Редьярд Киплинг - Книги джунглей
— Но я не о том спрашиваю. Ты — что ты думаешь?
Серый Брат некоторое время бежал рысью, не отвечая, потом сказал с расстановкой от прыжка к прыжку:
— Детёныш — Хозяин джунглей — мой сводный брат! Твой путь — это мой путь, твоё жильё — моё жильё, твоя добыча — моя добыча и твой смертный бой — мой смертный бой. Я говорю за нас четверых. Но что скажешь ты джунглям?
— Хорошо, что ты об этом подумал. Нечего долго ждать, когда видишь добычу. Ступай вперёд и созови всех на Скалу Совета, а я расскажу им, что у меня на уме. Но, может быть, они не придут? Может быть, во Время Новых Речей они обо мне забудут?
— Ты никогда ни о чем не забывал? — через плечо огрызнулся Серый Брат, пускаясь в галоп и обгоняя погруженного в раздумье Маугли.
Во всякое другое время на зов Маугли собрались бы, ощетинив загривки, все джунгли, но теперь им было не до того — они пели песни, играли, дрались. Ко всем по очереди подбегал Серый Брат с криком:
— Хозяин джунглей уходит к людям! Все на Скалу Совета!
И слышал в ответ:
— Он вернётся летом во время жары. Дождь выгонит его из пещеры. Идём петь вместе с нами, Серый Брат!
— Но это правда! Хозяин джунглей уходит обратно к людям, — повторял Серый Брат.
— Ну так что же? Разве этого не бывает во Время Новых Речей? — отвечали ему.
И когда Маугли с тяжёлым сердцем взобрался по хорошо знакомым скалам на то место, где его когда–то приняли в Стаю, он застал там только свою четвёрку волков, Балу, почти совсем ослепшего от старости, и тяжеловесного, хладнокровного Каа, свернувшегося кольцом вокруг опустевшего места Акелы.
— Значит, твой путь кончается здесь, человечек? — сказал Каа, когда Маугли бросился на землю. — Ещё когда мы встретились в Холодных Берлогах‚ я это знал. Человек в конце концов уходит к человеку, хотя джунгли его не гонят. Скажи заветное слово: мы с тобой одной крови, я и ты — человек и змея.
— Почему меня не разорвали дикие собаки? — всхлипнул Маугли. — Я ослабел, и не из–за того, что съел какую–нибудь отраву. Меня днём и ночью кто–то преследует. Я оборачиваюсь — и он в тот же миг прячется, смотрю за стволами деревьев — никого нет, зову — в ответ тишина, но такая, словно кто-то услышал и не отвечает. Я ложусь спать, а встаю усталым. Меня не успокаивает весенний бег, не освежает купание. Мне делается противно, когда я убиваю, но драться я теперь могу только до смерти. Внутри меня живёт Красный Цветок, мои кости стали жидкими, как вода, и я… и я — ничего не понимаю.
— Что попусту говорить, — вмешался Балу, медленно поворачивая голову к Маугли. — Акела на берегу сказал, что Маугли заставит Маугли уйти к людям. И я это говорил. Но кто теперь слушает Балу? И Багира (но где она, её всю ночь нету?)‚ — она тоже знает, таков Закон.
Четверо волков поглядели друг на друга, потом на Маугли — удивлённо, но покорно.
— Так джунгли не гонят меня? — с трудом проговорил Маугли.
Серый Брат и остальные трое волков яростно заворчали и начали было: «Пока мы живы, никто не посмеет…», но Балу остановил их.
— Я учил тебя Закону. Слово принадлежит мне, — сказал он, — и хотя я теперь не вижу скал перед собою, зато вижу дальше. Лягушонок, ступай своей собственной дорогой, живи там, где живёт твоя кровь, твоя Стая и твой Народ. Но когда тебе понадобится коготь, или зуб, или глаз, или слово, быстро переданное ночью, то помни, Хозяин джунглей, что джунгли — твои, стоит только позвать.
— И средние джунгли тоже твои, — сказал Каа. — Я не говорю о Маленьком Народе.
— О братья мои! — воскликнул Маугли, с рыданием простирая к ним руки. — Я не хочу уходить, но меня словно тянет за обе ноги. Как я уйду от этих ночей?
— Нет, смотри сам, Маленький Брат, — повторил Балу. — Ничего постыдного нет в этой охоте. Когда мёд съеден, мы оставляем пустой улей.
— Сбросив кожу, — сказал Каа, — уже не влезешь в неё снова. Таков Закон.
— Послушай, моё сокровище, — сказал Балу, — никто здесь не будет удерживать тебя — ни словом, ни делом. Смотри сам! Кто станет спорить с Хозяином джунглей? Я видел, как ты играл вон там белыми камешками, когда был маленьким Лягушонком. И Багира, которая отдала за тебя молодого, только что убитого буйвола, видела тебя тоже. После того смотра остались только мы одни, ибо твоя приёмная мать умерла, умер и твой приёмный отец. Старой Волчьей Стаи давно уже нет. Ты знаешь, чем кончил Шер-Хан, Акелу же убили дикие собаки; они погубили бы и всю Сионийскую Стаю, если бы не твоя мудрость и сила. Остались только старики. И уже не детёныш просит позволения у Стаи, но Хозяин джунглей избирает новый путь. Кто станет спорить с человеком и его обычаями?
— А как же Багира и буйвол, который выкупил меня? — спросил Маугли. — Я не имею права…
Его слова были прерваны рёвом и треском в чаще под горой, и появилась Багира, лёгкая, сильная и грозная, как всегда.
— Вот почему, — сказала пантера, вытягивая вперёд окровавленную правую лапу, — вот почему я не приходила. Охота была долгая, но теперь он лежит убитый в кустах — буйвол по второму году, — тот буйвол, который освободит тебя, Маленький Брат. Все долги уплачены теперь сполна. Что же касается остального, то я скажу то же, что и Балу. — Она лизнула ногу Маугли. — Не забывай, что Багира любила тебя! — крикнула она и скачками понеслась прочь.
У подножия холма она опять крикнула громко и протяжно:
— Доброй охоты на новом пути, Хозяин джунглей! Не забывай, что Багира любила тебя!
— Ты слышал? — сказал Балу. — Больше ничего не будет. Ступай теперь, но сначала подойди ко мне. О мудрый маленький Лягушонок, подойди ко мне!
— Нелегко сбрасывать кожу, — сказал Каа.
А Маугли в это время рыдал и рыдал, уткнувшись головой в бок слепого медведя и обняв его за шею, а Балу всё пытался лизнуть его ноги.
— Звезды поредели, — сказал Серый Брат, нюхая предрассветный ветер. — Где мы заляжем сегодня? Отныне мы пойдём по новому пути.
И это — последний из рассказов о Маугли.
Прощальная песня
Вот какую песню слышал Маугли у себя за спиной, возвращаясь из Джунглей к порогу Мессуа
Балу Лягушонка заклинаю:
Ты идёшь в Людскую Стаю —
Ради Балу, ты учти,
Их Закон люби и чти!
Пораженье иль победа —
Ты держись его, как следа:
Днём и ночью, не забудь —
Он укажет верный путь.
Если встретится обида,
Ты, не подавая вида,
Загони свой гнев назад —
То Табаки виноват!
Если встретишься с обманом —
Значит, бою быть с Шер-Ханом.
Чтя закон, стой не дрожа
Против острого ножа.
(Да хранят его в порядке
Мёд, коренья и початки!)
Будут пусть с тобой всегда
Чаща, ветер и вода!
Каа В гневе семя страха скрыто,
Ты смотри в глаза открыто.
Кобра носит страшный яд,
Но в словах его — стократ.
Плохо, если речи пёстры,
Сила и учтивость — сестры.
И туда не лезь пока,
Где кишка ещё тонка.
Брать добычу не годится,
Коей можно подавиться.
Отправляясь на покой,
Логово своё прикрой,
Ибо на открытом месте
Могут и убить из мести.
Север, запад, юг, восток,
На слова будь скуп и строг.
(Да хранят его во мраке
Яма, пруд и буераки!)
Будут пусть с тобой всегда
Чаща, ветер и вода!
Багира В клетке я жила когда-то.
Люди! Знаю я их брата!
Я клянусь, замком, что сбит —
Тот урок мной не забыт!
Не ходи кривой дорожкой —
Ты рождён не дикой кошкой!
Не мирись с шакалом, Брат —
Горд и честен будь стократ!
Если в путь кружной поманят —
Отвернись! У них ума нет!
Если слабых бить зовут —
Отвернись тогда и тут.
Не хвались, как Бандар-Логи,
Не сворачивай с дороги
И, пустой услышав лай,
Головы не поднимай.
(Будьте рядом без изъятья
Все его лесные братья!)
Будут пусть с тобой всегда
Чаща, ветер и вода!
Все трое Нам до страшного порога
Путь с тобой заказан строго —
Уведёт тебя дорога
Огненный Цветок раздуть.
Но ступив на новый путь,
Джунгли ты не позабудь!
И, проснувшись на рассвете,
Ты слова припомни эти —
Джунгли за тебя в ответе!
Будут пусть с тобой всегда
Солнце, месяц и звезда,
Чаща, ветер и вода![93]
ИЗ СБОРНИКА «МНОГИЕ ПОМЫСЛЫ»[94]
