Густав Эмар - Тунеядцы Нового Моста
— Вы этого хотите?
— Непременно, — подтвердил тот с поклоном.
Граф открыл лежавший перед ним на столе пакет с письмами и внимательно осмотрел надписи на каждом из них.
Только легкое движение бровей на минуту выдало его волнение, когда он нашел между ними письмо на имя графини.
— Вот, — сказал он, — письмо на имя особы, с которой вы, по всей вероятности, продолжаете видеться; прошу вас передать ей его при свидании.
И он протянул письмо пастору, взявшему его, не говоря ни слова.
Затем, дойдя до второго письма, граф с улыбкой спросил пастора:
— Все ли вы еще желаете, чтоб я его распечатал?
— Больше, чем когда-нибудь.
— Ну, так исполним ваше желание!
Он распечатал письмо и стал читать его про себя.
В комнате воцарилось такое молчание, что слышно было, как пролетит муха.
Все взгляды с боязливым вниманием устремились на бледное лицо графа.
Через несколько минут он поднял голову.
— Милостивый государь, — сказал он пастора, спокойно стоявшего перед ним, — все ли верно, что здесь написано?
— Я не знаю содержание письма, но если оно подтверждает вам уже раз сказанное мною, то есть что все мои помыслы обращены к нашей религии, то, без сомнения, оно говорит правду.
— Послушайте, друзья мои, — обратился Оливье к окружавшим его дворянам, — вот что пишет маркиз де Фава его преподобию отцу Грендоржу. Письмо коротко, но содержание его имеет для нас большое значение.
— Читайте, читайте, мы вас слушаем! — вскричали протестанты, вставая с мест.
Граф стал читать.
Мы не будем распространяться о заключавшихся в письме подробностях, но скажем только, что оно показывало, с какой преданностью и каким самоотвержением служил отец Грендорж святому делу протестантской религии и сколько помощи оказал ей в это бедственное для нее время.
Когда граф кончил, все вельможи окружили священника, осыпая его самыми горячими приветствиями.
— Так как это происшествие кончилось благополучно, — сказал капитан Ватан, когда снова установилась тишина, — неплохо было бы нам возвратиться к прерванному разговору.
— Граф де Мовер наш начальник, — заявил барон де Сент-Ромм, — и ему одному принадлежит право начертать план наших действий.
— Только не теперь, господа, — отвечал граф, — вы сами слышали из письма маркиза де Фава, что Беарн, Наварра и другие провинции, принадлежавшие к владениям покойного короля Генриха Четвертого и крайне возмущенные несправедливой политикой герцога де Люиня, восстали, решив употребить все силы, чтоб не подчиниться требованиям Людовика Тринадцатого и сохранить свои привилегии. Повсюду восстают наши братья, жертвуя имуществом и вассалами для поддержания своих прав, которых так несправедливо не хотят признавать за ними. В Париже некоторые из наших пасторов с отцом Грендоржем собрали весьма значительные суммы и отослали их в Ла-Рошель.
— Да, — подтвердил граф д'Орваль, — все это мы теперь знаем, но не понимаем только, каким образом ведется война.
— Действительно, — прибавил барон де Круасси, — последние новости, полученные нами, говорили о разногласиях между нашими начальниками; герцог де Роган находил между прочим, что не настала еще минута для решительного восстания, и хотел идти наперекор общему собранию в Ла-Рошель.
— Тем более, — вновь вступил в разговор граф д'Орваль, — что король располагает теперь значительными силами, и раз мы уже были застигнуты врасплох.
— Все это совершенно верно, господа, — заметил граф дю Люк, — герцог де Роган действительно всеми силами старался воспрепятствовать войне: он боялся, что все наши усилия будут тщетны вследствие несогласий, возникших между начальниками протестантов. Но герцог тем не менее всей душой предан нашей религии и всегда поступает согласно с общим желанием. Чтоб защищать наше дело, он вступил в борьбу, не слушая выгодных предложений герцога де Люиня. Прежде все города отворяли свои ворота войскам коннетабля, теперь уже далеко не то, господа; лев проснулся, и королевские войска со страхом остановились перед ним. Герцог де Роган, оставив в Кастре свою супругу, уехал в Ла-Рошель, в то время как брат его заперся в Сен-Жан-д'Анжели, решившись защищаться до последней крайности.
Это сообщение было прервано криками восторга.
— Это еще не все, господа, — произнес Оливье. — Герцог де Роган уведомил меня о своем намерении снабдить гарнизон Монтобана; он желает его и Ла-Рошель сделать главным средоточием нашей религии.
— А мы, а мы! — вскричали с жаром дворяне, энтузиазм которых был возбужден в высшей степени.
— Терпение, господа! — отвечал, улыбаясь, граф. — Герцог де Роган не забывает вас; но как ни велико его желание иметь вас подле себя, он просит еще немного потерпеть. Герцог наш начальник, и все мы клялись ему в повиновении. Не беспокойтесь, господа, он скоро обещал прислать сюда своего молочного брата господина де Лектура; это послужит нам сигналом к отъезду. Трое из вас, господа, получили приказание сегодня же оставить Париж и в самом скором времени отправиться в Кастр, к герцогине де Роган. Для этой поездки назначены: де Молоз, де Бойе и де Бофор.
— А, слава Богу! Вот приятное известие! — весело воскликнул де Бофор.
— Злодей радуется, что уезжает от нас! — проговорил, смеясь, барон де Круасси.
Все окружили выбранных дворян, поздравили их и затем собрались расходиться по домам.
Только что они хотели отворить двери, как услышали голос Бонкорбо, громко запевшего одну из старых песен Клемана Маро27.
— Тише, господа! — поспешно призвал к осторожности Оливье. — Нас предупреждают об угрожающей опасности.
— О, — смеясь, отозвался де Молоз, — теперь не время ловить нас, как мышей в мышеловку!
— Но откуда же нам выйти? — спросил барон де Круасси.
— Я заранее обезопасил вас в этом отношении; торопитесь, нельзя терять ни минуты!
— Но как же выйти? — забеспокоились дворяне.
— Очень просто, господа, вот через это окно. Против него есть сарай, в глубине которого вы увидите дверь, выходящую в поле: идите же, счастливого пути! Вас, господин пастор, прошу остаться со мной, так как вам не угрожает никакая опасность.
— Вы не пойдете с нами, граф де Мовер? — осведомился д'Орваль.
— Нет, я остаюсь.
— В таком случае до скорого свидания.
Окно было отворено, и протестанты выскочили из него один за другим.
Капитан затворил окно, мигом снял со стола сукно, чернила и перья и все это спрятал в шкаф; затем в умышленном беспорядке поставил пирог, холодное жаркое и разные другие блюда.
Благодаря ловкости капитана всякий бы подумал, что трое людей, находившихся в комнате, не могли все это время заниматься ничем другим, кроме вкусного завтрака.
