Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете
— Вас окружали лгуны. Место рождения?
— Мое — Гавана. — Она сделала паузу, — Моих предков — Мадрид.
«Вот как?.. Земляки... Это твои родичи стреляли нам в спину, а потом распинали на крестах... Впрочем, и здесь они занимались тем же самым. Родовая профессия...»
— Замужем?
— Вдова. С вашей помощью.
«Да, можно было и не спрашивать. Луис де ла Перес, жандармский генерал, садист, зверь «Ла Кабаньи», Сколько наших замучил он в тех склепах...»
— Прошлой ночью вас предупредили, чтобы вы не покидали своего дома. Но вы предпочли скрыться. Почему?
Мерильда снова глубоко затянулась. Он терпеливо ждал.
— Хорошенькое предупреждение! Этот хлыщ сразу стал меня лапать и тыкать в нос пистолет!
«Васкес? Вот как!.. Ну, милый...»
— Почему вы решили покинуть родину?
Она посмотрела на него с нескрываемым удивлением?
— Оставаться? Зачем? Что связывает меня с этим городом? Ни семьи, ни друзей, ни дома... — Она усмехнулась: — А завтра вы еще захотите послать меня на рубку сахарного тростника.
— Да, это будет ужасно. Скажите: хоть однажды за всю свою жизнь вы сделали что-нибудь полезное для людей?
— Как же! — повела рукой женщина. — Я постоянно давала работу моим портнихам. И пожалуйста, не читайте мне лекции по политэкономии.
«Конечно, вряд ли стоит рассказывать тебе о том, сколько людей должны были подыхать с голоду, чтобы ты могла давать работу портнихам».
— Я вообще не способна к учению — в колледжах у меня всегда были неуды, — продолжала она. — И я терпеть не могу политики. Политики вот так хватило моему мужу!
Мерильда провела ребром ладони по горлу.
«Что ж, если учение дается тебе так тяжко, не буду. Да и бесполезно. И почему уносишь ноги в Штаты, тоже не требует разъяснений: будешь обедать без карточек, по утрам принимать молочные ванны, а у нас не хватает молока детворе...»
— Кто из ваших родственников находится в Штатах?
— Уже никого... — Она спохватилась. — Ах, вспомнила: родной братец. Конрад.
«Почему она запнулась? Почему «никого»? Знает, что Ронка вылетел или отплыл сюда?.. Любопытно...»
— Давно вы не получали от него известий?
— Очень. Он ленив писать.
«Почему она отвечает так поспешно?»
— Говорит вам что-либо имя Бланка?
Мерильда насторожилась. Посмотрела на капитана. Отвела взгляд:
— Заурядное кубинское имя. — Сигарета сломалась в ее пальцах. — Не знаю! Не впутывайте меня! Я же сказала: политика — не моя сфера!
— К чему это вы — о политике? Я спрашиваю о вашей подруге сеньорите Бланке Гарсия де Сальгадо.
Она вымученно улыбнулась:
— Ах, о Бланке!.. Я не подумала... Конечно, Бланка — моя подруга детства.
Обрагон начал писать, в такт движению пера кивая головой. Чувствовал: женщина следит за ним. «Знает... Что-то знает...»
Он откинулся на стуле:
— Вот и отлично. Дело двинулось... Не просила ли ваша подруга детства передать что-либо брату?
— Неужели вас интересует лирика? Такие чувства, как любовь?
— Любовь и ненависть — родные сестры. А ненависть — как раз предмет нашего особого интереса.
Она загасила окурок в пепельнице:
— Бланка просила передать, что любит братца и ждет его.
— И только?
— Разве этого мало? — искренне удивилась она.
«Неужели действительно любовная история? Нелепо. Однако вполне может статься...»
— А когда и где ждет?
И по тому, как вздрогнула, напряглась женщина, он понял: попал!
— Хочу предупредить вас...
Мерильда вскочила. Сделала несколько шагов к нему:
— О, как вы все мне надоели! Капитан, выпустите меня в Штаты!
«Ага, не хватило выдержки!.. Не помог и апломб. Думает, что мы что-то знаем... Что же мы знаем?..» Требовались еще какие-то, столь же удачные намеки. Ища их, он начал тянуть:
— Полагаю, что до выяснения некоторых обстоятельств сеньоре придется задержаться... Отдохнуть на острове Пинос.
Она ненавидящими глазами посмотрела на него:
— Покойный муж возил меня туда, показывал... Очаровательное место! Вилла с видом на море, только рябит в глазах от решеток! — Женщина подступила к нему: — Надеюсь, настанет час, когда мы встретимся там с вами!
— Напрасные надежды.
Она подперла бока кулаками:
— Да, для вас Пиноса будет мало! Вас будут стрелять на улице, как бешеных собак!
Обрагон ударил кулаком по столу:
— Осторожнее, сеньора!
Как он ненавидел ее! Не меньше, чем она. «Такие ездили смотреть на казни республиканцев, как на спектакли».
Он перевел дыхание:
— Политика — не ваша сфера. Прочтите и распишитесь.
Он пододвинул к ней листки протокола. Мерильда взяла, начала читать вслух:
— «Протокол допроса...» — Подняла голову. — Звучит недурно. — Голос ее предательски дрогнул.
— Куда вы направлялись в столь поздний час?
Она все еще смотрела на листы:
— Бульвар Пасео — обычное место моих ночных прогулок.
— А если я подскажу вам адрес, по которому вы шли?
Она отложила в сторону протокол. Молча пожала плечами.
— А если я вам подскажу: ваша подруга детства только что вернулась из провинции Лас-Вильяс... — Он растягивал слова, нащупывая и чувствуя, как она цепенеет. — Вернулась и привезла...
— Нет! — выкрикнула она. — Не тяните из меня жилы!.. Если я скажу, что вам нужно, вы выпустите меня в Штаты?
— Содействие следствию подтвердит вашу невиновность.
Мерильда отошла к своему креслу, в угол комнаты. Села. Закурила. Обрагон увидел: она успокоилась. В чем он промахнулся?..
— Вы и без меня все знаете... — Она сделала затяжку. — Да, Бланка привезла с собой Конрада. И в эту минуту он находится у нее дома.
Феликс с огромным трудом удержал восклицание. Нагнул голову, закрыл глаза, чтобы подавить в себе желание вскочить.
Она же подумала, наверное, что это сообщение нисколько его не удивило:
— Видите, я сказала правду... Я свободна и могу уезжать в Штаты?
«Не может быть!.. Этого не может быть!.. Так просто...»
— А куда и зачем вы шли?
Мерильда поднялась, оправила кофту. Подошла к столу. Вынула из лифа записку:
— Вот, он сам написал. — Протянула листок капитану: — Пароль: «Аделанте», отзыв: «Фиалка». Я должна была передать — и получить устный или письменный ответ.
Обрагон взял записку, пробежал торопливо написанные строчки. «Текст зашифрован. Но почерк Маэстро. Адрес явки... Пароль... Да, кажется, правда».
За домом куранты пробили один раз. Звук медленно таял.
«Час ночи... Понадобился всего час, чтобы ты предала родного брата и подругу детства... Эх вы, герои!..» Эта женщина уже не вызывала у него ничего, кроме презрения. Он нажал кнопку звонка.
