Василий Алферов - Утро года
Было это в конце марта. Рыбачил я в Глухой воложке на подледные снасти. С утра был крепкий мороз, а в полдень солнце пригревало так, хоть раздевайся. На заснеженном острове цвела верба, на прибрежных суглинистых проталинах виднелись стебельки мать-и-мачехи, а в чистом голубом небе слышалась милая сердцу песенка жаворонка. И невольно в это время вспоминается великий Глинка, положивший на ноты эту чудесную мелодию.
Вдруг я услышал отдаленный крик огарей — такой жалобный, но родной, и был рад ему так же, как мартовскому солнечному дню и первой песенке жаворонка. Крик повторился. Огари летели на небольшой высоте в мою сторону. Долетев до полыньи в конце воложки, они стали снижаться и делать круги. Обычно огарей я встречал парами, а тут была тройка. Кружились они довольно долго, а потом сели на воду. Мне их было видно хорошо, но огари, наверное, меня не замечали, потому что я, по рыбацкому обычаю, сидел не шевелясь да и расстояние до полыньи было не такое уж близкое.
Сижу, наблюдаю. То взгляну на уток, то на поплавки — ловлю двух зайцев. Но вот поклевка. Поплавок крайней удочки качнулся и пошел под лед. Проворно делаю подсечку, и на снегу, топорща бледно-оранжевые плавники, отчаянно бьется крупная сорожка. Опустив леску в воду с новой наживкой, я взглянул на огарей. Взглянул и ахнул: селезни успели уже схватиться и дрались, что называется, не на живот, а на смерть. Ведь и прошло-то всего не более двух-трех минут, как они сели в воду, — и на тебе, будто для того только и сделали посадку, чтобы подраться. Я встал и направился к полынье в надежде, что драчуны заметят меня и улетят. Но не тут-то было. Они продолжали остервенело щипать друг друга, бить крыльями и ничего и никого не замечали. А утка спокойно плавала поодаль, кокетливо пощипывала перышки, прихорашивалась и лукаво поглядывала на обезумевших селезней. Но вот я уже совсем близко от полыньи. Утка заметила меня, вытянула шею и беспокойно завертела головой. Потом издала короткий звук и тяжело поднялась в воздух. А селезни остались. Они продолжали потасовку даже в то время, когда я стоял рядом с полыньей. Образумил, привел их в чувство мой громкий окрик: «Да вы перестанете или нет, разбойники?! Вот я вас сейчас!..» Соперники ошалело метнулись в разные стороны, захлопав по воде крыльями, и с протяжным стонущим криком взмыли над полыньей.
Вскоре один из селезней, который, видимо, роднее, настиг утку и они полетели рядком. А второй селезень, неизвестно где потерявший свою подругу, летел в том же направлении, к Жигулям, но на большом от них расстоянии. Как плохо быть одинокому!
Я долго смотрел вслед улетающим огарям. Но вот они исчезли, скрылись из виду. И только в голубой полынье, точно крошечные кораблики под парусами, прытко и задорно скользили рыжеватые пушинки.
Куда девались чибисы
Чибис — интересная, забавная птица. Это про него поэт А. Пришелец и композитор М. Иорданский написали хорошую песенку:
У дороги чибис,
У дороги чибис,
Он кричит, волнуется, чудак:
«А скажите, чьи вы?
А скажите, чьи вы?
И зачем идете вы сюда?»
Чибиса называют также пиголицей, пивиком. Брюшко, подхвостье, горло у него белые, спинка, зоб черные, на голове длинный хохолок, ноги ярко-малинового цвета, крылья тупые, широкие. Это довольно крупный кулик и один из тех «счастливцев», которого охотники не трогают, хотя мясо чибиса вполне съедобное. Как-то уже испокон веков не принято охотиться за ним. Поэтому, видимо, чибисы и не проявляют особой осторожности.
Где есть реки, озера, пруды, болота, там наверняка можно встретить чибисов. В поймы правого и левого берегов Волги близ города Куйбышева они прилетали обычно ранней весной, как только в лугах появлялись проталины и вода. Тишина, приютившаяся здесь на зиму, сразу же нарушалась, и в поймах наступало оживление. Чибисы, радуясь весне, затевали игру, взлетая то вверх, то вниз, кружились, падали, перевертывались с боку на бок и громко, пронзительно кричали: «Кыбы-кууыб!»
А во время гнездования, заметив человека, чибис обязательно полетит ему навстречу и вежливо спросит: «Чьи вы, чьи вы?»
Гнезда чибисы устраивали на кочках, в травяных зарослях или даже на голом месте, но хорошо устланном сухой травой.
Чибисы не только забавные птицы, но в то же время и очень полезные. Они поедали в наших местах огромное количество листогрызов, проволочных червей, кобылок и многих других вредных насекомых.
К началу августа подрастали выводки. И молодые, и старые чибисы, собравшись в небольшие стайки, кричали в лугах, возле водоемов. Особенно много их было в районах Гатного и Лещевого озер. А в сентябре чибисы улетали на зимовку: одни — в Закавказье, другие — в Северную Африку, третьи — на побережье Средиземного моря. Подумать только — какая даль!
Я с детства полюбил чибисов и каждый год с нетерпением ожидал их прилета из дальних стран. Однако вот уже третью весну чибисов в наших местах, под Куйбышевом, не стало. И никто даже не заметил исчезновения этих птиц. Мне приходилось заводить разговор на эту тему со многими охотниками и рыболовами, но каждый из них оставался равнодушным, считая этот разговор несерьезным, отделывался шуткой: «Зачем тужить о чибисах, когда у нас воробьев достаточно».
А ведь следовало бы каждому охотнику, каждому рыболову-спортсмену уметь не только метко стрелять или ловко делать подсечки, но также и уметь любить природу, хорошо знать свой край, вести наблюдения, записи, быть хотя бы в какой-то мере натуралистом, орнитологом или фенологом.
Долго мучил меня вопрос — куда девались наши «куйбышевские» чибисы? И вот, наконец, мне совершенно случайно удалось узнать об этом. В июне минувшего года я побывал в двух колхозах Ставропольского района. Там, где широко разлилось Куйбышевское море, в низинах, стеной стояли травы, а в них тут и там сверкали под солнцем небольшие, мелкие заливчики. Вот здесь, в неоглядных колхозных просторах, в приморской низменности, я увидел своих любимых чибисов, услышал их знакомые выкрики. Но хохлатые друзья мои в эту пору были не так активны и забавны, как они бывают ранней весной, потому что заботливо охраняли свои гнезда, в которых сидели и просили есть маленькие чибисята.
В тихие раздольные места перекочевали чибисы. Конечно, на новых местах, в преображенной человеком природе, им вольготнее. А здесь, в пригородной полосе, уже слишком стало многолюдно и шумно. Я радуюсь новоселью чибисов, но в то же время и скучаю по ним: хорошие друзья не забываются так скоро.
Перепелки
