Эдгар Берроуз - Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери (сборник)
Пока племя кормилось, белокожая фигура человека-обезьяны то и дело мелькала среди его сотоварищей, поросших коричневатой шерстью.
Часто, проходя мимо, они касались друг друга, но члены стаи теперь воспринимали присутствие новичка как нечто само собой разумеющееся. Он стал одним из них, таким же своим, как сам Акут.
Если Тарзан приближался чересчур близко к самке с маленьким детенышем, та ощеривалась, показывая острые клыки, и угрожающе рычала. Да еще иногда какой-нибудь не в меру агрессивный молодой самец предупреждающе огрызался во время трапезы, если Тарзан оказывался рядом. Но подобное было в обычае у обезьян, так общались они все.
Тарзан, со своей стороны, чувствовал себя как дома среди этих свирепых и косматых предшественников первобытного человека. Он проворно отскакивал от угрожавших ему самок – потому что так было принято даже среди их мужей, если только на этих самцов не находил внезапный приступ животной страсти, – и, в свою очередь, так же рычал на зазнавшихся молодых самцов, обнажая свои клыки. Он до того легко вернулся к обычаям своей юности, словно никогда не общался с человеческими существами.
Бульшую часть недели он бродил по джунглям со своими новыми друзьями – отчасти из-за стремления к дружескому общению, а отчасти чтобы исполнить тщательно обдуманный план. Ему было важно, чтобы его образ неизгладимо запечатлелся в короткой памяти обезьян. Дело в том, что из прошлого опыта Тарзан знал, что племя этих мощных и страшных зверей, придя на его призыв, может сослужить ему хорошую службу.
Когда Тарзан убедился, что ему до некоторой степени удалось заставить новых соплеменников запомнить его черты, он решил снова идти на разведку. Однажды на утренней заре человек-обезьяна отправился на север и, держась берега, быстро продвигался вперед, пока не настала ночь.
Утром, на восходе, Тарзан увидел, что, когда он стоит лицом к морю, солнце поднимается справа от него, а не прямо перед ним, как раньше. Из этого он заключил, что береговая линия ушла к западу.
Весь следующий день Тарзан продвигался вперед очень быстро, потому что, когда было нужно, человек-обезьяна мог перелетать в лесу с одного дерева на другое с проворством белки.
Тем вечером солнце опустилось в воду прямо напротив берега, и тогда человек-обезьяна окончательно осознал то, о чем давно уже подозревал.
Роков высадил его на острове.
Ему бы следовало об этом догадаться! Если бы существовал какой-нибудь план сделать положение человека-обезьяны невыносимым, именно такой план и пришел бы в голову этому русскому! А что могло быть ужаснее, чем до самой смерти жить в тревожном ожидании на необитаемом острове?
Роков, конечно, сразу же уплыл на материк, где мог без особых хлопот передать малыша Джека в руки дикарей, чтобы те, как он угрожал в записке, стали для мальчика приемными родителями и воспитали его по-своему.
Тарзан содрогался при мысли о жестоких муках, которые непременно выпадут на долю сына при такой жизни, даже если тот окажется у людей, чьи намерения будут самыми добрыми по отношению к нему. Человек-обезьяна достаточно общался с африканскими дикарями, находящимися на нижней ступени развития, чтобы знать: даже в их среде встречаются такие добродетели, как милосердие и человечность. Но сама жизнь этих существ представляла собой череду страшных лишений, опасностей и страданий.
А после того, как дитя вырастет и возмужает, его будет ждать еще более кошмарная судьба. Обычаи, которым его обучат и которые составят часть его жизни, поистине ужасны. Их одних окажется достаточно, чтобы навсегда порвать связь с представителями его собственной расы и лишить молодого человека возможности занять среди них достойное место.
Каннибал! Его маленький мальчик превратится в свирепого людоеда! Это невозможно даже представить. Подпиленные зубы, продырявленный нос, безобразно раскрашенное лицо.
Тарзан застонал. Как бы он хотел ощутить под своими стальными пальцами глотку этого русского изверга!
А Джейн!
Какие муки сомнения, страха и неизвестности она должна испытывать. Он чувствовал, что его положение гораздо менее тягостно, чем ее, потому что он, по крайней мере, хотя бы знает, что его любимая находится дома и в безопасности, тогда как она даже не догадывается, куда подевались ее муж и ее сын.
Как хорошо, что Тарзан не подозревал о страшной правде: знай он ее, это усилило бы его страдания в сотни раз!
Когда человек-обезьяна медленно пробирался через джунгли, погрузившись в невеселые размышления, до его слуха донесся царапающий звук, природа которого была ему непонятна.
Тарзан осторожно двинулся в сторону этого звука и увидел огромную пантеру, лежащую под упавшим деревом.
Когда Тарзан приблизился, зверь, рыча, повернул голову в его сторону, пытаясь освободиться, но большой сук придавливал спину, а меньшие ветви сковали лапы, не давая ими пошевелить. Пантера не могла сдвинуться хотя бы на несколько дюймов.
Человек-обезьяна стоял перед беспомощным животным и уже натягивал тетиву, чтобы прикончить пантеру, которая все равно умерла бы от голода, но внезапная мысль остановила его руку.
Зачем лишать бедное создание жизни и свободы, когда можно легко вернуть ему и то и другое! Судя по тому, как пантера тщетно пыталась освободиться, Тарзан понял, что ее позвоночник не поврежден и все кости целы.
Он вернул стрелу в колчан и, надев лук на плечо, подошел ближе к попавшему в ловушку зверю.
Губы человека-обезьяны издали успокаивающее урчание, какое характерно для больших кошек, когда те всем довольны и счастливы. На языке Шиты это больше всего походило на проявление дружелюбия.
Пантера перестала рычать и внимательно посмотрела в глаза человеку.
Поднять с нее тяжелое дерево можно было, лишь очутившись в пределах досягаемости длинных острых когтей. Освободив пантеру, Тарзан оказался бы полностью во власти дикого хищника. Но герой джунглей не ведал, что такое страх.
Приняв решение, он действовал быстро.
Не колеблясь ни секунды, он шагнул в гущу ветвей совсем рядом с пантерой, по-прежнему издавая дружелюбное и успокаивающее урчание.
Большая кошка повернула голову к человеку и не сводила с него вопрошающего взгляда.
Длинные когти были выпущены, но скорее из предосторожности, чем в виде угрозы.
Тарзан подсунул широкое плечо под ствол дерева, и при этом его обнаженное бедро прижалось к шелковистой шерсти пантеры, так близко он от нее стоял.
Тарзан осторожно напряг бугристые мускулы.
Огромное дерево вместе со всеми его спутавшимися ветвями понемногу приподнялось над пантерой, и та, почувствовав, что давление ослабло, быстро выползла из-под него. Тарзан тут же опустил дерево на землю, и они с пантерой разом повернулись друг к другу.
Мрачная улыбка играла на губах человека-обезьяны, который, разумеется, рисковал жизнью, решив освободить дикую обитательницу джунглей. Он не удивился бы, если б пантера, получив свободу, тотчас набросилась бы на него.
Но ничего подобного не произошло. Вместо этого хищница остановилась в нескольких шагах от дерева и стала смотреть, как человек-обезьяна выбирается из-под переплетенных веток.
Освободившись, Тарзан оказался менее чем в трех шагах от пантеры.
Он мог бы поспешить укрыться на самых высоких ярусах росших поблизости деревьев, потому что Шита не может так же легко карабкаться по ним, как человек-обезьяна. Но что-то – возможно, дух некой бравады – побудило его подойти к зверю, словно он хотел узнать, не склонит ли ее чувство благодарности к еще большему дружелюбию.
Когда он приблизился, могучая кошка настороженно посторонилась, и человек-обезьяна, пройдя на расстоянии фута от челюстей, с которых капала слюна, продолжил свой путь через лес. Пантера последовала за ним, словно гончая, получившая команду «к ноге».
Долгое время Тарзан не мог разобрать, следует за ним хищница из дружеских чувств или просто держится поблизости, ожидая, когда почувствует голод. Но в конце концов ему пришлось поверить, что из двух его предположений верным оказалось первое.
Позднее, в тот же день, запах антилопы заставил Тарзана вскочить на ветви деревьев. Накинув аркан на шею животного, он позвал Шиту, используя урчание, подобное тому каким недавно успокаивал лесную дикарку, но только более громкое и резкое.
Урчание было похоже на звук, который издают пантеры, когда охотятся парами. Оно означало пойманную добычу.
Почти немедленно под ним раздался треск в кустах подлеска, и показалось длинное гибкое тело его необычной подруги.
Увидев убитую Бару и почуяв запах крови, пантера взвизгнула, и спустя несколько секунд оба хищника бок о бок лакомились нежным мясом антилопы. Это была странная пара.
В течение нескольких дней они бродили по джунглям вместе.
Поймавший добычу звал другого, и потому они питались часто и досыта.
