Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара

– Ничего не изменилось. Будто и не было этих десяти лет, – вздохнул Николай Андреевич Быстров.

В ожидании заказа все с любопытством озирались по сторонам. Изумляло это легкомысленное, даже ироничное отношение мексиканцев к смерти, которое непостижимо для европейцев и вызывает у них чувство благоговейной жути, граничащей с завистью.

В Мериду въехали еще засветло. Столица штата Юкатан встречала пробкой на узких, оживленных улочках. Недалеко от центра удалось устроиться в отеле «Майяб» с парковкой в уютном внутреннем дворике и декоративным бассейном.

Центр города кричал каждым зданием о времени своей постройки. В архитектуре преобладали XVI и XIX века и запросто уживались с сутолокой людей века XXI. Правда, эти старинные дома давно нуждались в ремонте и свежей краске. Однако центральная площадь – Площадь Независимости, – очевидно, пользовалась большим уважением местной власти и дышала свежестью и чистотой. Посреди сквера с постриженными деревьями не возвышалась традиционная беседка, не бил фонтан, а на длинном шесте развевался национальный флаг.

Местный муниципалитет обитал в изысканном, почти лубочном доме темно-розового цвета с кремовой двухъярусной аркадой, утонченной балюстрадой второго этажа, где вздымавшаяся волнами кровля была увенчана изящной башней с часами. Более строго смотрелось светло-зеленое здание администрации, скорее всего, XIX века. Самое старинное сооружение, построенный в XVI веке, дом первого испанского губернатора Юкатана Франсиско де Монтехо, потрясало своим ренессансным фасадом, но сильно нуждалось в обновлении.

Главный собор сокало претендовал на роль самого старого католического собора чуть ли не во всей Мексике и относился ко второй половине XVI века. Заходящее солнце как будто разделило четко поровну человеческую и божественную сферы влияния. Извилистая тень утяжелила нижнюю часть фасада с его тремя порталами, подчеркивая приземленную людскую суету. Ярко и торжественно горело заходящее Светило на стремящейся к небесам верхней части собора, с гербом посередине и высокими башнями по сторонам, высвечивая возвышенность Божьего промысла.

Возле собора и состоялось знакомство с Николаем Андреевичем Быстровым. Русоволосый, с небольшой светлой растительностью на лице и открытым, всепроникающим взглядом умных серых глаз. Моложавый и подтянутый для второй половины своего пятого десятка. И после обязательного представления друг другу археолог привел всю компанию в ресторан, где когда-то простился с Игорем Ветровым.

– Здесь я с ним и расстался, – с грустью признал Быстров. – И больше уже никогда его не видел.

– Зачем же вы привели нас сюда? Здесь у вас такие печальные воспоминания, – ахнула Томина.

– Потому и привел. Полагаю, что сама обстановка позволит восстановить в памяти недостающие детали.

Танеев понимающе кивнул и предложил:

– Николай Андреевич, тогда давайте попробуем начать с самого начала. Конечно, мы вроде много уже знаем, поэтому, если не возражаете, будем уточнять то, что не очень понятно.

– Согласен. Таким образом, мы опять ведем расследование, а не только ищем артефакт?

– Разве одно с другим не связано? – возмутился Беловежский.

– Для меня неразрывно связано, молодой человек, как ни для кого другого, – горячо поддержал Сашу Быстров. – Так что начнем.

– Скажите, почему ваш друг вез этот ценный предмет через всю Мексику с собой? Я никак не могу взять этого в толк, – спросил Александр.

– Я тоже задавал ему этот вопрос, – с готовностью отвечал археолог. – Сеньор Буеналус предлагал ему отправить сосуд из Москвы по Fedex, но в нашей стране такие услуги тогда еще не очень надежно функционировали. И Игорь решил отправить артефакт в Кампече уже из Мехико.

– И что же? – не стерпела Марина.

– Да, что же помешало? – подхватил Танеев.

Все представили себе то самое «сослагательное наклонение», которого не бывает у истории, а точнее, у прошлого: «если бы»! «Если бы Ветров отправил». И вслух ужаснулись. Он мог остаться в живых. А сосуд красовался бы сейчас в его коллекции в Москве.

– Нет, – возразил Быстров этим бессмысленным раздумьям, – Игорь собирался вручить сосуд мексиканцам, так что, вероятно, он красовался бы в музее где-нибудь в Кампече. Но зачем об этом? – Он вздохнул. – Помешало ему, как вы правильно заметили, то, что его номер в отеле обыскали. Он тогда понял, что никаким службам, даже самым надежным, не доверит свою драгоценность и будет охранять ее сам, будет носить с собой, на себе…

– Сосуд вроде небольшой, – рассуждал Саша.

– Нет. Узкая кружка без ручек… примерно двенадцать сантиметров высотой и восемь сантиметров в диаметре. Хотя я ни разу не держал его в руках. Это со слов Игоря.

– Значит, по Fedex он сосуд не отправил? – как бы размышляя, Танеев вернул разговор в прежнее русло.

– Не совсем так. Он решил ввести в заблуждение возможных охотников за предметом. По Fedex он отослал пустой ящик…

– А Буеналусу сообщил об этом? – встрепенулся Беловежский.

– Тот сам позвонил Игорю сразу, как только получил пустую посылку. Игорь признался ему, что его насторожил обыск в отеле…

– И тот спокойно воспринял, что Ветров везет сосуд с собой? – удивился Саша.

– Думаю, он, безусловно, волновался, потому что предложил Игорю сопровождение. Но мой друг отшутился, что его надежно охраняют.

– Скажите, Леонардо Гарсия знал о сосуде, когда сопровождал вашего друга по Мексике? – Марина воспользовалась удачной возможностью задать давно тревоживший ее вопрос.

– Нет.

– Это со слов самого Гарсии? – спросил Танеев с легкой усмешкой.

– Нет, это со слов самого Ветрова, – немного резко отреагировал Николай Андреевич. – Он сказал, что не пожелал обременять своего спутника долей ответственности за судьбу сосуда. Леонардо Гарсия мой старый друг, и он вне подозрений!

– Да он чудесный! – вскричала Марина. – Мы в нем нисколько не сомневаемся.

Археолог невольно улыбнулся горячей непосредственности девушки.

– Гарсии известно о вашем приезде? – полюбопытствовал Беловежский.

– Да, я разговаривал с ним по телефону.

– Вы сказали ему, зачем вы здесь?

Николаю Андреевичу в какой-то момент показалось, что разговор напоминает допрос. Но он не сердился на этих людей, которые уже давно размышляли над тем, что многие годы волновало его самого. И их настойчивые, не всегда тактично сформулированные вопросы говорили лишь об их неравнодушии и стремлении докопаться до истины. Он благодарно посмотрел Александру прямо в глаза и спокойно ответил:

– Нет, Саша, пока нет. Я должен был сначала обсудить это с вами.

– Вы говорили о том, что Буеналус предлагал ему помощь, – напомнил Андрей Михайлович. – Знал ли директор лаборатории, что Ветров неоднократно страдал от преследователей в пути?

– Насколько я понимаю, Ветров никого не тревожил своими приключениями. Он собирался уже на месте объяснить Буеналусу, что вынужден был спрятать сосуд.

– Но ведь потом оказалось, что Ветров все же сообщил директору о спрятанном сосуде? – вставил Беловежский.

– Да, это выяснил Максим Гуров, когда приезжал в Мексику по моей просьбе, – признал Быстров. – Хотя почему Игоряша передумал, теперь мы уже не узнаем. Может, его убедил его новый сопровождающий?

– Льоса? – выпалила Марина.

– А вы и про него знаете?

– Может так статься, что мы с ним и лично знакомы, – загадочно пробормотал Беловежский.

– Так! Пора и вам ввести меня в курс дела, – с легкой укоризной усмехнулся Николай Андреевич.

Разговор был настолько животрепещущим и настолько поглотил все внимание и эмоции его участников, что поглощение вкусных блюд, которыми славился ресторан, отошло на второй план. Это несколько озадачило официанта: он то и дело справлялся, все ли их устраивает, все ли вкусно, все ли в порядке. Наконец он появился с ружьями, и Быстров расхохотался:

– А-а… это у них традиционный аттракцион! Идите, молодежь, развлекитесь! Все равно не отстанут. Тем более это даром, в счет их бешеных цен.