Юрий Дмитриев - Путешествие на всю жизнь
И все-таки никаких чудес тут нет.
Начнем с клюва. Крестообразный он у клестов не всегда. На свет клесты появляются с прямыми клювиками и живут с такими до тех пор, пока не начинают кормиться самостоятельно.
Основная пища клестов — семена хвойных деревьев. И клювы клестов приспособлены для вылущивания этих семян из шишек. Пока пищу приносят родители, клювики остаются у птенцов прямыми, но когда они начинают самостоятельно лущить шишки, клювики постепенно меняют форму: верхняя половинка загибается вниз, нижняя вверх. Такими крестообразными клювами гораздо легче добывать семена из-под чешуек шишки.
Это первое «чудо». Второе тоже связано с питанием птиц.
Все птицы выводят своих птенцов тогда, когда имеется достаточно пищи, когда легко ее находить поблизости от гнезда, и родители могут не оставлять яички или птенцов надолго. Да и подрастающие птенцы всегда обеспечены едой. Поэтому все птицы выводят потомство летом и весной. Клесты же выкармливают своих птенцов семенами хвойных растений, размягченных в зобу отца или матери. Семена эти вызревают осенью и до марта остаются в шишках. В марте же, когда чешуйки на шишках отгибаются и семена доставать легко, птенцы, покинув гнездо, начинают самостоятельную жизнь. Получается, что декабрь и январь — самые удобные месяцы для гнездования: и еды вокруг много, и птенцы успевают подрасти к весне.
Этим объясняется, почему птицы появляются зимой, но не объясняется, почему они не замерзают. А не замерзают птенцы потому, что глубокое, с толстыми (сантиметров до трех) стенками, гнездо сделано настолько тщательно, что в нем очень тепло даже в самые трескучие морозы. Внизу теплая подстилка, с боков толстые стены, а сверху заботливая мамаша, которая, сев на первое яичко, уже не слетает с гнезда до тех пор, пока птенцы не покинут его. Все это время ей и появившимся затем птенцам корм приносит отец.
И наконец, третье «чудо» тоже связано с питанием клестов. Сосновые и еловые семена содержат большое количество смолистого вещества. Оно накапливается в организме птицы, и клесты как бы просмаливаются. Птицам это совершенно не вредит, хотя уже при жизни они превращаются в своеобразные мумии, и трупики их после смерти сохраняются довольно долго — иногда по 15–20 лет. Ведь известно, что смола хорошо противостоит гниению.
Клесты — птички веселые, подвижные. Наблюдать за ними, как они кувыркаются или повисают вниз головами на ветках, очень любопытно. Их даже называют северными попугаями.
Что же касается святости — чего нет, того нет!
И дятел и клест — самые лесные из всех лесных птиц, около дома даже зимой, даже в бескормицу их не увидишь.
А эту пичугу я нередко встречал в нашем саду и не только зимой. Иногда вдруг увидишь, как серенький комочек упадет с дерева, но упадет как-то странно, наискось, и прилепится у самой земли к стволу другого дерева. Потом начинает быстро спиралью подниматься по стволу. Если даже эта птичка и не сообщит о себе, если я не услышу ее тоненького попискиванья, я все равно сразу догадаюсь, что эта пищуха. Только она может так «падать» и так бегать по дереву.
Пищуха зимой и летом питается насекомыми, причем и летом и зимой не ловит их, а собирает с поверхности или выковыривает из щелочек и трещин коры. Клюв у пищухи тоненький, в самую маленькую щелочку пролезет. Туда, куда не пролезет, наверное, клюв ни одной птицы. Так что соперники в еде у нее если и имеются, то их немного. И я, честно говоря, не знаю, зачем она зимой прилетает в сады и парки. Другое дело — поползень. Он тоже зимой прилетает поближе к жилью человека, и я часто вижу его «ползающим» по стволам деревьев. Он действительно «ползает» (отсюда и имя птицы), но ползает акробатически — и вверх головой, и вниз, и поворачивается на ходу, и припрыгивает. И все это время он «работает» — обшаривает щели в коре дерева. Да, хорошо бегает пищуха, но так, как поползень, и она не умеет!
У поползня клюв потолще, во все щели засунуть его поползень не может, да и еды ему надо гораздо больше, чем пищухе, — ведь он значительно крупнее. И приходится ему зимой есть все, что попадается. Зимой он часто прилетает на кормовой столик, который я устраиваю для птиц. Интересно наблюдать за поползнем. Вот он прилетел, спугнул кое-кого, поклевал немножко, потом набрал в клюв семян и улетел. Но ненадолго. Скоро поползень появится снова, опять склюнет одно-два семечка и опять куда-то унесет их. Поползень делает где-то запасы, хотя вряд ли воспользуется ими — забудет. Но может быть, другая птичка найдет их случайно. И может быть, эти запасы поползня спасут ей жизнь. Но даже если никто и не найдет эти запасы — я не жалею лишней горсти семян.
Но чаще всего зимой к жилью человека прилетают синицы. Конечно, не все они прилетают из лесу. И там остается достаточно синиц — и больших, и лазоревок, и хохлатых, и московок, и гаичек. Можно понаблюдать за ними в лесу. Но около дома, особенно на кормовом столике, — гораздо удобнее.
Голод заставляет синиц зимой забывать осторожность, и они подпускают человека довольно близко. А летом синицы осторожны. И некоторые даже думают, что летом синиц у нас вообще нет — они прилетают только зимой (около домов их все видят, а в лесу летом не разглядеть).
Синицы — дуплогнездники. И опытные садовники часто вывешивают в садах синичники, приглашая этих птиц пожить в саду. Не зря стараются садоводы — пара больших синиц с потомством, конечно, может охранять от вредителей сорок деревьев! Значит, и в лесу она также полезна. И в лесу стоит повесить синичники. А подкармливать синиц обязательно — очень уж плохо зимой этим птицам.
Ученые подсчитали — из десяти синиц, которые встречают зиму, до весны доживает лишь 1–2, остальные гибнут. И гибнут не столько от холода, сколько от голода — сытой птице и сильный мороз не страшен, голодную и небольшой морозец может погубить.
Таинственный ночной гость
Зимой наш двор засыпало снегом, и мы ходили от дверей до ворот по узенькой тропинке, которую чуть ли не каждый день приходилось расчищать. И трудно было поверить, что и дом наш, и двор, да и вся улица — в Москве, что в нескольких шагах, стоит лишь свернуть за угол, шумит широкий проспект, мчатся автомобили и троллейбусы, трамваи и автобусы. А в нашем доме была тишина. Удивительная, иногда даже неправдоподобная. Особенно ночью.
Именно такая тишина была и в ту ночь.
Я сидел и читал. В комнате было тепло, свет лампы мягко падал на книгу, уютно тикали часы. И о том, что на улице метель, я мог судить лишь по шуму ветра, который время от времени швырял пригоршни снега в окно, да по скрипу старой ветлы. Вдруг среди этих звуков я уловил новый: кто-то осторожно стучал в стекло. Потом стук стих, но вскоре снова повторился. Было уже очень поздно, кто же это мог стучать? Порыв ветра заглушил все звуки, а когда стало тише, я опять услышал легкое постукиванье по стеклу.
