В. Васильев - Два года в тундре
— Олени у вас плохие, нельзя ту дорогу выбирать, да и время уже позднее. Однако, если оленей не жалко, пожалуй, дойдете. Только людей не скоро встретите, и не знаю, как сами найдете дорогу.
— Может быть кто-нибудь из вас проводит? Мы хорошо товарами заплатим!
— Сам я не могу! Видишь, живот в руках ношу, а сын мой пожалуй пошел бы. Вот хозяину скажет — и пойдет.
Позже приехал сам Вуук-Вукай с двумя сыновьями. У отца было узенькое лицо, седая, почти белая, жиденькая борода, глазки маленькие, видимо — трахомные. Седые космы на голове уцелели только у висков. Улыбаясь, он обнажал остатки коричневых зубов. Сыновья Вуук-Вукая смотрели исподлобья, делая вид, что ничем пе интересуются.
Старик начал торговлю, высыпав кучу выпоротков. Все — «отборный» брак.
— Мне сахар нужен, возьмите шкурки!
Иван приценился. У него рубаха давно от пота коробом стояла. Старик потребовал примус, сахару, масла, муки и ситцу.
Первак разозлился:
— Немного ли ему натощак будет? Скажи-ка ему, Баня, что у нас есть пыжики, пусть это барахло себе бережет.
Старик тоже обозлился и кое-как запихал рухлядь в мешок.
Ваня завел разговор о проводнике, указав на пастуха, изъявившего согласие итти с отрядом до первого встречного чукотского стойбища. Вуук-Вукай крикнул что-то пастухам, те неохотно поднялись и пошли прочь.
— Приказал им в табун итти, — перевел Рентыургин. — Я ведь говорил, что он собака.
Ваня сердился, но, владея собой, долго уговаривал старика.
— Нет у меня свободных людей, важенки телятся. Дело у каждого есть. Про дорогу вам рассказали, ну, и поезжайте сами. Меня нашли, значит и других найдете.
Сыновья Вуук-Вукая подобрали мешки и направились вслед за отцом к нартам. Игы увязался с ними, однако скоро вернулся страшно злым. Оказалось, что Вуук-Вукай в свое стойбище его не принял.
Наутро Скляр отдал распоряжение двигаться каравану дальше, а сам поехал с Иваном к Вуук-Вукаю. Поздно вечером он вернулся вместе со стариком и его зятем.
— Неужели сам поедет? — удивился Гаврилыч.
— А почему же и нет? — сказал Скляр.
— Но как лее ты его уговорил?
— Очень просто!
Скляр рассказал, как было дело.
Старика он застал за дележкой туши оленя. Оказывается, он сам распределял мясо не только пастухам, но и своим домашним, и всех держал впроголодь. Табун у него был действительно огромный. В настоящий момент настал период отела, и быки были отогнаны в другую долину.
Увидел старик Скляра и даже затрясся:
— Зачем пришел?
Скляр достал блокнот и написал на листочке: «Предъявитель сего оленный чукча Вуук-Вукай отказался помочь экспедиции Всесоюзного Арктического института. Долина Безымянной реки. Май 1932 г.».
Рентыургин передал записку старику.
— Ну, а теперь пойдем, Ваня!
Немного успели отъехать, как видят, что старик выскочил из полога, что-то кричит и руками размахивает. Еще немного проехали, видят — догоняют двое. На передней нарте несется «сам Вуук-Вукай, позади него торопится зять. Скляр н Ваня прибавили ходу, и старик нагнал их уже у самого лагеря.
Ваня просунул голову в полог.
— Вуук-Вукай очень просит бумажку назад взять. Говорит, что и без нее поедет. Боится он бумажки этой!
— Ну, уж нет! Пусть проведет отряд на Качкаургуам. Тогда бумажку обратно возьму, по никак не раньше. Так и передай. И передай еще, что за работу мы ему заплатим, — категорически заявил Скляр.
Чем дальше шли к востоку, тем сильнее сказывалась весна. Днем было томительно жарко, хотя температура не поднималась выше восьми градусов. Журавли стаями летели на север, и их курлыканье было слышно повсюду. Зимняя тишина тундры уступила место несмолкающему шуму. Журчанье ручьев и птичий гомон наполнили долину. На кустарнике надулись почки, хотя самые кусты еще стояли в глубоком снегу.
В одной из долин путь пересек огромный след проснувшегося после зимней спячки хозяина гор — бурого медведя.
Мария и Скляр постоянно отставали от каравана в поисках обнажений. Все чаще и чаще приходилось подбирать упавших от истощения оленей. За караваном всегда шел маленький табун «про запас». Упадет один олень — его оставляют лежать, авось отдохнет и догонит. У животного глаза прикрыты, нос горячий, снег кругом усеян личинками и кровавыми брызгами. Оленю помогают встать; стоит, бедняга, с опущенной вниз головой и расставленными врозь ногами. Караван уходит; если олень бредет за ним помаленьку, значит все в порядке, если только зверь его не съест.
Люди тоже вконец измотались. Из двадцати четырех часов в сутки тринадцать уходит на кочевку. За вычетом времени, затраченного на приготовление пищи, запись дневников и разборку и упаковку образцов и фотоснимков, на сон остается не более 5 — б часов. В копечном счете этот срок был не так уже мал, так как отоспаться можно было на дневках и в непогожие дни, но на непривычного человека чрезвычайно плохо действовала здешняя весна. Воздух был, как молодое вино, пьешь — не пьянеешь, но и с места не встанешь. Кочевать стали по ночам, видимость для работы была хорошая, но совершенно некуда было скрыться от постоянного рассеянного света. Не раз случалось засыпать, сидя на нарте; очнется человек, смотрить — олени лежат, тоже рады случаю отдохнуть, упряжь спутана, погонялка вывалилась из рук.
Обычно ехали порознь. Впереди шел караван, сзади, несколько поодаль, Василий Гаврилыч и по обеим сторонам долины — Мария и Скляр.
Спасались от дремоты тем, что, сойдясь вместе по пути, совали друг другу за воротник снег.
Проводники чуть не каждый день просили отпустить их домой, но Скляр был неумолим, и проводникам оставалось только отводить душу за чаем и едой. Пили и ели они так, что даже Игы удивлялся, а уж он ли не был мастером покушать!
Наконец добрались до главного водораздела между бассейнами рек Танюрера и Канчалана. Забрались на одну из самых высоких гор. Взор обратили прежде всего на север, где должен был находиться Анадырский хребет, до сих пор не пересеченный еще ни одним геологом. Заманчивого хребта, однако, не увидели. Он был скрыт ближайшими горами. Горы были невысоки и без выдающихся вершин и приметных точек.
В целом этот лабиринт создавал величественную, но и тоскливую картину. Положительно нехватало терпения постоянно видеть себя в этом первозданном хаосе. На востоке горы еще более снижались. В широких долинах темнели кустарники. Как на ладони, было видно расположение рек, но, так как Вуук-Вукай не пошел на гору, то никто и не знал, которая же из этих рек Качкаургуам. Через день, спустившись с водораздела, путники увидели на другой стороне долины несколько яранг. Проводников можно было отпустить домой. Они съездили к ярангам и, возвратившись, попросили себе на дорогу еды и чайник. Из предложенных товаров взяли только сахар, а остальную плату потребовали деньгами. К неописуемой радости Вуук-Вукая, Скляр взял у него свою записку. Старик даже в сторону отскочил, словно «страшный» листок мог опять оказаться у него.
