Евгений Вишневский - Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая
— А, рыбачок, здорово, здорово! — приветствовал он меня. — А ну, показывай улов, хвались!
Пришлось снять с плеча рюкзак и показать деду рыбу.
— Ну, что же, хорошо, — одобрил он меня, — молодец. Давай-ка оставь мне маленько на жареху. Да ты не стесняйся, больше, больше сыпь, тут все свои!
— Да мне бы не жалко, — кривлю я душой, — но мы пари с Юрой заключили на канистру пива, кто больше поймает, — и все-таки откладываю деду хариусов, правда, самых мелких и мятых.
— А это ничего, — суетится Евсеич, — мы тебе справку выпишем. По всей форме, с печатью. У меня и печать есть, круглая... Вот взял я у тебя двенадцать штук, а напишу, что двадцать, хочешь?
— Ну, ты мне эти штучки, Евсеич, брось, — строго говорю ему я. — Человек я честный, по крайней мере на рыбалке. Хоть и завхоз.
Юра уже был в лагере, но был он как-то странно тих, грустен, на лбу у него сиял здоровенный фонарь, а весь левый глаз был залит кровью. Впрочем, сперва, в ажиотаже, я этого не заметил (тем более что были уже сумерки).
— Ну, сколько у тебя? — весело спросил я своего соперника.
— Восемь ленков, — нехотя ответил Юра и ушел в складскую палатку.
— Вот чего мне там не хватало, — послышался оттуда его голос.
Юра вышел, держа в руках маленькое круглое зеркальце. Он подошел к костру и стал внимательно рассматривать свой заплывший кровью глаз.
— Юра, откуда у тебя такой фонарь на лбу? — спросил я (на фонарь я почему-то обратил внимание прежде, чем на заплывший кровью глаз).
— Да я карабином себя по лбу нечаянно ударил, — ответил Юра. — Фонарь-то ладно, а вот глаз...
— А с глазом что?
— Видишь, какая история случилась, — виновато начал Юра, словно оправдываясь, — ушел я далеко, километров за двенадцать, и здоровенного ленка там зацепил, килограммов, должно, на шесть. Да он, мерзавец, сорвался у меня с блесны, я неловко как-то дернул удочку, ну и всадил себе крючок под веко в самый глаз. А зеркальца-то с собой у меня не было, я же не барышня, зеркальце с собой носить, да и зачем мне оно в тайге?.. Словом, полтора километра я шел, крючок, впившийся в глаз, внатяг на леске держал. А потом уже сил не стало, ну я и вырвал его...
— Кого «его»?! — заорал я. — Глаз?!
— Да нет, слава богу, крючок... — И после паузы добавил: — Но боюсь, что и кусок глаза с крючком тоже. А шишка на лбу — это ерунда. Это я карабином себя по лбу трахнул, когда ленок у меня сорвался. Потом уж какая рыбалка — я домой пошел. Правда, по дороге еще двух ленков поймал все-таки, не утерпел. Знаешь, посмотри, что у меня там с глазом, уж больно как-то веко саднит...
—Да какое веко?! — опустив руки, тихо сказал я. — Ты же ведь и вправду себе кусок глаза выдрал. Колька! — свирепо заорал я, придя в себя, хотя орать вовсе не требовалось: Колька стоял рядом, раскрыв рот, и в ужасе смотрел на Юру. — Ну-ка быстро: скипятить воды, кипяток охладить в ручье! Да смотри у меня, не лазь в эту кипяченую воду пальцами, ты же ведь руки неделю не мыл!..
Колька бросился выполнять мои приказания, даже и не подумав огрызнуться. Я кинулся в палатку, быстро разыскал там аптечку, нашел стерильный индивидуальный пакет, тщательно, с мылом и мочалкой, вымыл руки. Достал из пакета бинты и вату, тюбик со стрептоцидовой мазью (до сих пор удивляюсь своим осмысленным действиям в эти минуты: я ведь был словно в шоке, ничего не соображал, а все за меня делал будто бы кто-то другой). Тем временем кипяток остыл, я промыл Юре глаз, напихал в него стрептоцидовой мази (чтобы не начался воспалительный процесс), потом наложил тугую повязку из ваты и бинтов. Все это я делал первый раз в жизни, но получилось очень хорошо. За всю ночь (а уснуть Юре не удалось ни одной минуты) повязка не сползла и не ослабла.
Поздно ночью в лагерь пришли Саня с Геной, усталые, но счастливые. Они бросили к камеральной палатке рюкзаки с какими-то тяжеленными каменными плитами, и Саня заорал на всю Инынью:
— Снимите шляпы! Разрез оконтурен, и все подтвердилось! Даже и черскиел[31] есть!
— Юрка крючок себе в глаз всадил и кусок оттуда вырвал, — уныло сказал я.
— Иди ты! — заорал Саня. — Где он?!
— Да вон в своей палатке лежит. Саня кинулся в палатку к Юре:
— Ну что там у тебя, где, показывай!
— Да нет, — по-прежнему виновато ответил Юра, — давай до завтра отложим. Женька мне очень хорошо все завязал. Неохота развязывать...
— И представь, Саня, — добавил я, — ведь он, когда уже назад с таким глазом шел, еще двух ленков поймал.
— Вот, — сказал ожесточенно Саня, — вот! Давал же я себе зарок: не пускать вас на рыбалку поодиночке. Надо было вам вдвоем за рыбой идти!
После этого все пошли спать, а я остался. Выпотрошил, почистил и засолил всю рыбу: и Юрину, и свою. Моей конечно же много больше, но наш спор теперь, разумеется, потерял всякий смысл.
— Интересно, — с ужасом подумал я, вспоминая Санины слова, — а если бы мы на эту рыбалку вдвоем пошли и мне бы пришлось ему крючок из глаза доставать, тогда что?.. Вытащил бы, конечно, в обморок не упал, но... — И мурашки побежали у меня по спине.
29 июля
Утром Саня взял свою самую сильную лупу и тщательно обследовал Юрин глаз. Рассматривая его, Саня время от времени свистел и качал головой. Наконец он отложил лупу в сторону:
— Дело серьезное, ребята! Возле самого зрачка кусок вырван, и в одном месте краешек даже задет. Надо вызывать санрейс.
— Не надо, Саня, — умоляет Юра, — вот увидишь, все обойдется. Тем более нас через два-три дня все равно перебрасывать будут. Если мне станет хуже, тогда и увезут в больницу, а так я еще, может, к послезавтрому оклемаюсь.
После долгих раздумий решили, по крайней мере, сегодняшний день выждать. Нынче Саня с Геной собирались в маршрут на Элин, но теперь ни о каком маршруте, конечно, не может быть и речи. Саня пошел к соседям, советоваться, что делать с Юрой. С ним пошли Гена с Колькой — нам надо испечь хлеба: со дня на день должен быть вертолет (мы заказали переброску на первое августа). Перед их уходом у нас состоялось небольшое производственное совещание, на котором решили придерживаться такой версии: Юра долбил известковую плиту, геологический молоток был перекален, разлетелся на куски, и один из кусков попал ему в глаз. Тогда Юрину травму можно будет квалифицировать не как бытовую, а как производственную.
Ребята ушли. Я вялю под пологом рыбу, пойманную в тот злополучный день. Юра пытается помогать мне, но я гоню его прочь — больной должен лежать. Глаз у Юры уже воспалился, и я грозно говорю, что если он, этот неугомонный больной, не ляжет, то врачевать его я больше не буду.
Юра ненадолго ушел, полежал с полчаса, потом появился снова и снова стал пытаться помогать мне по хозяйству. Я взял здоровенную палку и пригрозил вытянуть его вдоль хребта, если он опять полезет ко мне со своей помощью.
