Владимир Дудченко - Канал
— Экономит на всем… Позорище. Хоть бы какая польза была от него, так нет — одни нравоучения. — Белоглазов встал с продавленного кресла и подошел к окну, закрытому ставнями-жалюзи. — Не скучай, Александр. Скоро здесь народ соберется, будет повеселее…
— В город-то можно смотаться? А, Вячеслав Васильевич?
— Одному не стоит. Правила поведения советских граждан… Сам знаешь. Вот переводяги подъедут, смотаешься с ними. Только я тебя умоляю — никаких кабаков. На волоске же висел. Чуть что, вышлют в Союз. Как пить дать. Помнишь, что выдал Катушкин про врага номер два?
— Еще не забыл.
— Повезло тебе, что он отца твоего вспомнил. Ладно, бывай. — Он посмотрел на свои наручные часы. — Пора мне. Удачи тебе там, на канале… Ага, вот и народ подходит. — Белоглазов повернулся на звук открываемой двери.
Третья полевая армия занимала оборону на огромном пространстве от Большого Горького озера до Красного моря. Это все, что знал Полещук относительно будущего места службы. Эх, надо было у Белоглазова уточнить, где находится эта 9-я отдельная пехотная бригада, — подумал он, — не иначе „у черта на куличках“. Все лучше, чем в ТуркВО — все-таки заграница…
И Полещук вспомнил свое двухмесячное пребывание в учебном центре ПВО в городе Мары: ослепительное солнце, грязные арыки, мутный Мургаб, ненавидящие взгляды пожилых туркмен в лохматых бараньих папахах, лагман и вкуснейшего жареного на углях толстолобика… Почему-то именно это запомнилось Полещуку больше всего, а не изнурительная переводческая работа в учебных классах и на раскаленных солнцем пусковых установках. Вот привязалась Туркмения, чтоб ей пусто было, — подвел он итог своим размышлениям, — надо сходить перекусить. Там, на пятачке, кажется, куфту [арабское блюдо типа люля-кебаб — прим. авт. ] готовят. Это вам не люля в ресторане „Арагви“… Интересно, пиво там продают? Полещук взял с журнального столика ключ от квартиры и направился к лифту…
— Полещук! Щука! — услышал Полещук знакомый голос Сереги Лякина, дружка-однокурсника, и едва узнал его, облаченного в египетскую полевую форму, местами темную от пота. Только серо-голубые глаза да пшеничные усы на загорелом лице с шелушащимся от солнечного ожога носом выдавали его неарабское происхождение.
— Щука, твою мать, ты чего, уже своих не узнаешь? — сказал Лякин, подходя к столику, за которым Полещук приканчивал куфту, запивая ее „Стеллой“. — Ору, ору, а он — ноль внимания. — Друзья обнялись.
— Давно здесь? В смысле в Египте. — Лякин пододвинул стул, снял пропотевшее офицерское кепи цвета хаки, присел рядом и вытащил из нагрудного кармана белую пачку „Клеопатры“.
— Меньше недели.
— Эй, Мухаммад! — Лякин повертел головой в поисках араба. — Тот, выскочив из своего закутка, уже торопился к столику. — Неси еще пару бира [пиво — араб. ] и куфту! Фавран! — мигом! — Араб кивнул головой: „Хадыр, эфендем!“ [„Слушаюсь, господин!“ — егип. ] и бросился выполнять заказ. Серега зажег сигарету. — Ты чего, еще не перешел на местное курево? — Удивленно спросил он, увидев, что Полещук закуривает „БТ“. — На, кури! „Клеопатра“ вкуснее.
— Успею еще. Надо „болгарию“ закончить. Где служишь-то, Серега?
— В 19-й танковой, переводчик дивизионного советника. Вторая полевая армия.
— Далеко от Каира?
— Сто километров к каналу, севернее Исмаилии. Ага, вот и „Стеллу“ несут. — Лякин взял мокрую бутылку пива из рук Мухаммада и наполнил стакан. — Подставляй посуду, Саня, плесну холодненького. Ты мне скажи, чего тормознулся в Союзе? Все наши давно уже здесь.
— Матушка внезапно приболела, пришлось задержаться. Давай за встречу! — Полещук поднял свой стакан с пивом и чокнулся с Лякиным.
— Это несерьезно, Щука! — Лякин залпом осушил свой стакан и вытер рукой усы. — Ну, да ладно. Сегодня среда, повременим. А завтра наши подгребут после обеда, отметим, как положено. Водяру-то еще не всю оприходовал?
— Пока нет. — Полещук затянулся сигаретой и посмотрел на приближавшегося к столику араба с дымящейся куфтой на шампуре. — Вон, куфту тебе несет… А я, Сережа, чуть обратно в Союз не вылетел… — К соседнему столику подошли два молодых египтянина и Мухаммад направился к ним.
— Да, ты что? Не свисти, Полещук! — Лякин оторвался от своей куфты и плеснул в стакан пива. — Давай, рассказывай.
И Полещук откровенно поведал другу-однокурснику о стычке с генералом Верясовым и о том, что вместо Каира его решением главного советника направили в пехотный батальон на Суэцкий канал. Лякин слушал рассказ Полещука и усмехался в пшеничные усы.
— Чего здесь смешного, Серега? — не выдержал Полещук. — Я же мог так загреметь под фанфары!
— Да, потерял ты, Щука, бдительность. Это ж надо быть таким, извини, придурком, чтобы не разглядеть в этом борове генерала. Точнее, генеральского замполита… А по большому счету тебе повезло. И нех…й расстраиваться.
— С чего ты взял, что я расстраиваюсь? — Полещук допил пиво и вытащил из мятой Серегиной пачки сигарету с голубым фильтром. — Кстати, ты не в курсе, где эта девятая бригада находится?
— Погоди. — Лякин задумался. — Третья полевая армия, говоришь?
— Ага. Третья.
— Номер дивизии не знаешь?
— Нет.
— Тогда точно не знаю. Кажется, где-то в районе Суэца… А может, и нет. Вот бойцы наши подъедут, кто-нибудь точно знает. Тебя в каком доме поселили?
— Вот в этом. Насер-сити-3.
— Значит, соседи. Я тоже в нем обитаю, — Лякин поднялся со стула. — Пошли, Саня! Я грязный и потный, как собака, под душ хочу, умираю.
— Серый, собаки не потеют…
„Айс кри-и-м!“, протяжно кричал разносчик мороженого; парнишка-зеленщик нагружал овощами корзинку, спущенную на веревке с балкона третьего этажа; стайка чумазых ребятишек окружила тележку торговца жареными орешками и печеным сладким картофелем-бататом. Водитель такси, остановив машину возле киоска с прохладительными напитками и сигаретами, утолял жажду маленькой фигурной бутылочкой „Кока-Колы“, с интересом наблюдая за дерущимися воронами. Откуда-то доносилась рекламная песенка стирального порошка „Рабсо“. Жизнь идет своим чередом, — подумал Полещук, — даже в такую жару…
Вечером, когда жара немного спала, Полещук и Лякин взяли такси и поехали в Гелиополис. По улицам, отдыхая от постепенно уходящего зноя, фланировала разношерстная египетская публика. На одной из красивых улочек — Султана Селима, недалеко от кинотеатра „Рокси“, зашли в винную лавку [типа нашей рюмочной — прим. авт. ], хозяином которой был египтянин средних лет по прозвищу Майор. Неизвестно, служил ли он действительно в армии майором или просто „вешал лапшу на уши“ русским переводчикам. Лавка эта пользовалась большой популярностью среди переводчиков по одной простой причине: стакан египетского бренди (или чего-то напоминавшего этот напиток) стоил всего 15 пиастров (как бутылка пива „Стелла“). Потому-то и прозвали эту дешевую, но крепкую брендяшку — „хамасташар“ [пятнадцать — араб. ]
