Валентина Фролова - Динька и Фин
— Это правда, Карл, что Вольный сын Моря и Неба Денис Малышев бросил тебе в пасть раз живую кефаль, и она забилась в твоей глотке? И ты испугался так, что чуть не подавился? Со страху забился в угол? Потом трое суток не ел? Карл, правда?
В наушниках смолкло.
Тишь.
Лишь шелест воды о сетку.
Ай да Фин, вот это уел задаваку!
— Ты такой дикий, Фин, — наконец проворчал Карл. — Мне стыдно за тебя.
— Ха-ха! А мне — за тебя! Лизоблюд! Приживала! Пожиратель дохлых туш.
— Мне стыдно за тебя, Фин, — повторил Карл. Ты дик и темен. Цивилизованные существа стыдятся быть живоглотами, живую рыбу но едят.
— Питаются падалью?.. Пойдем, сразимся с акулой. Я знаю акулу Океаниху мерой в два дельфина. Я не боюсь ее. Плывем, Карл.
— Ах, какой же ты голодранец, Фин, — повторил Карл. Плыви. Тебе, голытьба океанская, терять-то нечего!
— А что терять тебе?
— О! Разве у тебя есть такие ворота, как у нас с Лили, которые почти никогда не открываются? А разве есть у тебя такой крепкий засов, который не открыть ни мне, ни тебе, ни Лили, сколько бы мы ни старались?
— Цивилизация — это загон?
— Да! И тебе охота в загон, иначе зачем ты здесь?
— Цивилизация — это закрытые ворота?
— Да! И у тебя их нет, голытьба океанская!
— Цивилизация — это крепкий засов, который не открыть?
— Да, очень-очень крепкий. Тебе никогда не иметь такого!
Опять тишина в наушниках. Фин задумался.
— А тебе никогда не испугать акулу, — возразил Фин.
— О! О-о! О-о-о!!! Ты слышала, Лили, этого хвастуна?… Можно подумать, он сражался с Океанихой мерой в два дельфина.
— Сражался! И не так уж давно. Вот шрамы у хвостового плавника.
Разгневанный, Фин выпрыгнул из воды. И цепочка вмятин от акульих зубов стала видной всем.
— О! вздохнула Лили, забыв, как опасен Карл. — Шрам — это charme!
Фин прыгнул еще раз, чтобы его боевые шрамы Лили рассмотрела как следует.
— Шрам — это charme! — повторила Лили.
И отпрянула в сторону. Карл догнал ее, уткнулся железной крепости рылом в ее спину, примял к самому дну, оттаскал, вцепившись в плавник.
Григорий Иванович надрывался, кричал в рупор:
— Прекратите! Карл! Лили! Прекратите!
Публика хохотала. Людям даже больше нравилось смотреть на то, как сердится Григорий Иванович, чем на то, как дельфины прыгают и играют в мяч.
Маслюков все оставался на башне. Был настороже. Его как приклеили к спине Диньки. Динька шаг вправо — Маслюков вправо, Динька шаг влево Маслюков влево. И какой серьезный! Вроде раз он при Диньке значит, при деле. Маслюков верил в то, что это он заставил Диньку прекратить работу с Фином. И теперь сторожил Диньку, стоял между ним и рундуком, в котором мячи и неиспользованные еще кегли.
— Карл, в обруч! Карл, в обруч! — из последних сил кричал Григорий Иванович.
Фин нырнул.
Серия гневных щелчков и толчков с придонного слоя воды пошла в сторону дельфинария.
— Карл, презренный трус, пожиратель мертвечины, — хрипел Фин. — Выходи на бой со мной, если ты такой смелый! Лили хрупка и тонка! Оставь ее, Карл, стыдно!
— Ты нам завидуешь! Ты нам завидуешь! Ты нам завидуешь! выбросил залпы ответных щелчков и свистов из глубины в сторону бухты Карл. — Зачем приплыл, если не завидуешь?
— Да, я в твоих грязных водах, Карл, в которых так много мути, что трудно смотреть. Да, я у твоих ворот с очень-очень крепким замком, которым ты так гордишься. Но я тут не потому, что завидую тебе. Я тут потому, что тут мой Земной брат Денис Малышев. Я люблю играть с ним, он любит играть со мной. Я волен выбирать себе Брата.
— И я — волен, — съязвил Карл.
— Не брата — хозяина. Дельфины Океанской стаи не знают Хозяев.
Фин развернулся.
Через несколько минут его серый треугольный плавник уже едва различался вдали, у горловины бухты, на выходе на внешний рейд.
Динька с сожалением снял наушники.
Кто-то может не поверить, что Динька так точно расшифровал звуки, щелчки, серии свистов, которые слышал. Но кто не верит — пусть проверит. Пусть хоть у мамы спрашивает, есть у Диньки Брат в Черном море или нет?… Есть! А братья друг друга понимают. Перевод точен.
Маслюков совсем успокоился. Толкнул крышку рундука. Она грохнула тяжело, железно. Сел на край. Вот, мол, как я тебя проучил. Вот как напугал. Заставил прекратить игры с этим приблудным дельфином!
Ликуй, Маслюков! Бди, сидя на крышке и не сводя с меня глаз. Только не было случая, чтобы Фин, прощаясь, не обдал Диньку с головы до ног фонтанной струей воды. Здесь он где-то, бродяжка Фин. Вблизи башни. Еще не доспорил с Карлом, не сказал последнее слово.
Представление пошло гладко. Лили крутила на носу крашеные деревяшки, Карл усердно прыгал в кольцо. Лили впряглась в лодку и повезла по кругу маленькую дрессированную собачку-болонку в юбочке. Собачка стояла на задних лапках и забавно держалась за палочку с перекладиной, как рулевой за руль. И Карл довольно внятно прохрипел в конце представления:
— Я — Карл…
Трибуны взорвались аплодисментами. Люди повскакивали с мест. Крутили головами, не подвох ли этот хрипой голос, не из громкоговорителя ли? Григорий Иванович сиял. Стоял на тренерском мостике, успокоенный, счастливый. Сказал в динамик ласково, благодарно:
— Не стесняйся, Карлуша! Говори, говори…
И Карлуша, смиренный прихлебала, в предчувствии лакомства, дохлой рыбины, прохрипел:
— Люблю Гришу!
Что сделалось с публикой! Она орала, топала, свистела, аплодировала. Со всех сторон слышалось: «Браво, Карл!». «Браво-о!» Пусть вопят. Рожденный, чтобы быть вольным охотником, хозяином океанских просторов, Карл получил за смиренную службу тушку вчерашней кефали без башки. Хо-хо! Зачем тебе только твои мощные, похожие на конусы зубы, Карл? Зачем пласты мышц под плавниками? Эх ты, жирный лентяй, довольный неволей!
Плеск послышался внизу, у башни. Динька и Маслюков обернулись вместе, нагнулись, держась за леера. Фин, высунувшись из воды, безмолвно смеясь, держал в зубах красивую рыбину, еще живую, трепыхавшую темным хвостом, килограмма в два весом. Он угощал ею Диньку. Это было несомненно угощал. Положил морду с рыбиной на нижнюю палубу башни и смотрел на Диньку.
Динька сбежал вниз, по крученым спиралям железного трапа. Упал на колени. Потянул руку к рыбине. По ее телу шли очень приметные полосы. Более темная чешуя, поблескивающая, похожая на пластинки слюды, образовывала их. Фин разжал зубы. Динька погладил Фина, ощутил молодую шелковистость его кожи. Рыбина живая, вырывающаяся, забила хвостом по голому животу Дениса. Едва-едва ни выбилась из рук. Фин, радостный, нырнул. Пустил фонтан. Окатил Диньку с головы до ног. И уплыл.
