Василий Алферов - Утро года
— Понял! — шмыгнув покрасневшим носом, ответил Ванюшка. Он повернул обратно гнедого пузатого меринка с коротким хвостом, натянул вожжи и, как взрослый, прикрикнул:
— Э-э, Красавчик, торопись, дело серьезное!..
Петр сел к старику в сани, и они поехали на озеро.
— Мы с Ванюшкой за сеном было собрались, а тут на-ка вот тебе — «пожар тушить» приходится, — шутил старик.
Когда подъехали к проруби, старик развел руками:
— Эх, мать честная!.. Щуки-то, щуки-то какие большущие, ровно осетры… Сами в руки так и просятся. Придется на артельную ушицу «наудить» щучек да окуньков, а то поздно будет, когда лед вскроем, уйдет вся рыбка, скроется…
А Петра беспокоила мысль о том, приедут ли люди с базы и удастся ли спасти рыбу. Но вот наконец вдали показались две подводы. Петр, припрыгнув по-ребячьи, крикнул:
— Едут, едут!..
Прискакал дядя Сергей, а с ним еще человек пять. Подходя к старику, Сергей спросил:
— Откуда будем начинать, Спиридон Ильич?
— Рубить майны придется в разных местах, — ответил Спиридон Ильич и, молодецки хлопнув рукавицами, взял пешню.
Дело шло ходко. Тут и там, по всему озеру, голубели проруби, будто чаши, до краев наполненные студеной водой. Спиридон Ильич подбадривал людей шутками да прибаутками:
— А ну, молодчики, руби ледок как сахарок: откроем все «форточки», чтобы рыбка дышать вольготнее могла…
К вечеру рыбы не было видно ни в одной проруби. Спиридон Ильич, взглянув на Петра, подмигнул:
— Рыбка, сынок, тю-тю. Вильнула хвостом — и поминай как звали. А ежели бы не твоя забота — каюк! Ни одной бы рыбки в живых не осталось, вся бы камнем на дно легла… Завтра мы привезем снопы прямой соломы и расставим их по майнам. Через соломинки пойдет воздух в воду, и нашим щучкам и окунькам дышать станет вольготно… Ну, по домам пора, — спохватился старик. — Вы поезжайте на базу, — сказал он дяде Сергею, — а я парня до Ветлянки подвезу.
…Выбрались на большую дорогу. Спиридон Ильич, попыхивая самокруткой, спросил Петра:
— Совсем решил остаться в колхозе или так себе, временно?
— Совсем, — ответил Петр.
— Это хорошо. В колхозе нужны умелые руки… Не женился?
— Пока нет, но скоро женюсь.
— Невест в колхозе много… Которая же тебе приглянулась? — полюбопытствовал Спиридон Ильич.
— Орехова Маринка, — немного смутившись, ответил Петр.
— О, брат! — воскликнул Спиридон Ильич. — Знатную девку ты избрал. Работница золотая… Кандидатом в депутаты Верховной власти ее выдвинули, вот какая эта Маринка!.. Счастливый ты, парень. А теперь, сынок, скажи-ка мне, откуда тебя привела лиса на Лебяжье озеро?
— От Бирючьего оврага.
— Неужели от Бирючьего? — удивился Спиридон Ильич. — Да ведь это, ежели даже напрямик считать, и то километров пятнадцать будет! Ну и напористый же ты. Характер у тебя, видать, отцовский. И бьешь метко. Поглядел я давеча на твою лису — заряд угодил куда следует. Молодой, да ранний — настоящий охотник!..
А невдалеке, по косогору, в синеватых морозных сумерках зажигались яркие электрические огоньки. Это была Ветлянка.
1968 г.
В половодье
Я и мой приятель Сергеич рыбачили на поплавочные удочки в пойме правого берега Волги. Было это в начале мая, в самое половодье. Погода стояла теплая, солнечная. По ерикам из Волги вода заходила в луга, затопляла низины, до краев наполняла чаши озер. А вместе с полой водой шла косяками на нерест рыба: лещ, язь, сазан, окунь, плотва. В это время на мелких заливных местах с травянистым дном особенно хорошо берет плотва, язь, а иногда линь. Мы с приятелем сидели на берегу озера Зелененького, забрасывали удочки между затопленных по пояс таловых кустов. Места́ выбрали на редкость хорошие, но клев был неважный. Мы уже устали смотреть на неподвижно торчавшие кукишами поплавки и никак не могли понять, почему же клев совершенно прекратился. В моем садке плескались всего лишь три небольшие плотвицы и подъязик, не больше было и у Сергеича. Приятель сладко зевнул, прищурясь взглянул на солнце и сказал:
— Возможно, к вечеру будет хороший клев.
Сидим, любуемся природой. Деревья еще голые, но уже пробуждались к жизни, бродили соками. Набухшие почки начинали лопаться, воздух напоен тонкими запахами разнолесья. На солнечных припеках зеленела низкая изумрудная трава, желтели звездочки гусиного лука. Слышался птичий гомон, пробовали свои голоса дрозды, пеночки-теньковки. Высоко над тихими разливами планировал коршун, а над самой водой с криком проносились кулики. Я говорю приятелю:
— Пойду поищу новое место.
— Сходи поищи, — равнодушно отозвался Сергеич.
Недалеко от наших мест было второе озеро — Песчаное. Оно так же, как и Зелененькое, вышло из берегов. Пошел я без удочек. Шел по гриве, заросшей вербовником и вязами. Пройдя метров сорок по диагонали, я вдруг остановился: в метре от меня с шумом вылетела кряковая утка. Она летела низко и села неподалеку, в разливе Песчаного озера. Я подошел к высокому, с множеством отростков, вербовому кусту и увидел гнездо кряквы. Оно было на самой земле, тонко устланное сухими листьями. В гнезде лежало семь зеленоватых яиц.
К гнезду уже подступала вода. Что делать? Оставить его на месте — через день-два оно очутится под водой, а взять яйца — это значит разорить гнездо, совершить недостойный поступок. Но что же, в конце концов, оставалось делать с гнездом? После некоторого раздумья я решил приподнять гнездо на метр выше. Нарезал ивовых прутьев и сплел в развилке вербового куста нечто вроде корзины. Затем набрал охапку сухих листьев, устелил ими «корзину», бережно перенес с земли гнездо, положил в него яйца и ушел.
Приятель встретил меня недоуменным вопросом:
— Где ты ходишь так долго? Клев стал такой, что поспевай только вытаскивать.
Я все рассказал Сергеичу. Он покрутил головой и усмехнулся:
— Чудак-рыбак!.. Так тебе кряква и найдет твое гнездо, дожидайся. Где-нибудь другую кладку сделает.
Я ничего не мог возразить приятелю, потому что и сам не знал, найдет кряква сделанное мною гнездо или не найдет. Но про себя решил, что непременно приду сюда и проверю.
На второй же день, вечером, я специально поехал туда, где было гнездо кряквы. Я был озабочен, торопился. Меня пугала мысль о том — неужели кряква не догадается подняться на один метр выше и не обнаружит гнездо? Мне казалось, что я иду очень долго, и все прибавлял шагу.
Но вот и знакомая грива. Останавливаюсь. Смотрю вдаль, ищу глазами вербовый куст. Затаив дыхание, тихо крадусь к гнезду. Под ногами, как на грех, звонко хрустнула сухая ветка. И почти одновременно испуганно выпорхнула из гнезда вчерашняя утка.
