Айвен Сандерсон - Карибские сокровища
Стая синих с красным ара, громко крича, пролетела над вершинами деревьев и опустилась на почти лишенные листьев ветви акации прямо у нас над головой. По свойственной им привычке они расселись парочками и принялись лущить длинные зеленые стручки, которые природа словно нарочно развесила гирляндами для их пропитания. Они болтали и перекликались крякающими голосами — ни дать ни взять, конкурс чревовещателей. Болтовня оказалась прилипчивой — Андре и Ричи бойко вступили в общий хор, и волшебное очарование рассеялось.
Со вздохом Фред открыл кожух мотора и заглянул в его дымное чрево. В эту минуту я глубоко ему сочувствовал, сознавая свою никчемность, так как помочь был не в силах. Я ничего не понимаю в машинах; научиться тоже не сумел, хотя, бог свидетель, старался как мог. Поэтому Фреду предстояло в одиночестве воскрешать наш сдохший цилиндр. А если ему это чудо не удастся, нам придется пройти на веслах до Парамарибо удручающе многозначное число миль. Бедняга Фред! Я преклоняюсь перед истинно британским упорством, с которым он снова и снова чинил треклятый цилиндр. Но на этот раз сочувствие меня одолело.
— Брось эту чертову штуку, — сказал я самым командирским голосом, какой смог из себя выжать.
Фред продолжал мрачно глядеть в недра мотора. Он редко отвечает, особенно когда сердит — а на этот раз он был сердит не на шутку.
— Право, не стоит, — уговаривал я. — Эта жестянка не заведется раньше чем через два часа. Посмотри, какая красота кругом. Заночуем здесь, и все. Брось, отвлекись.
— Ума не приложу, что еще там стряслось, — угрюмо пробормотал Фред. — Хоть бы кто мне сказал, что ему от меня нужно.
— Хррр-грак, хрр-грак, — послышалось в ответ из ближайшей заросли тростника.
Ответ подоспел настолько вовремя, что все мы покатились со смеху. Это подбодрило невидимого запевалу и компанию его приятелей. Зычные «хрр-грак» послышались со всех сторон, разносимые эхом по травянистой пойме.
— Новый вид лягушки, — заметила Альма. В тропических странах очень быстро начинаешь различать голоса самых разнообразных лягушачьих видов. Это вовсе не трудно. Одни лягушки дают двойной свисток, другие тикают, а некоторые такают; остальные издают звуки, которые на бумаге просто не изобразить.
— Ну вот, это решает дело, — сказал я. — Ричи, разводи огонь, пора перекусить.
Несколько минут спустя все были заняты, и про цилиндр благополучно забыли. На нашей маленькой флотилии жизнь текла очень приятно и вовсе не беспорядочно. Скатав занавеску с одной стороны яхты и завернув брезент на примыкающей к ней стороне лодки, мы объединяли свое жилое помещение впереди мотора с буфетной — пространством, занятым ящиками с пищевыми припасами, водой и сигаретами. Опустив занавес, мы получали закрытое помещение на корме яхты для мытья и переодевания; а на корме лодки прибили лист гофрированного железа. На нем можно было разводить костер и готовить пищу. Поближе к корме лодки располагались ящики с посудой и едой. Для дождливой погоды мы приспособили рабочий стол размерами почти в пять на два с половиной фута, который вдвигался в пазы и перекрывал почти все наше жилое помещение. Это создавало поразительно комфортабельную обстановку. В свободное от работы время мы главным образом удили — ловили пири на загнутые булавки, привязанные к бечевке на конце удилищ из пальмовых стеблей. Улов был скудный, зато удовольствия — бездна.
В этих местах водится разнообразнейшая и интереснейшая рыба. Эти самые пири (Serrasalmo piraya), в других странах Южной Америки известные под названием пирана, пиранья, пирайя и так далее, иногда ведут себя как кровожадные чудовища. Мальки треугольной формы и довольно мирного характера стайками мелькают среди тростников. Подрастая, они становятся все больше похожи на обычных рыб, но челюсти у них вырастают устрашающие. Обе — и верхняя, и нижняя — усажены рядами острых как бритва треугольных зубов. Когда челюсти смыкаются, зубы одной челюсти входят в промежутки между зубами другой челюсти, так что голова рыбы кончается сплошным полукруглым рядом тесно сомкнутых, как две пилы, клыков цвета слоновой кости. Пираньи — плотоядные в самом прямом смысле слова.
Как утверждают, можно спокойно плавать среди стаи этих зубастых чудищ, пока у вас кожа в целости, но, если на ней есть хоть одна царапина, пири немедленно нападают. Судя по тому, что мы видели собственными глазами возле места, называемого Републик, на реке Коропайн, результаты могут быть ужасные. Местные жители убили козу и по каким-то причинам выбросили одну ее ногу; мы проходили в лодке мимо и не могли разузнать причины такой явной расточительности. Человек, разделывавший тушу, швырнул этот кусок мяса в реку. Не успел он коснуться воды, как под ним началось что-то вроде извержения подводного вулкана и на месте, где никаких признаков присутствия рыб не было, замелькало множество серебристых тел, вырывавшихся из глубин темно-рыжих вод. Кость с мясом даже не успела погрузиться в воду. Она плясала на поверхности, порой выскакивая вверх, и в считанные минуты мясо просто растаяло у нас на глазах, только обглоданная окровавленная кость подпрыгивала в оранжевой пене.
Андре и Ричи дважды в день купались в любых реках и речушках, по которым мы проходили, хотя повсюду было полно пири. Это я знаю твердо, потому что, хотя рыболовы мы никудышные, в течение года мы выловили массу пири всех размеров. Но перед самым концом путешествия мы все пережили шоковое состояние. Нам повстречалась женщина, которую только что укусила пири; она стирала в реке белье, и громадная рыбина выскочила из воды и отгрызла кусок мяса, словно вырезав полусферу бритвой.
Но в этой стране водится рыба и пострашнее, по-латыни она называется Vandellia cirrhosa и обычно обитает в жабрах сомиков. Она крохотная, нитеобразная и по необъяснимой причине питает пристрастие к мочевой кислоте в любом виде. Когда животные или люди купаются или просто стоят в воде, это жуткое создание внедряется в мочевой канал и пробирается в мочевой пузырь. Случается, злодейка застревает в мочевом канале, а иногда погибает уже в мочевом пузыре своей жертвы, вызывая раздражение и воспаления, что сопровождается ужасной болью, а подчас приводит и к смерти.
Самая крупная из пресноводных рыб — арапаима (Arapaima gigas) — живет в реках Гвианы. Она вырастает до пятнадцати футов в длину, но ведет ленивый, придонный образ жизни. Еще там водится логолого. В одних районах так называют электрического угря, а в других — другую рыбу, менее интересную.
У электрического угря громадный запас электричества в природных батареях. Он может при их помощи давать исключительно сильные разряды, и такой удар, как уверял при нас доктора один фермер-бур, уложил на месте одну из его лошадей. Фермер рассказал, что лошадь, которую загнали в воду на мелком месте, чтобы напоить, выскочила, подогнув ноги, как пальцы в кулак, и свалилась, дрожа крупной дрожью. Не прошло и минуты, как она была мертва. Правда ли это, сказать не могу, но рассказ подтверждается другими свидетелями, видевшими действие ударов этого угря.
