Марджори Ролингс - Сверстники
– Давай в провал! – крикнул Бык. – К воде!
Они ссыпались вниз по крутому откосу. Прудок на дне из-за бездождья обмелел. Вода не закрывала их целиком, когда они легли в него. Бык зачерпывал пригоршнями грязь и обмазывал ею волосы и шею Джоди. Его собственная густая растительность служила ему достаточно надёжной защитой. Несколько пчёл полётели за ними вдогонку и теперь упорно кружили над ними. Через некоторое время Бык осторожно поднялся.
– Теперь им впору затихнуть, – сказал он. – А мы ну просто пара свиней, да и только.
Их штаны, лица, рубахи были залеплены грязью. Джоди повёл Быка вверх по южному склону провала к стиральным лоткам. Они прополоскали одежду и умылись.
У Быка было пять или шесть укусов, Джоди отделался двумя. Они приближались к пчелиному дереву с опаской. Дымник был заложен как надо. Густой дым одурманил пчёл. Они медленно ползали вокруг отверстия дупла, отыскивая матку.
Бык расширил отверстие и обрубил края охотничьим ножом. Он очистил дупло от сора и щепок и опустил в него нож. Он повернулся, изумлённый.
– Сегодня у нас великий день! Там целая лохань мёду. Дерево полно им.
Он достал золотистый, сочащийся мёдом комок. Сам сот был грубый и тёмный, но мёд был светлее очищенного сахарного сиропа. Они наполнили ведро из-под сала и на шесте принесли его домой. Для второго захода матушка Бэкстер дала им кипарисовую бадью. Бык за всю свою жизнь не мог упомнить такого большого сбора мёда с одного дерева.
– Вернусь завтра домой и расскажу своим, мне не поверят, – сказал он.
– А с собой мёду вы разве не возьмёте? – спросила матушка Бэкстер.
– Не больше, чем можно унести в желудке. Я уже приглядел два-три дерева на болоте. Вот коли с ними не будет удачи, приду к вам попрошайничать.
– Вы по-соседски выручили нас, – сказала матушка Бэкстер. – Может быть, мы когда-нибудь разбогатеем и сможем отблагодарить вас.
Бык был явно чём-то обеспокоен. За ужином он без конца шаркал ногами, а после принялся мерять шагами комнату. Он поглядел на небо.
– Ясная будет ночка, как раз впору отправиться, – сказал он.
– Отчего ты так вдруг забеспокоился? – спросил Джоди.
Бык приостановился.
– Находит на меня такое. Мне нравится бывать то здесь, то там. Какое-то время мне хорошо на новом месте, а потом вдруг чувствую – невмоготу, да и только. Бывало, как попадешь с Лемом и Мельничным Колесом в Кентукки, лошадьми торговать, то, ей-богу, места себе не находишь, так домой хочется. – Он помолчал, глядя на закат, затем тихо добавил: – Я очень тревожусь за Сенокрыла. У меня такое чувство… – он ударил себя кулаком по груди, – …что ему плохо.
– Но тогда кто-нибудь приехал бы.
– В том-то и штука. Не знай они, что твой отец болен, они бы запросто приехали. А так они знают, что твоему отцу надобна помощь, вот и не хотят отрывать меня, ежели у них какая-нибудь дурная или тревожная новость.
Он в беспокойстве ждал темноты. Ему хотелось покончить с делами и уйти. Джоди помог ему приготовить смолистой щепы для жаровни. Потом они прошли к Пенни.
– Ежели бы вы собирались за пантерой, – сказал он, – ей-богу, я увязался бы за вами, до того мне полегчало.
– Будь со мной собаки, я бы взял тебя на охоту за пантерой, – сказал Бык,
– Ну, моя-то пара утрет нос всей вашей своре. К слову сказать, – с невинным видом добавил отец, – как вы управляетесь с той дрянной собачонкой, которую я вам сторговал?
– Эта собака оказалась самой быстрой, самой отменной, самой неутомимой и самой смелой из всех собак, которые у нас были и есть, – растягивая слова, проговорил Бык. – Ей была нужна только выучка.
Пенни хмыкнул.
– Рад, что вы сумели довести её до ума, – сказал он. – Где она сейчас?
– Видишь ли, она была так чертовски хороша, что засрамила всех наших собак, и под конец Лем не выдержал, отвёл её в заросли и пристрелил, а потом захоронил ночью на вашем кладбище.
– То-то я заметил новую могилу и было подумал, что вам стало негде хоронить, – с серьёзным видом проговорил Пенни. – Я сделаю из камня надгробье, дай только поправлюсь. Вырежу на нем: «Здесь покоится Форрестер, оплаканный всеми родными». – Он широко ухмыльнулся и хлопнул рукой по одеялу. – Сдавайся, Бык, – сказал он. – Сдавайся.
Бык вытер бороду.
– Ладно, – сказал он. – Пусть это была шутка, я согласен. Только не жди от Лема, что он посмотрит на это иначе, как на преднамеренное оскорбление.
– Долой недобрые чувства, – сказал Пенни. – Я не держу на вас зла и надеюсь, вы тоже не будете злопамятны, ни Лем, ни кто другой.
– Лем не такой. Он принимает всё близко к сердцу.
– Это печально. Я встрял в драку между ним и Оливером потому, что вас было много, а он один.
– Что ж, братская кровь не вода. Мы деремся иногда промеж себя, но когда против нас выступает чужак, мы всегда заодно. Но мне-то с тобой не из-за чего ссориться.
Драки начинались со слов и кончались словами.
– А если люди не говорят друг другу ничего обидного, могут они подраться? – спросил Джоди.
– Это у мужчин в крови, мальчуган, – сказал Бык. – Вот погоди, начнешь сам ухаживать, так повыколачивают пыли из твоих порток.
– Да ведь ухаживали-то только Лем и Оливер, а в драку ввязались все мы, и Бэкстеры, и Форрестеры.
– Из-за чего люди дерутся, всего не перечтёшь, – сказал Пенни. – Я даже знал одного проповедника, – снимал сюртук и тузил всякого, кто отказывался признать, будто и детские души осуждаются на вечные муки. Тут уж ничего не поделаешь: дерись за то, что считаешь правильным, и чёрт бы побрал неудачника.
– Тсс! – сказал Бык. – Слыхали? Похоже, в хэммоке лает лисица.
В первый момент ночь казалась безмолвной. Потом, словно облака ветром, стали доноситься звуки. Прокричала сова. Пропиликала, как на скрипке, древесная лягушка, предсказывая дождь.
– Вот! – сказал Бык.
Издали послышался тонкий лай, пронзительный и печальный.
– Вот это музыка для моих бедных собак! – сказал Бык. – Уж они бы подпели этому сопрано! Нам пора трогаться, Джоди. Этот визгун должен добраться до кукурузного поля примерно в одно с нами время. – Он взял стоявшее в углу ружьё Пенни. – Сегодня я попользуюсь этим. Сдается, где-то я уже его видел.
– Только смотри не похорони его рядом с собакой, – сказал Пенни. – Ружьё-то всамделе хорошее.
Джоди закинул за плечо шомполку и вышел вместе с Быком. Оленёнок в сарае услышал его и заблеял. Они прошли под тутовыми деревьями, перевалили через изгородь и вышли на кукурузное поле. Вдоль крайней гряды Бык двинулся к его северному краю. Там он повернул и пошёл в поперечном направлении. У каждой гряды он задерживался и направлял свет от жаровни вдоль поля. Вдруг он остановился, обернулся и толкнул Джоди локтем. Свет от жаровни, падая на землю, отражался в двух горящих зелёных агатах.
