KnigaRead.com/

Геннадий Гусаченко - Жизнь-река

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Геннадий Гусаченко, "Жизнь-река" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

В морозной предрассветной дымке, постукивая нога об ногу, прыгал я на трамвайной остановке, коченея в куцем пальтишке и безуспешно пытаясь влезть в переполненный транспорт. Платить за проезд не помышлял. Цеплялся сзади за лесенку, ведущую на крышу трамвая, и, стоя на бампере, висел на ней. Такой вид передвижения назывался «ехать на колбасе». От площади Станиславского, вниз под гору, к Оби, к вышеупомянутому переходному мосту.

В тесных, но жарко натопленных аудиториях техникума было светло и уютно. Всем, кроме, наверно, меня одного. Такого стыда и позора натерпелся там — жуть! В этом учебном заведении машиностроения с приставкой «сельхоз» оказалось столько математики и физики, что я сдулся уже на первых лекциях. Теоретическая механика, технология металлов, сопротивление материалов и другие предметы высшей математики дали понять, что мне здесь делать нечего. Ошибся адресом. Не по Сеньке шапка.

Преподавательница в золотых очках и с золотыми зубами писала на доске непостижимые для моего ума интегральные исчисления, выражения, уравнения и, как нарочно, вызывала меня к ней. Я стоял перед насмешливыми лицами однокурсников своей группы. Некоторую часть в ней составляли прехорошенькие студенточки. Сгорая от стыда, я потел, краснел, выглядел в их глазах посмешищем и тупицей с понуро опущенной головой. Каждый такой выход к доске заканчивался неизменной двойкой в журнале. Поигрывая янтарным кулоном на золотой цепочке, преподавательница улыбчиво говорила:

— Ставлю вам ещё одну двоечку. Каждой твари по паре. Как в Ноевом ковчеге. Ловко вы провели меня на вступительных экзаменах! Надеялись, что и здесь вам номер пройдёт?

Ей, видимо, доставляло огромное удовольствие выставлять перед всей аудиторией затрапезного вида юношу. В неглаженных — по причине отсутствия в общежитии утюга, брюках. В стоптанных на хлебоуборке башмаках. В вельветке с вырванными из карманов «молниями». Зная, что деревенский парнишка не решит и простейшего примера из алгебры, она требовала от него решения сложной задачи с интегралами! Ну, не садистка ли?!

Под язвительные насмешки я проходил на своё место, прятался за спину впереди сидящего. Краска постепенно отливала от лица, прикрытого ладонями. И если бы преподавательница приложила ухо к ним, она услышала бы шипящий сквозь зубы шёпот:

— Да пошла ты… со своими интегралами! Видал я тебя в гробу в белых тапочках! Тоже мне, Софья Ковалевская выискалась. И ещё эти ехидные уроды! Подумаешь — Евклиды, Эйлеры, Пифагоры! Лобачевские задолбанные! Да положил я на вас с прибором! Забил я болт на ваш занюханный техникум! Что это, мореходная школа? Эка невидаль — мастеришкой зачуханным на заводе всю жизнь мантулить! От гудка до гудка за колючей проволокой, как в зоне. А дальние страны? Где Сингапур, пальмы, бананы, обезьяны? Где синее море с белым парусом вдали? Всю жизнь штамповать шайбы, гильзы и всякую хрень? Нет уж, увольте. Не для тупых это заумное дело. Пусть им одарённые математики занимаются.

Такие мысли одолевали меня, пока я, в ожидании звонка на перерыв, понуро сидел, вжав голову в плечи.

После занятий, доехав на «колбасе» до общежития, мы ужинали. Мы — семеро вчерашних десятиклассников из разных уголков Советского Союза. Володя Парфёнов из Долинска на Сахалине. Володя Шкаранда из Красноярска. Лёша Ишутченко с Алтая. Саша Геращенко с Урала. Коля Ивакин и Лёва Смирнов из Воронежа. И я.

В небольшой комнате с одним столом и узким проходом между вплотную сдвинутыми койками скучать не приходилось. Нынешней молодёжи трудно представить себе жизнь без компьютеров, видеоплейеров, сотовых телефонов, цифровых фото и видеокамер, без музыкальных центров, ноутбуков, домашних кинотеатров. Мы таких вещей не только не имели — предположить не могли в будущем их существования. Не знали, что такое наркотики, казино и другая дурь, которой страдает нынешняя молодёжь.

По вечерам, всей компанией дружно шли в секцию классической борьбы, в струнный оркестр, на каток или на стадион.

Ещё развлекались, подшучивая друг над другом. Сейчас это называется «прикалываться». Просыпаешься утром и угораешь со смеху над спящим товарищем, которому кто–то подрисовал тушью усы. Тот открывает глаза и начинает хохотать надо мной. Смотрю на себя в зеркало — и у меня усы! Вовка Парфёнов так крепко спал, что хоть из пушки стреляй — не проснётся. Ишутченко и Шкаранда не преминули этим воспользоваться. Стянули трусы с Вовки, выкрасили чернилами его хозяйство. Трясясь, как в лихорадке от душащего их смеха, прикрыли Вовку одеялом. Любитель поспать, помеченный столь неординарным способом, встал раньше всех. Сделал физзарядку, почистил зубы, сбегал к титану с чайником за кипятком. Всё как обычно. Никаких эмоций. Мы даже испытали разочарование от ночной проделки: со скуки умереть можно. Вовка, однако, парень не простак. Обнаружил свои гениталии покрашенными, но виду не подал. Через несколько дней подсунул свои запашистые башмаки дружкам под их простыни. Проснулись шкодники, обнаружили в своих постелях грязную обувку и, не раздумывая запустили ими в предполагаемых заподлянщиков.

Что потом было! В таких случаях самое надёжное — зарыться под одеяло, накрыть голову подушкой и не высовываться. Ботинки начинают летать в самых непредсказуемых направлениях и, того гляди, угодят по башке.

В другой раз мы тихо вынесли всё того же засоню Парфёнова вместе с железной кроватью из комнаты. Спустили со второго этажа на первый и оставили досыпать сном младенца в женском туалете. Причём, когда тащили вниз по лестнице, не удержали, кровать наклонили, и Парфёнов съехал по ней до половины. Ноги Вовки просунулись между прутьями железной спинки, но это не мешало ему дрыхнуть, причмокивая губами. Утром девицы подняли вой и визг в туалете. Парфёнов продрал глаза, вскочил, не сразу сообразив, где он. Поняв, что над ним прибалдели, завернулся в одеяло, как в тогу, и бегом на второй этаж, в свою комнату.

Ещё был забавный случай с парнем из Якутии. Имя у него было — без бутылки не выговоришь! А тем более, не запомнишь. Что–то типа Ы–ы–кыныльтынги.

— Давай, — говорим ему, — назовём тебя другим именем. Ванькой, например, или Васькой.

— Не-е, — отвечает. — Моя не люби Ванькой. И Васькой тоже моя не хоти. Моя надо шибко красиво называй.

— Писуар, — подсказал хохмач Шкаранда. — Звучит?

— Пи–су–а-ар, — нараспев повторил посланец алмазной республики. — Моя шибко нравится.

Так он стал Писуаром. Скоро узнал, что означает сие, да поздно: прилипло прозвище банным листом.

То был год хрущёвского дурогонства — претворения в жизнь программы построения коммунизма. Во всех столовых сделали хлеб бесплатным. Официантки, повара, буфетчицы еле успевали наполнять нарезанным хлебом вазы, тарелки и выставлять их на обеденные столы. Мы всей компанией покупали по два–три стакана чая и усаживались завтракать. Ели вдосталь хлеб и запивали сладкой водой, подкрашенной пережжённой морковью. Такими были и обед, и ужин. Каждый день.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*