Виктор Балашов - Живи, ирбис!
— Ти-гро-вый пи-тон! — нараспев читает Федька у клетки удава и заглядывает сквозь частую решетку, будто хочет проверить, не обманывает ли надпись.
Гигантский удав приподымает плоскую голову над бухтой колец своего узорчатого тела. Глаза-ледышки застывают на беспокойном посетителе.
— Тигровый! — многозначительно подымает палец Федька. — А, между прочим, на тигра нисколечко не похож. Разве только у того хвост и у этого. А больше ни в чем.
Снова всматривается сквозь решетку.
— Об этом уроде тоже наслышался. Гадость препорядочная! Обовьется вокруг обезьяны там или оленя, кто попадется, и давай сжиматься, душить.
(Федька выкатывает диковатые глаза, высовывает язык и подергивается всем телом, представляя жертву удава. Юрка опасливо отстукает в сторону).
— А потом заглатывает целиком, не жевамши. Тьфу! Человека тоже может придушить… Такого розеватого, вроде тебя.
— А тебя так уж и не может? — обиженно тянет Юрка.
— Меня? Ха-ха! Не на такого наскочил! На меня, братец, где сядешь, там и слезешь. Я ихние штучки давно знаю. Ты еще палочки выводил в тетрадке с косой линейкой, а я уж с ихним братом… Ты знаешь, как с ними надо? Вот он закольцевал тебя, жмет… — (Федька охватывает приятеля за шею и душит его, стиснув зубы от напряжения. Юрка вяло отбивается).
— Да ты не дергайся! — возмущается Федька. — Я же только показываю, учу тебя, оболтуса!.. Ну, вот, значит, он тебя душит, а ты старайся в глаза ему смотреть. Ну, а если не поможет, или он отворачивается, тогда кончик хвоста ему нащупывай и ущипни что есть мочи. Или ногой прищеми, как тебе удобней. Сразу, небось, отпустит: страшно они этого не любят, когда за хвост их щиплют.
— И вам часто доводилось избавляться таким образом, молодой человек? — заинтересовался старичок в соломенной шляпе. Он стоял, незамеченный, позади и с улыбкой слушал необычный инструктаж.
Федька насупился, так и не удостоив старика ответом.
— Пойдем, Юрка, к медведям! — недовольно буркает он и тянет Юрку за рукав.
— Не! — упирается Юрка. — Я, знаешь, вернусь к слонам. Пойду с той экскурсией. — Он потирает рукой покрасневшую от Федькиных поучений шею. — Мне, знаешь, хищники не очень… А дорогу я и один найду, не беспокойся.
— А мне-то чего за тебя беспокоиться! — обиженно вздергивает Федька подбородок. И уже издали сердито выкрикивает: — Рохля ты, рохля и есть!
Удав стреляет вслед ему черным раздвоенным язычком.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ РУКАВИЧКИНА
Служители зоопарка, судя по всему, не всегда угадывали, что Мишка любит и чего не любит.
Если б Рукавичкин мог говорить, он первым делом заявил бы, что не любит свою клетку: в ней тесно и одиноко. Куда лучше было бы жить просто в парке и ходить в гости к другим зверям. К мартышке Фишке Мишутка нипочем не стал бы наведываться, потому что эта задира царапается всеми четырьмя — и руками и ногами. Не любил Мишка также попугая Щелкунчика за крикливость. И вообще не выносил сильного шума, особенно свиста. Еще не любил Мишка горьких лекарств и доктора в белом халате.
А любил Рукавичкин медовые конфеты, сладкую кашу-размазню, сочную морковку, яблоки. Любил всех людей, кроме доктора. Любил солнышко, траву, деревья и вообще всяческую зелень.
Но больше всего любил Мишка ездить в автобусе на работу. Тут и насмотришься всего и гостинцев заработаешь. Автобус к зоопарку подавали особенный: окна изнутри зарешечены, а вместо сидений — добротные, прочные клетки. И пассажиры садились в него тоже необыкновенные. Кроме Рукавичкина, мартышки Фишки и попугая Щелкунчика, на лекцию к ребятам выезжали еще львенок Самум, барсучиха Соня, лисенок Рыжик, заяц Барабанщик, олененок Забодай и еще немало всякой звериной молодежи.
Обязанности у Мишки чрезвычайно сложные: все время, пока лектор Мария Егоровна рассказывает ребятам про медведей, Рукавичкин не имеет права удирать со стола да изредка еще должен выделывать всякие штучки, каким его обучали. Фокусы свои Мишка выполнял охотно, только случалось, невпопад. Потому что не так это просто — из монотонного журчанья человеческой речи выделить именно те слова, которые относятся к тебе.
— Перед вами, ребята, самый крупный и сильный зверь наших лесов, — говорит Мария Егоровна. — Нашему Мишутке еще и двух лет не исполнилось, а посмотрите, какой он уже вымахал!
Тут бы Рукавичкину подняться на задние лапы, только и всего. Он же сначала кувыркнется через голову, потанцует на всех четырех и лишь после этого тянется за медовой конфеткой. Да так усердно тянется, что становится длинным и тонким, словно резиновый. Даже круглый животик втягивается вовнутрь, точно мячик, из которого выдавили воздух.
— Медведи не только стоят, еще и ходить могут на задних лапах, — продолжает Мария Егоровна. — А передние таким образом освобождаются у них для других дел.
Чтобы никто из ребят не усомнился в сказанном, Мишка размашисто баюкает в передних лапах большую нарядную куклу. Затем, пыхтя от усердия, прижимает к груди пластмассовое ведерко. В награду получает хрустящий пряник.
Зал внизу, под сценой, пестрит от множества ребячьих голов. Рукавичкина омывают теплые волны запахов. Из открытого окна потягивает бензиновой гарью и тонким ароматом яблок. От кадки с пальмой доносится возбуждающий дух сырой земли и зеленых листьев.
Мария Егоровна только что рассказывала детворе, чем питаются медведи в лесу и что дают Рукавичкину в зоопарке.
— Но самым излюбленным лакомством медведей, конечно, остается мед, — утверждает Мария Егоровна. — Ведь и само название «медведь» происходит от слов — «мед ведает», то есть знает, где искать мед. Ты же любишь мед, Мишенька? — спрашивает она в самое ухо Рукавичкина.
Зазевавшийся Мишка вздрагивает, потом сладко облизывается и гладит себя лапой по животу, за что получает еще одну медовую конфетку. В зале веселый смех.
Еще много узнали ребята в этот час: почему медведи на всю долгую зиму укладываются спать, почему медвежата рождаются совсем крошечными — не больше рукавички. Мишке уже наскучила лекция. Он протяжно зевает, от нечего делать царапает когтями стол. Но вот на сцене (наконец-то!) появляется двухколесный самокат на резиновом ходу. Рукавичкин проворно спрыгивает на пол, кладет передние лапы на руль и уносится прочь, лихо отталкиваясь задней ногой.
На стол взгромождается барсучиха Соня, Мишку же в соседней комнате пристегивают цепочкой к отопительной батарее. Если вас ни разу не сажали на цепь, вы никогда не поймете, до чего это скучно и тоскливо — топтаться на одном месте. Два шага туда — два обратно. И опять: два — туда, два — обратно.
