Василий Алферов - Утро года
В общем, все шло хорошо, только не было карасей. Мать изжарила их нам с братишкой на завтрак. Когда караси зашипели на сковородке, я быстро оделся и в нерешительности остановился у стола. Мать спросила:
— Это ты куда?
— К Яшке… Одного карася ему отнесу. Мы с ним вместе их поймали.
С минуту мать стояла в раздумье, а потом посмотрела на меня добрыми серыми глазами.
— Ох вы, дружки нерастанные! Наделаете каких-нибудь дел — беды не оберешься. Ну иди, отнеси.
Виноват был Яшка…
Школа наша стояла на отшибе, в конце села, и в зимнюю пору добраться до нее было нелегко. А зимы стояли суровые, снежные. С горной стороны, сквозь лесные заслоны, постоянно прорывались метели. Они налетали на ветхие избы, ударялись в окна, сшибали гончарные трубы с соломенных крыш. В студеные дни нас, ребятишек, живших на другом конце села, подвозили в школу на розвальнях. То дядя Максим отвезет на чьей-нибудь лошади, то Матвейка Лизун.
Мы с Яшкой долгое время сидели вместе за одной партой, но потом учитель рассадил нас. Алексей Петрович — так звали нашего учителя — давно присматривался к нам, часто делал замечания, иногда наказывал, ставя в угол то одного, то другого, а случалось, и обоих сразу вместе, и наконец решил разъединить нас.
Однажды во время урока он незаметно подошел к нашей парте и увидел, как Яшка списывал у меня решение задачи.
— Ах, ты вон что! — воскликнул учитель. — Вот я тебя сейчас…
Он взял Яшку за руку, отвел к задним партам и усадил там.
Виноват во всем был Яшка. Он постоянно лез с вопросами, заглядывал в мою тетрадь, разговаривал во время уроков. Как лучшему товарищу, я охотно подсказывал ему, давал списывать решения задач, но помощь только портила его. Яшка учился плохо. Надеясь на меня, он совершенно не думал ни над задачами, ни над правилами грамматики.
И вдруг такой неожиданный случай! Для Яшки это большая неприятность. Он готов был ежедневно получать от учителя замечания, но только не сидеть за другой партой.
…В воскресенье Яшка пришел ко мне. Вид у него был озабоченный. Сняв шапку, он стоял у порога и переминался с ноги на ногу. Видно, что-то хотел сказать, но не решался: в избе у нас сидели приехавшие из другого села родственники.
— Раздевайся, — сказал я. — Будем книжку читать про Соловья-разбойника.
Яшка загадочно проговорил:
— Читать после будем, а сейчас айда со мной…
— Куда? — спросил я.
— Пойдем — узнаешь.
Я быстро оделся, и мы вышли.
— Бери лыжи, — сказал Яшка, — я тоже возьму.
— Куда мы пойдем, зачем? — спрашивал я.
Яшка поправил на голове шапку, зачем-то посмотрел на заснеженную крышу сарая и заговорил, понизив голос:
— Знаешь что, Вась… В Евдокимовой сеннице сова большая живет.
— Ну и что же? — сказал я.
— Поймать ее нужно.
— Зачем?
— Надо… Снесем учителю, он из нее чучелу сделает. Алексей Петрович говорил попу, что у него дятел есть, сорока, утка, а вот совы нет… Он обрадуется.
Яшкино предложение удивило меня. Взяв длинные хворостины, мы стали на самодельные кленовые лыжи и отправились за село, к Евдокимовой сеннице. Было солнечно и морозно. Чем ближе подходили к сеннице, тем больше охватывало нас волнение.
— А тебе кто говорил, что там сова живет? — спросил я.
— Сам видал.
— Когда?
— Недавно. С дядей Максимом вечером проходили, а сова из сенницы вылетела.
— А может, она сейчас еще где-нибудь сидит.
— Нет. Дядя Максим сказывал, что сова всегда здесь живет. Днем она слепая, а ночью видит.
Когда мы подошли к сеннице, Яшка зашептал:
— Я буду хворостиной в застрехах щупать, а ты иди за мной. Как только спугну сову, тут же бей в нее шапкой.
— Ладно, — согласился я и, сняв малахай, осторожно пошел за товарищем.
Едва он успел поднять хворостину и ткнуть в два-три места, как из-под соломенного навеса вылетела большая птица. Это получилось так неожиданно, что мы оба растерялись и стояли точно вкопанные. А сова, долетев до соседнего гумна, ткнулась в омет соломы и, беспомощно махая крыльями, упала в снег. Мы стали на лыжи и помчались к гумну. У Яшки что-то не ладилось с креплением, и он отстал. А я, добежав до омета, со всего размаху бросился на притаившуюся птицу и накрыл ее шапкой. Яшка, задыхаясь, кричал издали:
— Только за хвост не бери — вырвется!..
Увязая по пояс в снегу, он подошел ко мне.
— Не бойся, теперь не вырвется. Давай лезь рукой под шапку, — взволнованно сказал я.
Насмотревшись вдоволь на пойманную сову, мы пошли к учителю. Во дворе нам встретился сторож Елизарыч.
— Эге! Это что за зверь такой у вас? — прищуривая глаза, шутливо спросил он.
— Это сова, — ответили мы.
— Со-ва-а! — протянул Елизарыч и покрутил головой.
— Дома Алексей Петрович?
— Дома, дома, ступайте… Ах, дошлые!
Войдя в кухню, мы остановились перед дверью комнаты учителя и в один голос громко отчеканили:
— Алексей Петрович!..
Дверь открылась, и вышел учитель — в очках, с книжкой.
— Здравствуйте, — сказали мы.
— Здравствуйте, друзья-приятели, — ответил учитель. — Зачем пожаловали?
— Вот вам для чучелы принесли, — протягивая учителю сову, сказал Яшка.
Алексей Петрович положил на стол книжку, поправил на носу очки.
— Ой-ой-ой! Какая красавица! — беря сову, сказал он… — И ни одно перышко не повреждено… Это совсем хорошо.
— А мы ее не за хвост ловили, а шапкой, — объяснил Яшка.
Алексей Петрович велел нам немного обождать, а сам, любуясь птицей, ушел в комнату. Вернувшись, он дал нам с Яшкой по медному пятаку и сказал:
— Молодцы!
Попрощавшись с учителем, мы пошли домой, чувствуя себя на седьмом небе.
Шли дни. Жизнь в классе текла обычным порядком: писали под диктовку, решали задачи, читали вслух заученные стихотворения Пушкина, Некрасова, Майкова. Поп награждал щелчками за неусердие к «закону божию» или прохаживался линейкой по головам невнимательных учеников — такие уж были порядки.
Домашние уроки мы обычно готовили у нас, и я всегда помогал Яшке. Труднее всего давалась ему арифметика. Казалось бы, и задача другой раз совсем простая, а он мучается, никак не может ее решить. А все потому, что по-прежнему больше надеялся на меня: я решу, а он у меня спишет.
Однажды мы долго засиделись за уроками. Пришел отец, и мать стала собирать на стол.
— Эй вы, студенцы! — гремя ухватом, позвала она нас. — Обедать надо!
Я посмотрел на мать и пригласил Яшку обедать. Мать ничего не сказала. За столом отец подсмеивался над нами:
