Джеральд Даррелл - Ай-ай и я
Кью, Джон и Жулиан, как обычно, отправились с наступлением сумерек на охоту. На сей раз уходили в приподнятом настроении — появление Мины с сыном придало всем духа. Около полуночи они вернулись с триумфом — Жулиан сиял и хохотал, а Кью и Джон изо всех сил старались выглядеть так, будто каждый день приносили по ай-ай. Наградой для ловцов стала красивая, лоснящаяся молодая самка. Изучив ее со всех возможных позиций и отдав должное ее шарму, мы без особых проблем пересадили зверюшку в новую клетку.
— А трудно было поймать? — спросил я.
— Да нет, — сказал Кью. — На это дерево, в отличие от некоторых других, оказалось очень просто залезть. Она как раз сидела в гнезде, тут Жулиан ее и цапнул. Но боюсь, она волнуется о детеныше.
— О каким детеныше? — спросят я с удивлением.
— Она была с детенышем, но, пока Жулиан ловил ее, тот убежал.
— И вы его там так и оставили? — поразился я.
— Да, пришлось. Мы, конечно, обыскали все, но я беспокоился о матери. Хотел поскорее привезти ее и посадить в подобающую клетку. Жулиан сказал, что детеныш все равно вернется к гнезду, и с утра мы первым делом съездим и поймаем его.
— Похоже, Жулиан прав, — согласился я. — Не думаю, чтобы детеныш уже гулял сам по себе. Подозреваю, что он еще не отнят от груди.
— Да мы наверняка его поймаем, — утешил меня Джон. — Жулиан так просто уверен.
В ответ я кисло улыбнулся, потому как был взволнован.
— Да, по если он, не дай Бог, ошибается, вам придется отнести самку назад и выпустить в том же самом месте, чтобы она смогла найти детеныша, — сказал я.
— Сделаем, сделаем, — умиротворяюще заметил Кью.
Я очень беспокоился о малыше, и даже известие о том, что все наши ай-ай хорошо пообедали, не стало мне утешением. Я вообразил, как глупого маленького несмышленыша преследуют орды разъяренных крестьян со сверкающими острыми мачете: поймать, повесить, четвертовать гаденыша! Потом в моем воображении возникла картина, как он столкнулся лицом к лицу с мягкой, похожей на пуму фоссой, о существовании которой он и не подозревал и которая сцапает его одним мановением бархатной лапы и отправит прямо в алчную розовую пасть. Или — что может быть хуже! — он встретит на своем пути Кошку с Семью Печенями, которая страдает отсутствием пищеварения и слышала, что лучшее лекарство — съеденный всухомятку детеныш ай-ай. А может, он просто горюет на дереве: мама, мама, на кого ты меня покинула! Короче, я предался таким вот сентиментальным размышлениям, которых не одобряю в других людях, имеющих дело с животными.
Наутро Кью, Джон и Жулиан снова приготовились выйти на охоту.
— Запомните, — сказал я, наверное, уже в десятый раз, — вы должны прочесать весь район, пока не найдете.
— Да, да, — нетерпеливо отозвался Кью, — сделаем.
— А если не найдете, быстро назад и отнесете самку туда, где поймали.
— Ну да, да, понимаю. Я так же волнуюсь о детеныше, как и ты, — раздраженно сказал Кью.
Я взглянул на него. Он был неколебим, как Геркулесовы столбы. «Похоже, у него слабее, чем у меня, развито воображение», — подумал я.
— Ну, делай как знаешь, — бросил я.
— Слушай, хватит скандалить, — вмешалась Ли. — Кью так же беспокоится о детеныше, как и ты. А ты словно сам — мать этого детеныша.
— Не то чтобы, — сурово молвил я, — просто не люблю, когда детеныш ай-ай
— не важно, мальчик он или девочка — шастает ночью по лесу без присмотра. Возьми-ка умную газету «Сан» и посмотри, что случается с детьми, которые шляются по ночам одни.
— Пойдем завтракать, — сказала Ли.
Пока готовился и подавался утренний чай, казалось, прошли годы. Несколько веков тянулось ожидание завтрака. Даже стайка детей, которые принесли пластмассовое блюдо с жирными серо-белыми личинками, не облегчили мою тревогу, как того следовало бы ожидать. Вдруг раздался крик — это возвращались Кью, Джон, Жулиан и их помощники. Кью осторожно нес в руках один из наших больших мягких мешков для животных.
— Поймали, поймали! — торжествующе кричал Кью. — Именно там, где сказал Жулиан.
Я кинулся к домику животных, с трудом веря счастью.
— Цел и невредим? — выпалил я.
— Конечно. И главное, он легко дался в руки, —сказал Джон.
Я открыл дверцу клетки, где находилась мать, а Кью аккуратно развязал мешок и просунул его устье в дверной проем. Я ожидал чего угодно, только не того, что произошло. Голова детеныша показалась из мешка, огромные уши поворачивались на каждый звук, а глаза смотрели спокойно и с интересом. Он на мгновение задумался, а затем, высокомерно оглядев нас, грациозно вылез из мешка и восшествовал в клетку, как маленький принц, вступающий в законное владение королевством. Это был настоящий театрализованный выход. Маленький Принц был столь невероятно аристократичен и красив, что я, как дурак, разразился слезами. Поймите меня правильно: ведь гора с плеч свалилась!
— Перестань реветь! — сказал Кью, устыдившись моего поведения. — Я знал заранее, что ты будешь польщен.
— Да, да, я польщен, — пробормотал я, вытирая нос. — И я вовсе не рыдаю. Просто эти ай-ай довели меня до лихорадки. Особенно детеныши.
— Он правду говорит, — согласилась Ли. — Столько возни с ними!
Нас заинтересовало, как детеныш будет возвращаться к матери. Члены семьи воссоединились, похоже, без всяких эмоций, как будто ничто их и не разлучало. После беглого осмотра клетки детеныш полез к мамочке утолять жажду. А проголодался он, надо думать, здорово, судя по тому, сколько он пробыл один. Мы устроили торжественный завтрак и решили назвать вновь пойманную самку Джульеттой — в честь… поймавшего ее Жулиана.
Как обычно, мы чуть до драки не дошли, споря, как назвать Маленького Принца. Впрочем, когда Кью предложил назвать его Сэр Блоксэм, предложение было принято единогласно.
Теперь у нас было уже четыре животных при квоте в шесть. Вериги в счет не шел: мы должны были вернуть его Ролану, чтобы тот выпустил его на своем ос-трове. Все животные питались хорошо, а детеныши вели себя так, будто родились в неволе. Теперь, когда у нас оказалось столько экземпляров, наблюдать за поведением каждого из них стало сплошным удовольствием, и особенно — за самыми разнообразными приемами использования третьего, «магического пальца». Когда животное осваивается с окружающим пространством, этот чувствительный орган постоянно находится в деле.
Еще в 1859 году Сэндвит скрупулезно описал поведение ай-ай:
«Выставив вперед уши и прислонив нос вплотную к коре, он быстро ощупывает поверхность своим необычным вторым (так у Сэндвита. — Примеч. Дж. Даррелла.) пальцем, точно так же, как дятел исследует кору дерева, но с гораздо меньшим шумом, время от времени запуская свой тонкий палец в червоточины, так же, как хирург исследует тело больного зондом… Я наблюдал эти процедуры с неослабным интересом и был поражен, сколь блестяще это создание использует свои способности, в особенности обостренный слух, позволяющий определять различные звуки, доносящиеся из толщи дерева …а также удивительно развитое обоняние …и конечно же, необыкновенно тонкий палец, какого нет ни у одного другого животного; он используется то как стетоскоп, то как зонд, то как ложечка».
