Борис Рябинин - Мои друзья
Все последующее происходило в полной темноте. Вероятно, поджигатель пытался сопротивляться, но это продлило ему жизнь лишь на несколько секунд.
С минуту мы молчали.
— Страшно! — наконец признался я.
— Да, страшно, конечно, — согласился Сергей Александрович и добавил: — Такие случаи, со смертельным исходом, довольно редки, и мы не должны допускать их. Задача собаки — помешать диверсии и задержать преступника, а дальше уж дело советского суда!
ДРУЗЬЯ ДОМА
Прошло немного времени, и между догом и эрдельтерьером установилась самая тесная дружба. Вначале, правда, они ссорились из-за меня. Стоило Снукки подойти ко мне приласкаться, как дог сейчас же вскакивал и поспешно бросался к нам. Сердито рыча, он носом сталкивал лапы Снукки с моих колен и клал на их место голову. Если эрдельтерьер пробовал сопротивляться, дог свирепел, бесцеремонно хватал Снукки за шиворот и, точно вещь, отбрасывал в сторону.
Но со временем Джери привык к тому, что Снукки имеет такие же права на ласку хозяина, как и он, да и сам привязался к ней. Постепенно дружба между собаками сделалась прямо-таки трогательной.
Место Джери было в прихожей у голландской печи; место Снукки — в моей комнате под письменным столом. Если догу хотелось поиграть с эрдельтерьером, он являлся в комнату и пытался осторожно подлезть под стол. Но Снукки свято оберегала неприкосновенность своего жилища. Даже от Джери! Грозным рычанием, лязганьем зубов она старалась отогнать назойливого друга, но обычно долго не выдерживала и выбиралась из-под стола.
Начиналась возня, дым шел коромыслом… Расшалившихся приятелей приходилось разгонять по своим местам.
Через минуту Джери осторожно высовывает из-за дверей кончик носа: может быть, хозяин сменил гнев на милость и разрешит поиграть? Скрепя сердце я все-таки вновь отсылал его на место. Послушание прежде всего!
Но он мог не уйти, если приказ отдан недостаточно строгим тоном. Интонация для собаки — великое дело! Приказание нужно отдавать решительным и твердым голосом, иначе не подействует.
Наконец все утихомирилось. Снукки лениво зевает под столом, время от времени чешется или принимается тереть передними лапами морду с таким ожесточением?, что трещат усы и борода.
Джери тоже успокоился. Он закатился в самый угол и лежит на спине вверх ногами. Это значит, что у него хорошее настроение.
Джери поражал своим слухом. По стуку ворот он мог отличить, кто идет: свой или чужой. Чужой — дог лежит спокойно, чуть пошевеливая ушами; свой — поспешно срывается с места, приоткрывает носом дверь и ждет, когда хлопнет наружная дверь, и затем бежит навстречу, виляя хвостом.
Утром, незадолго до моего пробуждения, Джери неслышно являлся в мою комнату. Долго настороженно стоял, прислушиваясь к моему дыханию. Стоило мне шевельнуться, как он немедленно бросался ко мне.
Если же я продолжал спать, Джери, потоптавшись, начинал рычать. Сначала тихо, потом сильнее, громче, сердито и, в конце концов, разражался громогласным лаем, означавшим: «Что ты спишь? Пора вставать.»
Снукки в это время внимательно следила за нами из-под стола. Я просыпался, и обе собаки кидались к постели. Лизали руки, тыкались прохладными носами в щеку и, только убедившись, что я действительно встаю, убирались восвояси.
Бывало и по-другому. Спишь, и вдруг холодный и влажный нос прикладывается к щеке. Мгновенно просыпаешься. Это Джери соскучился и пришел проведать.
Время моего прихода со службы собаки знали точно. За полчаса до этого они уже начинали ждать. Снукки садилась у порога, а Джери нетерпеливо бегал от двери к окну и обратно.
Во времена щенячества Джери я пробовал обучить его разным домашним приемам: приносить калоши, подавать перчатки и т. п. Позднее, перейдя исключительно на служебную дрессировку, я это забросил. Но первые уроки не пропали даром. И теперь, когда дог хотел мне особенно выразить свою преданность, он бежал в прихожую и… тащил калошу! Иногда ухитрялся принести сразу пару. Эта привычка сохранилась у него до самого конца.
Как-то раз собаки долго ласкались, всячески стараясь выразить свою любовь и преданность. Вдруг Снукки поспешно убежала в прихожую. Через минуту она была снова около меня и, немножко смущенная своим поступком, подавала мне калошу. Замашки друга переняла и она!
Собаки проявляли изумительную чуткость и внимание. Если я приходил домой в дурном настроении, они потихоньку убирались на свои места. Стоило мне рассмеяться, начать шутить, как они сейчас же бросались ко мне. Дог прибегал первым, за ним эрделька. Оба начинали нетерпеливо топтаться около меня. Когда я долго не обращал на них внимания, они затевали шумную игру между собой, как бы стараясь показать, что и им радостно, раз я весел.
Приближается обед. Взрослая собака питается два раза в день. Снукки и Джери обычно ели в девять часов утра и в пять дня. Собаки начинали ждать обеда часов с четырех. Не сидят на месте, слоняются по комнатам. С половины пятого безвыходно толкутся в прихожей, лежат на полу, сидят на пороге — томятся. Без четверти пять замирают у кухонных дверей и, высунув носы из-за занавески, не мигая, смотрят в кухню, откуда сладко пахнет овсяной кашей или мясным варевом, которое мать разливает по чашкам. Чашки алюминиевые, с широким донышком, чтобы не проливалась еда. Для дога — больше, для эрдельтерьера — поменьше.
Джери одолевает нетерпение. Он проскальзывает за занавеску и осторожно, шажок за шажком, пробирается в кухню, деликатно помахивая хвостом и с невинным видом поглядывая на мать.
— Ах ты, плут, ты плут! — скажет, улыбаясь, мать. Джери мгновенно приободрится и решительно шагнет к чашке.
— Куда? — грозно закричит мать.
И Джери поспешно улепетывает в прихожую.
Иногда он делает иначе. Смело отодвигает носом занавеску и входит на кухню с независимым видом. Но результат всегда один — Джери с позором выгоняют: вход на кухню собакам строжайше запрещен.
Но вот обе морды опущены в чашки. Слышится лишь смачное чавканье и покряхтывание Джери. Дог съедает обед первым. Встав около Снукки, он терпеливо ждет, не останется ли что у нее. «Какая ты счастливая: ешь!» — говорит он всем своим видом.
Из чашки вылетает малюсенький кусочек хлеба; Джери с величайшей поспешностью — как бы не опоздать! — подлизывает его. Какое это счастье — получить крошечку еды (хотя сам только что уписал объемистую чашку супа!). Ничего не поделаешь: любит покушать.!
После этого собакам даются кости. Некоторое время на весь дом раздается непрерывный треск ломающихся костей. Крепкие челюсти дога дробят их, как ореховую скорлупу.
