Иван Руж - Таинственное похищение
— Извини, но я целых четыре часа шел пешком и здорово проголодался, а сейчас уже девять. — Подняв руку, геолог показал председателю сельсовета на свои часы и добавил: — Нет ли здесь какой-нибудь корчмы? У меня есть еда, но лучше пусть на потом останется. А покуда буду есть, расскажу, что успею… О Советском Союзе без конца можно рассказывать, да только где взять время… Найдешь мне проводника и мула?
Председатель, сельсовета вскочил и сказал с досадой:
— Как же это я сразу не догадался, что ты есть хочешь? Корчма напротив. Пошли. Там и расскажешь. Пусть другие тоже послушают.
Они вышли и спустились по скрипучей лестнице. Перед синим домом с полустершейся вывеской председатель сельсовета остановился и взялся за ручку двери.
— Опять его черти где-то носят! — заметил он и в сердцах нажал дверь. Она задрожала, но не поддалась. — Заперся, подлец. Как увидит, что иду к нему с незнакомым человеком, сразу запирается. Саботирует. Если хочешь знать мое мнение, то все эти лавки давно пора советам передать.
— И это будет, частников не оставят.
— Что же теперь делать? Дома у меня ничего нет. Ну да ладно, пойдем, я тебе молока согрею.
— Я ж тебе говорил, есть у меня с собой еда. Ты мне только проводника найди. Завтра пораньше хочу тронуться в путь. Так что к рассвету пусть будет здесь.
— Это-то я сделаю. Только жаль, не вышло с ужином. Я ему, этому типу, покажу, кто я такой! Послушай, а ты на обратном пути не погостишь у нас хоть денек? Очень уж мне хочется послушать о Советском Союзе.
Умоляющий голос, никак не вязавшийся с суровым обликом его обладателя, заставил геолога поспешно согласиться:
— Обязательно, если буду возвращаться этой дорогой.
— Этой и вернешься. Проводника я тебе сейчас найду. Пришлю одного парнишку, у него и мул есть. Он скот в горах пас и всю местность, как свои пять пальцев, знает. Лучше его не найти. Он тебя и обратно сюда приведет.
Бросив еще раз недовольный взгляд на закрытую корчму, председатель сельсовета отправился за проводником. Вскоре его высокая фигура растаяла в темноте. Немного погодя затих и шум удаляющихся шагов. Геолог вернулся в отведенную ему комнату. И только тогда в крайнем неосвещенном окне корчмы мелькнула чья-то голова. К стеклу, расплющив нос, прижалось лицо, бегающие глаза зашныряли по площади. Затем оно скрылось во мраке помещения.
Ни председатель сельсовета, ни геолог не заметили, что пока они безуспешно стучали в дверь корчмы и разговаривали на площади, из окна за ними подглядывал человек. И если бы председатель сельсовета вгляделся, он непременно узнал бы в нем хозяина корчмы, богатея Кыню Маринова, с которым у него были старые счеты. Но новый председатель не знал до конца всех повадок этого проныры, совсем недавно бывшего в селе самой важной персоной.
Увидев, что по новой дороге к селу спускается нездешний человек, корчмарь сказал своим немногочисленным посетителям, что у него есть срочное дело, выпроводил их, заперся на ключ, толкнул дверь, чтобы удостовериться, что она заперта, потом покрутился беспокойно за стойкой, посмотрел еще раз на шоссе, где на фоне скал четко вырисовывалась в свете заходящего солнца фигура незнакомца, шмыгнул в заднюю комнату, затаился за окном и принялся следить за неожиданным гостем. Тот сначала скрылся за первыми домами, затем снова показался на улице, ведущей к площади. Кыню прошиб пот, когда он услышал, что незнакомец спрашивает председателя сельсовета.
С недавних пор бывший сельский туз, содержатель корчмы, бакалейной и мануфактурной лавок, совладелец лесопильни, комиссионер и лесоторговец, ростовщик и хозяин огромного лесного участка все чаще испытывал безотчетный страх. Просыпаясь среди ночи, он беспокойно ворочался в кровати. Стоило показаться в селе незнакомому человеку, как он терял покой и не спускал с него глаз; вид же милиционеров, которые изредка наезжали в их край, угнетал Кыню до крайности.
— Влип, теперь не выпутаюсь, — вздыхал он, когда возле него никого не было, наливал себе большую рюмку водки и опрокидывал ее в рот. Голова сельского кулака постоянно горела, словно ему в черепную коробку насыпали горячих углей.
Осторожно выглядывая из своего укрытия, он внимательно рассмотрел молодого человека с рюкзаком, стараясь ничего не упустить.
«Кто бы это мог быть? Уж не по торговой ли части?.. Пожалуй, нет… Может, из кооперативного союза? Нет, те не ходят с рюкзаками и молотками… И зачем ему этот молоток?.. Может, плотник или каменщик? Не похож вроде… А может, из партии, или Отечественного фронта? Ну да, станут они за спиной рюкзаки таскать!.. И сумку через плечо повесил… Нет, не простой человек… Тут что-то есть…»
Он терялся в догадках и то и дело прикладывал ладонь к горячему лбу.
«Был бы обыкновенным приезжим, небось, сразу бы в корчму завернул, а этот сначала в сельсовет заявился», — продолжал лихорадочно думать корчмарь, не спуская глаз с геолога. А когда тот расспрашивал женщину с коровой, Кыню бессильно опустился на пол. Колени сами собой подогнулись. Он облизнул губы, ему захотелось подойти к стойке и налить себе водки, но он не посмел из боязни, что его могут заметить.
— Эх, и надо же мне было в это дело ввязываться! — со вздохом сказал он, обвел страдальческим взглядом пустое помещение и опять уставился на площадь. — Возвращаются вместе с председателем. В сельсовет идут. Свет зажгли в комнате для приезжих. Стало быть, приезжий. Может, турист? Нет, туристы гуртом ходят. А молоток к чему? — бормотал он.
Увидев, что те двое спускаются вниз и направляются к корчме, он совсем перестал дышать.
— Скоро все откроется, все откроется, — беззвучно шевелил пересохшими губами Кыню. Эх, водочки бы сейчас! И как это он не догадался сунуть в карман бутылку, когда проходил мимо стойки? Лицо его побагровело, словно в него плеснули кипятком. Ползком, едва дыша, он добрался до входной двери и привалился к ней всем телом. А когда председатель сельсовета задергал ручку, Кыню показалось, что на голову ему обрушивается потолок, но он не смог сдвинуться с места, а только подпирал дверь изо всех сил… Сообразив через некоторое время, что они отошли, он снова ползком добрался до окна и выглянул на улицу. Слава богу, уходят! Председатель размахивает руками, говорит про какого-то проводника, мула, упоминает Советский Союз… Кыню не понял толком, о чем шла речь, и снова пригнулся. Страну эту он ненавидел, ненавидел даже эти два слова — Советский Союз. Он снова выглянул. Председатель уже ушел. Незнакомец поднимался по лестнице в сельсовет. В окне комнаты для приезжих зажегся свет.
«Перепугался я сдуру, — принялся ругать себя Кыню. — Наверное, какой-нибудь приезжий, а председателя искал, чтобы устроиться на ночлег».
