Ян Линдблад - Мир Книги джунглей
Различные цапли Бхаратпура образуют вместе такое огромное скопление, что буквально ошеломляют своим количеством. Но аистов там чуть ли не в десять раз больше. Аист-разиня и «розовый аист» (как я предпочитаю называть клювача Ibis leucocephalus) занимают целые сектора древостоя Бхаратпура. Сколько клювачей? 100 тысяч? 200 тысяч? Думается, вторая цифра ближе к истине. 1977 год был рекордным для этого красавца в семействе аистов.
Когда клювачи обосновываются на участке, каждая ветка становится предметом раздоров. Облюбовавший ветку аист борется за нее с не меньшей страстью, чем житель Стокгольма за свою квартиру в центре города. Если другой аист подходит или приземляется чересчур близко, «квартиросъемщик» расправляет крылья и щелкает загнутым вниз клювом. Дело может дойти до продолжительной дуэли, и тогда число уколов решает, кому достанется квартира. На только что заселенном дереве клювы щелкают непрестанно.
Чуткое ухо различает два рода щелканий. Кроме боевых выпадов можно слышать частую дробь, которой обитатель ветки приветствует партнера. Как и у многих других птиц, ритуал агрессивного свойства может обрести характер приветствия. Что ж, и у людей рукопожатие иной раз служит демонстрацией силы…
После того как члены будущей супружеской четы признали друг друга, следует череда низких поклонов, которые затем сочетаются с поглаживанием шеи партнера; это довольно похоже на ласки наших шведских лебедей. Обмен ласками завершается спариванием. Как всегда у пернатых, оно повторяется много раз в день, и кратковременное соприкосновение клоак сопряжено, особенно у таких длинноногих партнеров, с известными трудностями.
Естественно предположить, что розовые крылья (точнее, кроющие перья), такие яркие во время брачного периода, играют стимулирующую роль, однако в брачном поведении супругов у гнезда, насколько я мог судить, это не проявляется. Уже одно то, что самец издали различает супругу в непрерывном потоке таких же пернатых, превосходит человеческое разумение. Для нашего глаза все особи огромных колоний, будь то самцы или самки, кажутся совершенно одинаковыми.
Довольно тусклый контраст красавцу-клювачу являет серый убор аиста-разини. Правда, зато у него своеобразный клюв, с широким просветом посередине, как будто аист ненароком схватил раскаленное железо. В чем смысл такого устройства? Пока что никому не удалось выявить в образе жизни аиста-разини какой-либо черты, обусловливающей потребность в просвете. Но мне сдается, что он позволяет сдвигать надклювье и подклювье относительно друг друга, как это делают клёсты, когда раскрывают чешуйки сосновых и еловых шишек. Известно ведь, что у аиста-разини особая диета: молниеносным движением он вскрывает раковины пресноводных моллюсков и глотает содержимое. Так, может быть, «конструкция» клюва приспособлена для этого маневра?.. Я истратил немало пленки в надежде проследить по отдельным кадрам, как работает клюв разини, но так и не получил ответа.
После десятков тысяч аистов-разинь и сотен тысяч клювачей отдыхаешь, наблюдая аиста, ведущего одиночный образ жизни. Ярко выраженным «солистом» можно назвать черношеего аиста. Казалось бы, в Бхаратпуре все условия для размножения вида; тем не менее всюду, где водится черношеий аист, будь то Индия или Шри-Ланка, он пребывает в гордом одиночестве. Возможно, именно пугливостью эта птица обязана своим названием: хотя издали ее длинная шея и впрямь выглядит черной, вблизи она оказывается восхитительного синевато-стального цвета с лиловыми переливами. Перед нами пример иризации — игры цветов от преломления света в двух или более микрослоях на поверхности перьев. То же, что у сороки, в нарядах колибри и райской птицы. В броский убор черношеего аиста входят еще яркие кораллово-красные ноги и желтый глаз у самки, тогда как ее супруга матушка природа наградила синяком, простите, синим оком…
Черношеии аисты никогда не селятся вместе с другими аистами и прочими колониальными птицами. Столь же уединенный образ жизни ведет белошеий аист. Издали его спина кажется черной, а на самом деле переливается разными оттенками с преобладанием бронзы.
И еще одна длинноногая птица чинно выступает в Бхаратпуре по движущемуся «шведскому столу» с рыбешками, лягушками и прочей мелкой живностью. Это индийский журавль, известный редкостно высоким ростом — до 150 см и даже больше.
Наш шведский журавль крайне робок — результат обцения многих журавлиных поколений с другим двуногим существом, от которого журавлю не было покоя ни на гнездовьях, ни на долгом пути перелета в Испанию и Африку. Стоит человеку появиться вблизи журавлиного гнезда в холодных лесах Северной Швеции, чтобы птицы бросили яйца. Сколько птенцов не вылупилось по вине любопытных людей, в особенности неосторожных фотографов!
Совсем иначе воспринимает человека индийский журавль. У него есть для этого основания. — Люди относятся к нему с почтительностью, граничащей с преклонением, индийский журавль — символ идеального брака, и его охраняет незримая стена табу, плод глубокой религиозности. Попросту говоря, это священная птица. И поскольку в этом краю нет пустынных болот и других обширных пространств без людских поселений, индийский журавль поневоле должен был освоиться с соседством человека и селиться с ним, строя, например, гнездо посреди возделанного поля.
В Бхаратпуре я видел много журавлиных гнезд; еще больше насиживающих яйца журавлей попадалось мне вдоль автомобильных магистралей и железных дорог. И все же я избегал снимать «трогательную сцену», когда птенец выходит из яйца и становится предметом родительской заботы. Это снималось достаточно часто, и вряд ли телезритель заметно обогатится знаниями, увидев крупным планом такое общеизвестное явление, как вылупление птенца. К тому же я все время помнил о том, сколько гнездовий в моей стране пострадало от недостаточно опытных фотографов, и о юных фотолюбителях, которые могут решить, что стоит заняться именно такими сюжетами, которые почему-то пользуются особым успехом.
Я почитал возможным приступать к съемкам только после того, как птенцы индийского журавля начинали неуклюже ковылять среди четырех высоченных стволов, воплощающих в маленьком мозгу юного журавленка образы матери и отца. Избранная мною чета вполне спокойно отнеслась к тому, что я открыто сидел на почтительном расстоянии, следя за тем, как она печется о своем птенце. У них была полная возможность увести его с собой в сторонку — что они и делали, когда другие люди подходили чересчур близко.
Не только индийский журавль позволяет назвать Бхаратпур сказочным краем для исследователя и для фотографа. Большинство гнездящихся тут птиц лишены страха и не обращают внимания на людей. Однажды на гнездо в двух метрах от моего объектива внезапно спустилась колпица и как ни в чем не бывало принялась кормить птенцов, хотя я сидел в лодке совсем не маскируясь, в окружении штативов, микрофонов, проводов, магнитофонов и камер.
