Борис Воробьев - Убу
Особенно много сельди Убу и Узорчатая встретили у берегов Гренландии. Здесь им так понравилось, что они по неопытности оставались до самого ледостава. Когда же двинулись в обратный путь, в проливах уже схватывало льдом воду. Потом лед ломало штормом. И снова схватывало.
Сначала горбачи не очень встревожились. Кто их мог предупредить об опасности? Волны скромно шуршали ледяными иглами. Этих игл было так много, будто прошел сильный дождь и каждая капля превратилась в сосульку. Ледяшки приятно щекотали тело. Струилась потемневшая вода. Раздавались тихие, спокойные звуки.
Ночью лед загустел. По волнам поплыла шуга. Ледяные комки еще легко крошились, стоило им только ткнуться в китовый бок. Но утро встретило горбачей уже окрепшими льдинами.
К середине дня поднялась крупная зыбь. Море забеспокоилось, заговорило. Когда киты выныривали, лед царапал им кожу до крови. Но и под водой горбачам слышалось угрожающее бормотание льдин.
На третий день путешествия налетевший ураган загнал китов в тихое убежище между двумя большими островами.
Пролетающим птицам эти два острова казались всегда берегами проточного озера. Оно было такое широкое, что, садясь на скалы одного острова, птица не видела даже полоски второго. Но вели сюда только два узких пролива.
Здесь, в этом подобии озера, Убу и Узорчатая расчистили себе огромную полынью и стали резвиться.
За островами дышал открытый океан. Ураган спадал. Киты ждали.
Вот ветер стих. Но когда чайки поднялись над островами, они увидели, что вход закупорен айсбергом, а выход забит приплывшими льдинами.
Убу и Узорчатая оказались в ловушке. А тут еще ударил мороз, и на глазах китов полынья стала стягиваться, как ледяная петля.
Это была верная гибель. О том могли бы рассказать птицы. Птицы знали, что, если лететь со скоростью кита, то ледяное поле, закрывавшее выход, можно миновать за столько-то взмахов крыльев. (Люди бы сказали: за сорок минут.) Столько времени плыть подо льдом горбач не может. Он задохнется. А весной можно будет прилететь и клевать его тушу…
Но Убу и Узорчатая не знали того, что знали птицы. Да и что им оставалось? Только уйти под ледяной потолок.
Они погрузились в глухую подледную толщу.
Раньше уже через шесть минут киты выходили глотнуть воздуха. А теперь шли минуты, киты плыли, превозмогая удушье.
К счастью, на десятой минуте они услышали над головой раскатистое «гр-р-рах!» и увидели, как между льдинами забрезжила полоса света. С каким же облегчением они выставили головы из воды, положив морды на края льдин!
Потом — еще двадцать минут пути… Убу пробовал приподнять лед спиной. Не поддавался. Узорчатая плыла все медленней, Иногда она останавливалась, слабо шевеля плавниками. Убу возвращался к ней. Он грубо толкал ее — и она оживала.
У него начали мерзнуть плавники. Какая холодная вода!
Даже глазам становилось холодно. Узорчатая погибала. Она уже клонилась на бок. Убу подплыл, чтобы поддержать ее, и тогда китиха начала кричать. Убу ответил ей таким же пронзительным криком.
«Льдина. Голова — удар!» — подумал Убу и круто пошел вверх на сближение со льдом.
От первого удара головой он оглох, как сельдь. Обезумев, он шел вперед, все время тараня ледяной потолок. Лед все никак не поддавался. Лишь в одном месте он слабо, чуть слышно треснул — Убу замер прислушиваясь.
Он протаранил снова и снова. Каждый удар в этом месте сопровождался все тем же однообразным треском.
Тогда Убу нырнул и в бешенстве ринулся вверх с такой скоростью, словно хотел взлететь над морем. Если б чутье его обмануло, а лед выдержал, горбач разбился бы насмерть. Но пронесшиеся над морем птицы видели, как брызнули ввысь ледяные осколки и как, опадая, застучали по большой черной голове в проруби. А голова тотчас исчезла, даже не выпустив фонтана.
Убу позвал и подтолкнул к пролому китиху.
Он уже не видел и не слышал своей Узорчатой. Он словно окутывался тошнотворным дурманом и, сам не замечая, тонул все глубже и глубже. Потом Убу почувствовал, что кто-то обхватил его, прижал к себе. Понес все выше и выше. Это Узорчатая понесла Убу к воздуху.
Кто ей сказал, что так надо? Никто.
Просто она не раз в своей жизни видела, как поступают матери, неся новорожденных китят, чтобы они могли сделать первый вдох.
7Все же у этого путешествия не было счастливого конца.
Когда Убу и Узорчатая выбрались, наконец, на вольный простор Атлантики, их ждала новая беда. Правда, она пришла не сразу. На голове Убу успели зарубцеваться раны и перестали болеть ссадины, напоминавшие о ледовом сражении. Окрепла и повеселела Узорчатая. Начались новые игры. И в это время легкий дымок показался на горизонте.
Дымило приземистое темное судно.
Оно было похоже и непохоже на махину, за которой горбачи уже плыли однажды. Тот корабль не был окутан облаком пара, как этот. И возле того вода имела вкус нефти, а возле этого она была сальной. Киты подошли посмотреть. Они стали нырять под судно, идя то с правого, то с левого борта.
Что-то кричали люди на борту, махали руками. Еще одно маленькое судно, рядом с большим похожее на детеныша, отошло от матери и вперевалку стало надвигаться на горбачей.
Значит, у стальных махин тоже бывают дети?
Киты ушли под воду и вынырнули возле детеныша.
Суденышко разворачивалось на месте и, наверно, хотело разглядеть их глазом, в котором вместо зрачка сидел якорь. Вверху, на самом носу детеныша, стоял человек с длинной рукой, поворачивая и опуская ее. В это время Убу скрылся в глубине и не понял, что произошло. Еще под водой его поразил звук хлопка и вслед за тем крик. Это Узорчатая звала на помощь.
Но когда Убу увидел ее, она уже молчала и, выставив из воды голову, заваливалась на спину. А когда подплыл, то наткнулся на что-то железное в боку Узорчатой. Еще минуту мелко дрожали ее плавники. Потом она замерла.
Убу ощутил в своей пасти вкус крови пополам с водой. Медленно, как усталость, по его телу прошло чувство утраты и ужаса. Теперь он мог только кружить возле неподвижной китихи и поддерживать ее, чтобы она не утонула. Ничего нельзя понять в этой жизни. Может быть, есть надежда на чудо? Что, если Узорчатая снова станет такой, какой была? Но откуда тогда этот ужас и эта кровь?
От нового выстрела Убу вздрогнул всем телом. Кто-то ударил его пониже спинного плавника. В тяжелом недоумении он взглянул на суденышко. Что-то сверкнуло в длинной руке, потом со злобной оглушающей силой толкнуло Убу в голову, и он затих, как Узорчатая.
Где-то рядом шла жизнь, кто-то ругался, но киты этого уже не слышали.
