Виталий Бианки - Повести и рассказы
Дед, конечно, ничего не слышит, сидит себе на пеньке спокойно. А Пашка-малыш из крошней ему:
«Слышу, слышу! Не сиди на пеньке: собачки лают вдалеке!»
Дед, конечно, и Пашку не слышит, сидит себе на пеньке, отдыхает. А лайки визжат, ярятся!
Тут Пашка-малыш ручонку из крошней выпростал да цоп деда за ухо! Дед вскочил.
И вот спешит туда, где собаки лают; Пашка дедом из-за спины, как лошадкой, управляет. Лай справа, — Пашка за правое ухо тянет. Слева лай, — Пашка за левое ухо.
Наконец видит: за деревьями на елани[32] лайки зверя осадили. Одна у него перед носом вертится, другие две за задние ноги, за гачи,[33] как за штаны, его хватают, рвут зубами, шагу вперед ступить не дают.
А медведище здоровенный, страшилище, — похоже тот самый шатун, что на деда зимой напал.
Пашка-малыш струсил — да нырк назад в крошни! Притаился там, как мышонок в норке.
Медведь на деда, лайки на медведя! Впились, повисли на нем со спины, как пиявицы. Медведь хотел их зубами достать, оторвать от себя, — и подставь свою грудь деду под выстрел.
Один только раз стрёлил дед из своей двустволки, — зверь и рухнул: прямо в сердце ему дед пулю влепил!
Тут уж дед по всему своему праву на пень сел, крошни с плеч спустил, Пашку на землю высадил.
Пашка увидал битого медведя и как его собаки треплют, — в голос заревел и к деду назад. Маленький ведь был, напугался, думал, живой зверь. Впервой на охоте-то, без привычки еще.
А потом, как попривык, — ему хоть бы что стало! Приправит деда к зверю — и в крошни не нырнет: глядит из-за дедова плеча, как тот с медведем управится.
Ну и ясно: раз с таких малых лет всю медвежью повадку узнал, — как вырос, замечательным охотником стал. Теперь лучшим в районе медвежатником у нас считается. Чуть не каждый год премируют его. Как ино? Овечкин замолчал.
— Всё? — спросил я.
— Ясно — всё. Еще чего?
— Рассказ ничего себе, интересный, — говорю я. — Запиши: я его в наш школьный журнал возьму. Только конца у него нет. Конец надо придумать. Вот, например, такой: «Так знаменитый медвежатник дед Инотар подготовил себе блестящую смену в лице чемпиона тяжелого веса великана Пашки Малыша, а сам ушел на покой и больше на медведей не ходит».
— Да ты что, в своем уме? — набросился на меня Овечкин. — Сочиняльщик нашелся!» Дед Инотар ушел на покой»!.. Да он и сейчас на охоту ходит.
— Так ведь Пашка-то вон какой вымахал! Скажешь, дед его всё еще в мешке за спиной таскает?
— Вот глупости! Дед Инотар говорит: «То были у меня ушки в мешке, говорит, а теперь стали у меня уши на веревочке».
— Это как же — «на веревочке»?
— Очень просто: приучил дед дворняжку. Она у него на веревочке ходит к поясу привязана. В какой стороне зверовые лайки голос дадут в лесу, она туда деда и тянет. Всего и дела! Ясно?
Ясно-то мне, конечно, ясно… Но какой же это конец? Значит, дед Инотар по-прежнему медведей бьет? Без конца, что ли, их будет бить?
Или подождать, когда дед Инотар помрет? Тогда про него напечатать в моем журнале рассказ?
Я ведь главредактор школьного журнала да еще и критический отдел веду.
Не могу же я напечатать художественный рассказ без надлежащей концовки!
1950 г.
ДЖУЛЬБАРС
(рассказ ворошиловского стрелка)
Прошлого года осенью я был в командировке в Таджикистане.
Сижу как-то в столовке, обеда жду. Вдруг вваливается компания бойцов — всё молодые офицеры. Все очень возбуждены, громко разговаривают, смеются.
Один подходит ко мне, здоровается.
Оказалось, по Ленинграду знакомый. Представил товарищей, рассказал, как мы с ним на ворошиловского стрелка сдавали.
Обедали вместе, и тут узнаю, что вся компания сейчас едет на облаву: какого-то джульбарса стрелять, который много скотины загубил в окрестных кишлаках..[34] Какие-то там вырыты окопчики по числу стрелков, и только в одном не хватает стрелка: кто-то из офицеров заболел. И вот они меня с собой приглашают, непременно чтобы ехал с ними, и коня дадут и винтовку.
Я подумал, что джульбарс — местная какая-нибудь порода барса, зверь не такой уж страшный. Здоровая кошка — вот и всё. Да и так на меня насели — не было никакой возможности отказаться. Подвиг, знаете, всё-таки: население освободить от вредного зверя.
Отправились. Всего каких-нибудь километра два по степи от городка отъехали и остановились.
Дали мне заряженную трехлинейку и подвели к окопчику. Я спустился в него, а они дальше поехали — рассаживаться по таким же окопчикам. Очень скоро все с глаз скрылись, и красноармейцы поспешно ускакали назад с нашими конями.
Мне сказали: зверя надо ждать примерно через час. Времени приготовиться хватит.
Окопчик этот — простая яма, по грудь глубиной. Голова и плечи наружу, стрелять очень удобно. А в углу еще дыра, узенький ход вниз, весь в него влезешь, с головой.
Я подумал: «Значит, зверь всё-таки опасный. В случае чего — в эту дыру надо нырять, отсиживаться от него. И зачем это я ввязался в эту музыку? Сидел бы сейчас под крышей и никаких зверей, кроме комаров, не боялся».
Правду сказать, всякие мысли в голову лезли: «Ну, барс, джульбарс — или как его там? — конечно, не лев. А всё-таки с непривычки жутковато: зверь такой, что не только козла, а и здорового кабана берет. А кабан и сам даст на ходу клыком — у человека нога пополам».
Винтовку осмотрел тщательно. В порядке вся.
Кругом огляделся. Ровная-ровная степь. Трава совсем низенькая. Только шагах в двухстах впереди — тугай. Это кустарники такие непроходимые, джунгли. Слева и справа от меня головы соседних стрелков из земли высовываются, поблескивают ружейные стволы. Да очень далеко; если зверь набросится — помощи не жди.
Время чем дальше, тем скорее летело. Я всё на часы поглядывал.
И вот ровно через час слышу выстрел далеко впереди. Это, я знал, условный знак, что цепь загонщиков двинулась.
И опять полная тишина. Только высоко в небе противным голосом какая-то хищная птица кричит, летает кругами, да часы в моем кармане тикают.
Винтовка у меня давно наготове. И смотрю я, зорко всматриваюсь в тугаи. И всё мне кажется; вон-вон высунулась из кустов звериная голова, поглядела и скрылась…
Сто раз успел передумать, как этот барс выскочит из тугаев, — серый весь и черные круги по всей шкуре, ростом с гончую собаку, хвост до земли, — и как он себя этим длинным хвостом в ярости по бокам будет бить. Присядет на ногах, как кошка, и бросится вперед.