Леонид Семаго - Зеленая книга леса
Перескакивая с прутика на прутик, с кустика на кустик, ополовнички исчезли на другой стороне оврага, не дав сосчитать, сколько их было. Кажется, не более десятка. Вся семья, неразлучная с прошлого лета, и, похоже, последние дни вместе. Весна разлучит их, чтобы создать новые пары, новые семьи, которые разлетятся в разные стороны.
Начинается семейная жизнь пары ополовничков с птичьих игр, похожих на шутливую погоню друг за другом в безлистных кронах деревьев. Ополовнички то повисают на месте, разделенные одной-двумя веточками, то начинают носиться с такой скоростью, делать такие неожиданные повороты, падения и взлеты, не задевая при этом ни крылом, ни хвостом ни единого прутика, что по сравнению с ними черные стрижи, которые летом так свободно реют в густой паутине проводов на городских улицах, кажутся неповоротливыми.
Игры ополовничков начинаются и обрываются внезапно, сменяясь отдыхом или поспешным поиском корма, но их участники уже не покидают друг друга. Никогда не приходилось встречать этих доверчивых и загадочных птиц ни большими стаями, как синиц, которые к весне собираются по нескольку сот вместе, кочуя к родным местам, ни в одиночку. И если попадался на глаза один ополовничек, то вскоре подлетал или подавал голос второй.
С этими славными птахами у меня знакомство в основном зимнее. Не раз приходилось наблюдать, как быстро осматривают ополовнички чуть не каждый прутик. А чем могут кормить зимой таких крошек живые и здоровые деревья дуба или березки-подростки, или престарелый вяз? Набравшись терпения, я внимательно осмотрел однажды сто веточек прошлогоднего прироста, не толще спички каждая, и нашел на них одну живую щитовку и в коконах шесть куколок крошечных, похожих на мелкую моль бабочек-мешочниц, четыре яичка тли и одного паучонка. Сосна куда щедрее к своим зимним пернатым друзьям: у нее почти на каждой веточке есть что-то годное в птичью пищу.
С толстых шершавых ветвей, с морщинистых и трещиноватых стволов коротеньким, короче, чем у всех других лесных птиц, клювиком много не возьмешь. В узенькую трещинку, под кору им не залезть, но зато, как щипчиками, удобно снимать с гладкой поверхности всякую приклеенную мелкоту, которую ничем иным не ухватить. Сытым ополовничкам не страшен холод: одеты теплее многих других зимующих птиц. Но зато для них не только гололед, а даже иней и слабенькая изморозь на деревьях почти катастрофа: ничего не увидеть на тонкой веточке, облепленной игольчатыми кристаллами льда. Радующая нас лесная красота — беда для ополовничков.
У ополовничков пропорции крыльев и хвоста удивительно сходны с сорочьими. И так же, как сороке, длинный узкий руль позволяет со скоростью пикировать с большой высоты, на которую их заставляет подниматься опасность нападения врага номер один — перепелятника. Стремительно и круто поднимаются они за пределы видимости, когда приходится перелетать из одного леса в другой над чистым лугом или полем.
У птенцов большинства птиц перья крыльев растут быстрее хвостовых, и даже из просторных гнезд они вылетают куцыми или почти куцыми «полухвостиками». Хвосты дорастают до нормы уже потом. А у ополовничков в их тесном и всегда переполненном закрытом гнезде хвосты ко времени вылета вырастают почти такой же длины, как у родителей, но только бывают замяты у кого направо, у кого налево и распрямляются уже потом.
Ополовнички независимы, не ищут чужой компании, защиты или покровительства. Случай нередко сводит их со стайками синиц, но уже через несколько минут каждая следует своим путем. Долгие зимы скитаний по чужим краям ополовнички переживают почти без потерь. Ночами прячутся всей семьей под обрывчиками, в корнях больших выворотней, где сидят щека к щеке и где никому не придет в голову искать их. Все вместе весят едва больше ста граммов, и их выдерживает даже тонкий корешок.
Но, пожалуй, самое трогательное впечатление оставляет совместная постройка парой гнезда. Вместе летят птицы за материалом, вместе возвращаются, и пока одна прилаживает то, что принесла в клюве, другая терпеливо сидит рядом, держа свою ношу. Потом они снова улетают вместе. Щеглы или дрозды-рябинники в дни строительства гнезда тоже неразлучны, но у них самец только сопровождает самку, сам ничего не беря в клюв. У ополовничков все, от основания до окончательной отделки, делается обеими птицами с одинаковым усердием и старанием, и гнездо у них получается ладное, прочное, теплое. Оно кажется не сплетенным, а слепленным или свалянным из пушинок, кусочков лишайников и паутины, а внутри выстлано перышками. Это одна из наиболее совершенных птичьих построек. Ее строительство занимает до двух недель непрерывной работы, за время которой маленьких мастеров не удается увидеть порознь.
Зимой вся жизнь ополовничков на виду, но как только пара выбирает место для гнезда, становятся они самыми незаметными обитателями верхних этажей леса. До вылета птенцов даже голосом не выдадут они своего присутствия, и никто никогда не слышал их весенней песни. Видимо, для всех случаев жизни вполне достаточно им тех немногих тихих звуков, которыми родители обмениваются друг с другом, с птенцами, а потом и птенцы между собой. Служат те звуки только для того, чтобы не потерять друг друга в лесу и предупредить своих об опасности.
Свист невидимкипоследнего месяца зимы в запасе не только вьюги, ветры да морозы. Нет-нет, и выдастся денек, в котором столько красоты, света и торжественности, что быстро забываются все минувшие злодейства зимы, будто их и не было вовсе.
Около полудня вместо обещанной метели повалил густой и мягкий снег. И без того тихий, совсем сник ветер, и было видно, как вокруг концов черных вороньих крыльев закручиваются маленькие вихри снежинок. Возникло предчувствие, что в оставшиеся дни зимы такой снегопад больше не повторится, и захотелось, оставив дела, уйти в лес и дотемна смотреть, как плотнеет на деревьях белое кружево, как исчезают звериные следы и тонут в снегу последние пни.
Снег сыпал и сыпал, не редея и не густея. Пушистые снежинки были одна к одной, как отсеянные. Казалось, что их падение не прекратится, пока последние клочки серых туч не станут белым снегом. Наверное, так и получилось, потому что предрассветные звезды слабо замерцали сквозь редеющую пелену, а утренняя заря разгорелась уже на совсем чистом небе.
Недвижим стоял завороженный лес. Пригнулись под белой тяжестью кусты лещины и черноклена, непомерно потолстели хрупкие ветки осин, подтянулись и словно расступились раскидистые сосны под снеговыми пуховиками золотисто-розового цвета. В неподвижном утреннем воздухе вспыхивали и гасли морозные искры. Да вокруг того дерева, на котором работал дятел, сверкала снежная пыль. И нигде больше ни звука, ни движения.
