Валентина Фролова - Динька и Фин
Динька поднял голову вверх. Перегнувшись через леера, Маслюков все стоял, глядя на них с Фином, вытаращив глаза и раскрыв рот. Наверное, к нему надо подойти, надавить на эту челюсть снизу, только тогда рот сомкнется. Сам по себе — никогда…
* * *Динька подбрасывал в костер сухие хворостины к орал во все горло:
— Динь-Финия, Динь-Финия —
прекрасная страна,
Динь-Финия — отчизна,
Динь-Финия — судьба.
Чуть справа от Бразилии,
Чуть слева от Тигринии,
Южнее Северинии,
Но северней Пингвинии,
Вся сине-сине-синяя
За береговой линией,
Вся ярко-ярко-яркая,
Вся жарко-жарко-жаркая
Раскинулась Динь-Финия,
Чудесная Динь-Финия,
Прекрасная Динь-Финия,
Полна чудес Динь-Финия,
Динь-Финия моя.
Динь-Финия — страна Диньки и Фина.
Динька мог орать во все горло, не жалея голосовых связок.
Дневное представление окончено. До вечернего — два с лишним часа. Григорий Иванович, устав от солнца, жары, работы, ушел в свою «каюту» спать. Карл и Лили тоже отдыхали в дельфинарии. Костер Динька разложил там, где раскладывал всегда, — в просторной пещере, выдолбленной в прибрежной скале мощными зимними шквалами. Над ним толща камня, — метров в пять. За стеной и с боков скальная материковая порода. А перед глазами бухта, настолько широкая, что второго берега ее из пещеры не видно. И не трудно представить себе, что ты один-одинешенек у бескрайнего океанского побережья. И гебе шагать не дошагать, бежать не добежать, плыть не доплыть хоть до какого-нибудь людского поселения. Одна-единственная живая душа, которая вынырнет из глубин, откликнется на твой посвист, если ты войдешь в воду, вложишь два пальца в рот и позовешь — это Фин.
Надо же, Фин подарил ему рыбу!
В литературе такое описывалось, и не раз. Потому ученые и намерены приучить дельфинов загонять косяки рыб в рыбачьи сети. И проводили уже такие опыты. Но жаль, что один Маслюков может подтвердить, что Фин поймал рыбу и приплыл с ней к Диньке.
В котелке над костром уже несколько раз вскипала вода. Рыбина, незнакомая, неопознаваемой породы, с приметными полосами поперек тела, плескалась в ведре, и Динька по нескольку раз на час менял в нем воду, чтобы она была похолоднее, посвежее. Острый рабочий нож, пакетик с горошинами черного перца, несколько лавровых листиков, придавленных чистым камнем, — все лежало наготове на разделочной доске. Динька ждал, когда мама наконец устанет. Снимет наушники, выключит магнитофоны, потянется, изгибаясь, чувствуя, как занемели плечи и спина от долгого сидения, покажется в дверях лаборатории. Он не сетовал. Море плескалось в трех шагах от костра. Можно было купаться и думать о. том, что ты в самом деле для Фина — его земной Брат.
Что Фину, охотнику, мореходу, вымороженная и оттаявшая магазинная кефалька, которой кормит его Динька! Вон он какую красивую рыбину подарил. Жалко, что никто — ни одна душа — не знает, что это за полосатая порода? Как называется рыба? Ел когда-нибудь кто-нибудь из людей такую рыбу или не ел?
Послышались всплески по мелководью. Нет, не мама шла. У нее шаг легкий, всплески невысокие. Тут кто-то шел не один.
В проеме пещеры уже в который раз появился Маслюков. На этот раз со своей шарагой.
— Открытие твое! — подтвердил Славка и развил мысль Маслюкова дальше. — Но значение оно может иметь не только научное, но и производственное. Ты откроешь новый вид промысловых рыб Черного моря.
«Диньфинка», — назвал про себя рыбу Динька.
Он поднялся.
Одного было жаль, шарага велика. Четыре едока, да он, Динька, на одну рыбину. А маме что достанется? А папе? Вернется с полетов такой голодный. И профессору Анне Павловне надо бы кусочек. Все-таки она добрая. С башни Диньку не гонит.
Жалко, конечно, что всех надо кормить. Ну да что делать.
— Смотрите, без меня не забывайте менять рыбе воду! — наказал Динька. Сначала пошел по мелководью к вышке, а когда вода дошла до плавок, поплыл.
«Атлас» был толст, — толще библии. Рыбы в Черном море все меньше, «Атлас» с каждым изданием все толще. Динька рассматривал фотографии. Сазан… анчоус… севрюга… осетр… сарган… сельдь-черноспинка… ставрида… белуга… судак… феринка… троспер… горбыль… скорпена…
Редкие, заплывающие в Черное море из других морей: тунец… акула-молот… меч-рыба… морской черт… У черта устрашающая пасть. Его еще называют «удильщик». На теле у него шипы, а с них свисают длинные нити. Вроде водорослей. Прямо бахрома. Как у Славки на обтрепанных штанах. Некоторые из нитей длинные-длиннные, «удочки». Удильщик зависает над рыбой-жертвой, кисточка трепещет над ее ртом, как крючок с наживкой. Рыба схватила кисточку. И ее тут же потоком воды вгоняет в раскрытую пасть полуметрового черта.
Ядовитых рыб Динька рассматривал особенно внимательно. Но ни у одной тревоживших его полосок он не увидел. Минутами Динька подходил к леерам, перевешивался через них, заглядывал в окна лаборатории. Мама не снимала наушников. И писала, писала, писала… Не было никакой надежды, что она до вечера устанет.
Маслюков и его шарага держали слово чести. С расстояния Динька наблюдал за пещерой. Только раз из нее вылез Славка, полез зачем-то на скалу. Через некоторое время вернулся с чем-то в руках. Динька не рассмотрел, с чем. Остальные даже не выходили. Значит, несут вахту у костра. И воду в ведре меняют.
Было не меньше, чем шестнадцать часов. Потому что солнце уже отпускало землю, жара спадала. Раскаленная суша вздохнула, ветерок потянул, тронул рябью море. Только Динька подумал об этом, как на военных кораблях отбили четыре склянки. И вдруг Динька уловил запах, который заставил его вскочить. «Атлас», шлепнулся к босым ногам. Но Динька даже забыл, что «Атлас» дорог, редкостен, требует осторожного обращения. От пещеры наносило запахом ухи. Пахло душистым перцем, разморенным в кипящей воде лавровым листом и вкусной-превкусной рыбой. С трехметровой высоты Динька прыгнул в воду. В несколько сажень доплыл до мелководья. Побежал, разметывая брызги.
В пещере вокруг затухающего костра сидели Маслюков, Славка, Ленька, Петька. Они обернулись к Диньке, скаля зубы. Жующие губы лоснились. Появление Диньки встретили дружным хохотом.
— Ну! Мужик! Не плачь! — засмеялся Маслюков, продолжая жевать. — Рыбина твоя ничего. Она всем нам по нутру пришлась. И науку Славка уважил. Вот, смотри, шкура не попорченая. Славка снял ее с рыбины, как чулок с ноги. Вот скелет. Вот потроха. Мать твоя будет довольна. Садись, ешь. Вот твоя тарелка с куском. Большой кусок, а? Вот матери. Все по чести.
