились к вопросам демократии, рядом с юртой был укреплен высокий штандарт с конским хвостом наверху.
Только сейчас Уна начала осознавать нелепость ситуации, в которой она оказалась. Она усмехнулась. Неподалеку от юрты она заметила виселицу. Группа пожилых кубанских казаков неторопливо завязывали петлю на шее молодого человека, одетого в желтый фрак европейского покроя, на нем был лиловый галстук, желтая рубашка и шляпа с широкими полями. На лице европейца появилось выражение недоумения, в то время как они начали связывать ему руки за спиной.
— Что они делают? — спросила Уна Перссон.
Когда атаман заговорил, в его голосе зазвучало сожаление:
— Вешают щеголя. Их осталось намного меньше, чем было раньше.
— Он производит впечатление смелого человека.
— Вы полагаете, смелость необходимое качество, чтобы быть щеголем?
— Эти старики просто ненавидят его. Мне казалось, казаки преклоняются перед смелостью?
— Но казаки должны быть к тому же и скромными.
Веревка, затягиваясь, задела шляпу, и она на секунду закрыла ему лицо, а потом упала в грязь. Щеголь с упреком посмотрел на своих палачей. Кубанцы подстегнули двух лошадей, к каждой из которых было привязано по концу от веревки. Тело щеголя, извиваясь, медленно поднялось, он засучил ногами в воздухе. Лицо его стало сначала красным, потом синим и наконец черным. Из перекошенного рта раздались последние крики.
Каринин и Уна Перссон прошли мимо виселицы, подошли к его юрте, он нагнулся и приоткрыл полог, пропустил ее вперед и вошел вслед за ней. Юрту освещал свет от самодельной лампы — в чашу с жиром положили фитиль и зажгли его. В маленькой аккуратно убранной круглой комнате, кроме сундука, стояли только кровать и столик. Войдя, Каринин начал зашнуровывать дверь изнутри.
