Василий Немирович-Данченко - Поход титанов
Обзор книги Василий Немирович-Данченко - Поход титанов
Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»). Из них особое внимание обратили на себя «Соловки», как заманчивое, крайне идеализированное изображение своеобразной религиозно-промышленной общины. Позже Немирович-Данченко, ведя жизнь туриста, издал целый ряд путевых очерков, посвященных как отдельным местностям России («Даль» — поездка по югу, «В гостях» — поездка по Кавказу, «Крестьянское царство» — описание своеобразного быта Валаама, «Кама и Урал»), так и иностранным государствам («По Германии и Голландии», «Очерки Испании» и др.). Во всех этих очерках он является увлекательным рассказчиком, дающим блестящие описания природы и яркие характеристики нравов. Всего более способствовали известности Немировича-Данченко его хотя и не всегда точные, но колоритные корреспонденции, которые он посылал в «Новое Время» с театра войны 1877 — 78 годов (отд. изд. в переработанном виде, с восстановлением выброшенных военной цензурой мест, под заглавием «Год войны»). Очень читались также его часто смелообличительные корреспонденции из Маньчжурии в японскую войну 1904–1905 годов, печат. в «Русском Слове». Немирович-Данченко принимал личное участие в делах на Шипке и под Плевной, в зимнем переходе через Балканы и получил солдатский Георгиевский крест. Военные впечатления турецкой кампании дали Немировичу-Данченко материал для биографии Скобелева и для романов: «Гроза» (1880), «Плевна и Шипка» (1881), «Вперед» (1883). Эти романы, как и позднейшие романы и очерки: «Цари биржи» (1886), «Кулисы» (1886), «Монах» (1889), «Семья богатырей» (1890), «Под звон колоколов» (1896), «Волчья сыть» (1897), «Братские могилы» (1907), «Бодрые, смелые, сильные. Из летописей освободительного движения» (1907), «Вечная память! Из летописей освободительного движения» (1907) и др. — отличаются интересной фабулой, блеском изложения, но пылкое воображение иногда приводит автора к рискованным эффектам и недостаточному правдоподобию. Гораздо выдержаннее в художественном отношении мелкие рассказы Немировича-Данченко из народного и военного быта, вышедшие отдельными сборниками: «Незаметные герои» (1889), «Святочные рассказы» (1890) и др.; они правдивы и задушевны. Его эффектные по фактуре стихотворения изданы отдельно в Санкт-Петербурге (1882 и 1902). Многие произведения Немировича-Данченко переведены на разные европейские языки. «Избранные стихотворения» Немировича-Данченко изданы московским комитетом грамотности (1895) для народного чтения. В 1911 г. товариществом «Просвящение» предпринято издание сочинений Немировича-Данченко (вышло 16 т.). Часть его сочинений дана в виде приложения к журналу «Природы и Люди».
Василий Иванович многие годы путешествовал. В годы русско-турецкой, русско-японской и 1-й мировой войн работал военным корреспондентом. Награжден Георгиевским крестом за личное участие в боях под Плевной. Эмигрировал в 1921 году. Умер в Чехословакии.
Василий Иванович Немирович-Данченко
Поход титанов
Наш отряд был уже внизу.
Точно на гранитной ладони, приподнятой к самому небу, белел на казавшейся недосягаемою вышине аул Салты…
Генерал пристально и озабоченно всматривался туда и пожимал только плечами…
— Эк, негодяи какие! — вырвалось у него. — Выдумают же, право… На какие вышки взбираются… Поди, достань их…
Лучи солнца в это мгновение из-за облака золотистою полосою обдали слепившиеся сакли.
— Достань-ка!..
— Никто, как Бог! — отозвался позади начальник штаба.
— Бог… На Бога надейся… — оглянулся генерал.
— И сами не плошаем, ваше превосходительство. Не в первый раз за такими гнёздами лазить… Я уже говорил с этим пленным солдатом.
— Ну?.. Степан Груздев, кажется? Что же он?..
— Да у него логика простая… «Коли, — говорит, — я оттуда слезть мог, так влезть нам оченно даже способно»…
— Способно!.. А потери?.. Не на его душе они будут…
— Где же их не бывает? На то война… А всё-таки завтра — конец Салтам…
— Достукайтесь до них сначала… Хотя… Салты падут, — всё кругом покорится… А устоят, — так и нам конец, и Брызгалову с амурцами — вечная память! Коли бы крылья были, тогда и я бы не сомневался…
Начальник штаба знал, что смелый и решительный в бою генерал накануне переживал всякие страхи. Полковник поэтому только улыбался себе в усы. Тот это заметил и недовольно насупился.
— Чего вы там… Надо мною, что ли?
— Никак нет, ваше превосходительство… Помните, когда мы муллу Кадура брали?
— Ещё бы не помнить… В самое небо разбойник забрался…
— Ну, так мы его и оттуда стащили…
— Стащили… Ну, Бог с вами… Идите, отдыхайте пока!..
Но сам он успокоиться никак не мог. Он пошёл по биваку, сосредоточенно вглядываясь в лица солдат и точно читал в их чертах, что ему и им обещает загадочное «завтра». Салтинцы по всему Дагестану славились необычайною стойкостью и храбростью. Шамиль их называл «воинами пророка» и «опорою газавата». Сами салтинцы про себя говорили, что они — замок Дагестана… Ключ к нему был когда-то, но его Аллах взял в сады Эдема и спрятал там. И пока Аллах не бросит его своему избраннику, до тех пор никому не удастся отпереть замок. Когда персидский шах воевал Дербент, он послал лучших воинов к Салтам, но те, увидев гордо сидящий на вершине гор аул, вернулись…
— Пошли птиц брать Салты, — сказали они шаху, — людям это сделать невозможно!
Так и уцелели Салты среди всеобщего погрома… «В Салтах всякая девка стоит трёх джигитов», — говорили здесь, потому что на такой выси и в таком хаосе камней, действительно, женщина, вооружённая ружьём, заменяла нескольких мужчин. В бинокль генерал видел, что в этом орлином гнезде каждая сакля является крепостью. Все они были башнями. Вместо окон — прорезанные в их стенах бойницы грозно смотрели всюду, куда только мог добраться враг.
— Ведь, как строятся, как строятся! — вздыхал генерал. — Ни одного подступа, который не обстреливался бы с пяти-шести пунктов. Ну, будет дело! А мечеть — целая крепость. Знали, куда забраться! Знали… А всё-таки мы им всклочим шерсть завтра! — совершенно неожиданно для себя, бодро и весело проговорил он.
— Расчешем мы их, а? — неожиданно обратился он к ближайшему солдату.
— Рады стараться, ваше превосходительство!
— Так расчешем, — а?
— Точно так-с. И без гребенки, ваше превосходительство.
— Где тут Степан Груздев?.. Послать его ко мне!
Но посылать не надо было. Старик оказался около.
Он весело и радостно смотрел на всех и только сквозь слёзы повторял:
— Голубчики, братцы! Двенадцать годов как один день… Думал уже век свековать здесь…
— Здравствуй, молодчинище!
— Здравия желаем вашему превосходительству!
— Рад тебя видеть… Экой орёл! Сколько тебе лет?
— Пятьдесят три…
— Ну, вон как… Долго ты был у них? — вскинул он бровями наверх по направлению к Салтам.
— Двенадцать лет.
— Как тебе жилось?
— Ничего… Народ глупый, а только хороший… Храбрый народ… Ну, и точно, что без пути не обижали… Сами едят и мне дают… Ласковый народ… Мулла только… Он у них всему заводчик… Коли ихних муллов изничтожить, и бунту конец…
— Много ли у них осталось джигитов?
— Настоящие все, ваше превосходительство, на газават пошли. Шуму у них тоже было! Ну, а на селе остались старые, которые… А только драться будут всё равно, что молодые… И девки ихние за ружья возьмутся.
— Ты все пути туда знаешь?
— Точно так, ваше превосходительство!
— И проводить отряд берёшься? Ну, Степан Груздев, сослужишь службу, — я тебя к Георгию с бантом представлю… О деньгах говорить нечего… За все двенадцать лет получишь…
— Дозвольте мне только в ряды…
— Что такое?
— Как доведу отряд, дозвольте в строй… Что ж я, старый солдат, смотреть буду, как молодые дерутся!..
— Ну, хорошо… Спасибо тебе, старик! Покажи-ка молодым, как при Ермолове мы в горы хаживали…
— Рад стараться!
Степан Груздев пошёл к ротному котлу. Целый вечер он был молчалив и ни слова не отвечал на расспросы товарищей. Он обдумывал, как бы лучше подступиться к Салтам, перебирал в памяти все тропинки туда… Лошадей, которые везли орудия, надо было оставить внизу. Им бы не повернуться с пушками на узеньких карнизах… А орудия были необходимы. Степан понимал, что без них не разнесёшь горного гнезда… Он опять пошёл туда, где, по его расчёту, должен был генерал. На счастье Груздева, тот, действительно, вышел из палатки и в бинокль смотрел на горы кругом… Закат огнём обдавал занёсшиеся в поднебесье аулы… Салты точно из одного куска коралла, розовели на самой маковке крутого утёса… Лагерь стихал, и теперь внизу слышался только шум воды да тихий говор листвы. Ветерок медленно струился по ущелью, точно перешёптывался с каждым платаном, пересчитывал, все ли ветки целы у карагача, и срывал лёгкие лепестки с «ночных красавиц»…
— Здорово, служба! Ты ко мне? — заметил, наконец, Груздева генерал.
— Точно так, ваше превосходительство!
— Что надо?
— Насчёт орудий. На конях их неспособно будет… Надо на людях.
— Зайди ко мне в палатку, старик!
Уже ночь наступила. Запад гас… С востока синяя темень тихо-тихо надвигалась на весь этот горный край. Салты ещё светились на высоте будто жертва, обречённая смерти! В ущельях становилось сыро… Белые туманы вставали со дна долин и точно гигантские привидения поднимались, широко распуская складки своих одежд и рукавов над падями и трущобами Дагестана. Беззвёздная, точно слепая ночь… Вверху — в аулах люди видели яркие очи неба, — здесь, внизу мгла заслоняла их… Именно слепая ночь подкрадывалась к биваку, и только жёлтые пятна костров разгоняли её мрак… На окрестные холмы выставили часовых… Секреты выдвинули в горы… Каждую минуту надо быть начеку. Самые опасные места кругом… Сердце Дагестана билось тревожно… Спать приходилось в полглаза… Далеко-далеко раздавалось печальное и протяжное «слушай!» — раза два в ночь где-то вспыхивали выстрелы и снова гасли… Что-нибудь подозрительным шумом обманывало секреты!.. Тишина не нарушалась даже говором водопада вдали. Он стал глуше теперь, точно и его испугало что-то зловещее, носившееся над лагерем.
