Николай Коротеев - По ту сторону костра
В сумерках высоко над тайгой пролетел самолет.
Андрей вышел из-под выворотня.
Заря уже погасла, но там, в вышине, еще светило солнце. На лиловом небе меж мерцающих звезд двигалась яркая розовая точка. Потом на синем востоке она стала серебристой и растаяла. И тогда где-то у сопок послышался рев тигрицы.
Андрей заглянул под выворотень. Тигренок поднял голову, глаза его в отсветах костра горели зеленым огнем. Он трепетал.
— Ты слышишь? Тебя зовет мать, — сказал Андрей, залезая под выворотень.
Тигр встретил его шипением.
— А я, Амба, только что хотел спросить, сможешь ли ты идти. Теперь вижу: сможешь. Не шипи, я отпущу тебя.
И Андрей откинул от входа лапник. Потом он взял тигренка за задние лапы и выволок на снег. Андрей чувствовал руками, как дрожат мускулы зверя, ощутившего запах тайги.
Оставив тигренка, он снова заложил вход под выворотень лапником, срезал длинную палку и привязал к ней нож.
Неожиданно тигренок дернулся раз, другой.
— Не спеши, Амба. Ты будешь жить. Охотник дает тебе свободу. Ты — необыкновенный зверь, и поэтому имеешь право быть помилованным. Человек считает, что ты должен жить, значит, так и будет. И за тобой пришла мать. А я пойду навстречу людям.
Взяв в правую руку карабин, а в левую палку с привязанным ножом, Андрей осторожно, чтобы не раздражать зверя, подрезал веревку, стягивавшую задние лапы Амбы, потом подрезал веревку, что связывала передние. Лапы тигра теперь сдерживали только тонкие лоскутки, но, привыкнув к неволе, он не пытался проверить крепость пут.
Андрей выстрелил.
Тигренок неуклюже дернул лапами. Подрезанные веревки лопнули. Он неуверенно пошевелился, резко вскочил, кувыркнулся через голову в снег. Высоко, что было силы, подпрыгнул, лег, поджав лапы, готовый к прыжку, и уставился злыми, невероятно широко открытыми глазами на человека.
XII
Презрительно шмыгнув носом, Дормидонтович выпалил:
— Сопляк!
Отвернувшись, он стал рассматривать однообразный пейзаж. Путаница стволов, укутанных в иней и запорошенных снегом, сливалась в серую стену.
Савельич ничего не ответил на реплику свояка. Все происшедшее было для него, как и для Дормидонтовича, настолько неожиданным, выходящим из ряда обычных представлений, что он никак не мог определить своего отношения к Андрею. Он не мог, подобно свояку, так сразу и резко осудить охотоведа, не уяснив мотивов его поступка, не разобравшись в этом сложном деле, хотя по первому впечатлению и согласился с Дормидонтовичем. Однако в глубине души он не только оправдывал Андрея, но и восхищался им. И именно это оправдание и восхищение Савельич и не мог объяснить для себя.
Когда стихла пурга, они с Дормидонтовичем отправились на поиски Андрея. Они шли два дня, стреляя через час дуплетом в надежде, что пропавший охотовед услышит их. Двигались они по направлению следов, которые приметили еще тогда, вернувшись к месту поимки первого тигренка. Пойти по следам беглеца и Андрея им помешала неожиданно разыгравшаяся непогода. Звероловам пришлось вернуться на табор, чтобы спасти жизнь второго тигренка, которого они поймали, да и отправляться на поиски Андрея во время пурги было бессмыслицей, ничем не оправданным риском. Они знали, что охотовед не новичок в тайге, сумеет укрыться, и раз он преследовал тигренка, взяв с собой карабин, то в любом случае погоня закончится благополучно: Андрей либо убьет тигра, если не сладит с ним, либо сладит и, оставшись один на один, пристрелит пленника, чтобы не оставаться голодным. Иного исхода никто из охотников не представлял. Не могло же случиться так, что, начав преследование полусвязанного, обезумевшего от страха зверя, который дальше чем на десяток километров и убежать не был способен, охотник не догонит его, или что охотник, отлично владеющий карабином, вдруг настолько опростоволосится, что попадет в лапы зверя. Конечно, всех вариантов несчастья, которое могло произойти в тайге, никто предвидеть не способен, однако случившееся настолько выходило из ряда вон, что, выслушав Андрея, Дормидонтович долго и непристойно ругался и не успокоился ни через день, ни через неделю, а при воспоминании неизменно произносил одно полюбившееся ему определение:
— Сопляк!
Савельич молчал. Он молча выслушал Андрея еще в тайге. Тогда, после двух суток поисков, они услышали выстрел и бросились на звук. Пробежав километра три, они кубарем, не отставая от лаек, спустились в распадок. Они спешили потому, что, услышав выстрел, ответили несколькими дуплетами, потом палили на бегу, но Андрей молчал. Они увидели его сидящим на снегу около убитой косули. Она была еще теплая. От бедра, из которого Андрей вырезал кусок мяса, шел пар. Сам он, захлебываясь кровью, ел сырое мясо. Когда они подошли, Андрей вытер капельки крови и спокойно сказал:
— Я слышал, как вы стреляли, да у меня патронов не осталось. Последний на косулю истратил.
— А тигр? — спросил Дормидонтович. Позавчера отпустил. Да и на племя не плохо было бы оставить.
Дормидонтович плюнул:
— Струсил.
— Ногу он мне разодрал, когда связывал. Сильно. Нести его не мог. Просидели голодными неделю. Убивать зачем же?
— Сопляк, — выпалил Дормидонтович. — Шкуру — продать, а за мясо, что не сожрал, большие деньги ученые в Хабаровске дали бы. А то — жалость обуяла! Всех бы жалел. Чего ж косулю пристрелил?
— Одного зверя человек еще может убить, а другого уже не имеет права. Перед всей землей он за них в ответе, за каждую белку, за каждого птенца.
Савельич усмехнулся и, вынув из-за пояса топор, пошел рубить дрова для костра. Очевидно, в его отсутствие миролюбиво настроенный Андрей окончательно рассорился с ершистым Дормидонтовичем. Андрей сидел насупившись, а хмурый Дормидонтович свежевал косулю и ворчал:
— Беззащитную да безобидную животную можно убивать, выходит, а лютую тигру — нет?
Андрей сидел, облокотившись о колени, и молчал.
Савельич разжег костер. В ярком свете солнечного дня пламя было почти невидимо, только курился высоко над сучьями сизый дым, поднимался столбом и распластывался над вершинами.
— Покажи-ка ногу, — сказал Савельич.
Андрей размотал рубашку, которой была обернута раненая нога.
— Однако, как же ты шел?
— Вот так.
Дормидонтович глянул на ногу Андрея через плечо Савельича, полез потом в котомку, достал бинт.
— Этак на одной можно остаться. Андрей благодарно кивнул ему:
— Подживет.
— Спирт достань, свояк. Первое дело — спирт. Видишь, куда огонь пошел.
