Курмангазы Караманулы - Одинокий всадник
Хозяин вспомнил и рассказал Салыку, что один из аульчан видел вчера в степи, километрах в десяти отсюда, двух незнакомых всадников, направлявшихся в пески, может, это и был Кулбатыр с кем-то из своих. Салыку хотелось бы знать подробности, но аульчанин, как на грех, уехал по каким-то своим делам в волостной центр Киндикты.
Салык не сомневался, что виденные вчера аульчанином люди — действительно Кулбатыр с кем-то из подручных. Все-таки ему удалось схитрить и сбить погоню со следа, выйдя из песков в степь. Но Салык был уверен и в другом: что в степи он долго не задержится — там и пастухов много, и проезжих, — а попадаться кому-то на глаза Кулбатыру было не с руки. Поэтому ему опять одна дорога — в пески. В глухие пески.
Он поделился этими соображениями со своими спутниками, и они согласились с ним. Отряд решил тоже двинуться наискосок к северу, пройти по степи верст десять — двенадцать, а потом уже вновь войти в Карагандыкумы. Примерно так должен был действовать и Кулбатыр.
Оснований для такой уверенности было довольно много. Правая часть песков тянется в сторону Каратюбинской волости и упирается в густые заросли на берегу реки Калдыгайты. А вот в левой их части, километрах в шестидесяти отсюда, среди песков растут сосновые рощи.
Полоса их узка, но простирается довольно далеко. За ними уже нет той пустыни, которой преследователи успели вчера с тоской налюбоваться вдоволь. За рощами же пустыня чередуется со степью. Кулбатыр, может, конечно, схитрить и на этот раз: во-первых, укрыться в роще, которая однажды когда-то уже спасла его; во-вторых, пройти ее вдоль, углубиться в степь и снова в неожиданном месте войти в Карагандыкумы. В прошлый раз он проделывал такие штуки, почему бы и теперь не воспользоваться тем же приемом?
По дороге преследователи заезжали в попадавшиеся на пути аулы в надежде узнать что-то новое. Но нигде никто ничего не видел и не слышал — Кулбатыр как сквозь землю провалился.
Когда они снова вошли в пески, здоровяк Баймагамбет остановил коня.
— Командир, предложение есть, — сказал он.
Салык и остальные попридержали коней.
— Если будем продолжать держаться вместе, опасаясь подвохов с его стороны, он совсем оторвется от нас. Слишком хитер, собака. Пески большие, лощин и оврагов хватает, и многие из них поросли таким кустарником, что если заляжет в них, пока не наступишь на спину — не обнаружишь. Будем ехать скопом, он вряд ли нападет, но и не обнаружит себя. А мы ведь с самого начала знали: идем на риск. Надо разбиться на группы, по два-три человека, и действовать по отдельности. Расстояние между группами — пять-шесть верст. Я думаю, что так толку будет больше.
Салык сказал, что сам подумывал об этом. Но тут вмешался коротышка и пузан Шанау:
— А как мы узнаем, обнаружил кто-то Кулбатыра или нет? А если он перебьет тех двоих или троих? Что, на овечьих катышках будем гадать или по падающим звездам судьбу определим?[13] — ехидно затараторил он.
С Баймагамбетом они были ровесниками, а потому могли и поддевать и вышучивать друг друга. До этой минуты напряжение не покидало отряд — слишком памятен для всех был день, когда Кулбатыр беспрепятственно расправился с Уразом и Алдабергеном, а потому никому и в голову не приходило шутить. И вдруг этот Шанау с падающими звездами... Все невольно заулыбались.
— Можешь не беспокоиться, с тобой ничего не случится, — оскалил крепкие зубы здоровяк. — Если бы случилось, так в прошлый раз бы не уцелел. Но видно, Кулбатыровы пули мимо тебя летают.
Киикбай и Куспан уже не сдержались, прыснули со смеху.
Видно было, что Шанау разозлили и слова Баймагамбета, и смех парней.
— Если я за кого-то и боюсь, то лишь за тебя, косоглазого, — бросил он. — Какого тебе будет? Ты же только с одной стороны видишь. А вдруг Кулбатыр с другой окажется, тогда что? Трахнет тебя по башке чем-нибудь, ты и вспомнить не сможешь, какое у тебя сейчас предложение было.
И Шанау захохотал, тряся своим большим животом. Последняя фраза с намеком на слова Баймагамбета: «Командир, предложение есть» — показалась Шанау очень удачной. У него как будто захохотали все морщинки широкого лица с приплюснутым носом. Но лишь один Абдулла присоединился к Шанау, да и тот, заметив, что остальным не понравился намек Шанау на физический недостаток Баймагамбета, тут же оборвал смех.
— Чтобы получше видеть, я возьму с собой остроглазого Киикбая. Вдвоем, я думаю, мы все разглядим.
Баймагамбет говорил спокойно, давая понять противнику, что препираться не намерен. Тут и Шанау посерьезнел — догадался наконец, что нападки его неуместны.
— Тогда нужно вечерами сходиться, — уже по-деловому предложил он.
— Я как раз об этом и хотел сказать, — посмотрел на всех твердым взглядом Салык. — Верстах в двадцати отсюда есть рощица Котантал. Во-он в той стороне. Ее отовсюду видно издали. Там вечером и встретимся. — Подождал, не возразит ли кто, но все закивали, соглашаясь. — Тогда вот что, — продолжил он, — если кто-то нападет на след — непременно сразу сообщит остальным... по цепочке. Ясна задача?
Отряд разбился на три группы. Самое крайнее и долгое, обходное, направление выпало на долю Баймагамбета и Киикбая. Посредине должны были идти Шанау и Куспан. Салык же со своими милиционерами двинулся прямо к туранговой роще. Командир распределил людей с таким расчетом, чтобы возле молодого обязательно оказался человек постарше и поопытнее.
Удаляясь от своих товарищей и углубляясь в пески, Баймагамбет и Киикбай невольно все чаще стали оглядываться по сторонам. Они хотя и не признавались друг другу, на душе у обоих было неспокойно. Как только из виду исчезли остальные, они вдруг так остро почувствовали свое одиночество, затерянность в этих бесконечных песках, что невозможно было избавиться от ощущения надвигающейся на тебя опасности, и нервы натянулись до предела, будто именно в них должны были полететь пули, посланные меткой и твердой рукой. Они крепились, старались не выдавать своих чувств, однако держались рядышком, почти касаясь стременами. Кони шли в ногу, не отставая и не вырываясь вперед.
То и дело они обменивались короткими фразами о своих наблюдениях: там куст в отдалении шевелился под ветром и был похож на залегшего человека, то мелькала какая-то неясная тень. Но постепенно смутная тревога приумолкла в душе, и они стали говорить все реже и реже.
Часа через два достигли того места, откуда им надлежало повернуть к туранговой роще. Сначала решили передохнуть, но потом передумали: путь предстоял неблизкий, времени терять нельзя.
Они покинули низину, испещренную следами зайца, бросавшегося из стороны в сторону, и гнавшейся за ним лисы, поднялись на холм и сразу же почувствовали прохладный ветер. Постояли немного, не двигаясь. Ветер этот был точно влажное полотенце на пылающий лоб больного. Всадников совершенно изморила жара, и они сейчас обрадовались хотя бы тому, что прохлада осушит мокрые от пота лица, да и дышать стало полегче.
