Ялмар Тесен - Узы моря. Опасное соседство. Возвращение
— Развлечения миллионеров, — шепнула Адель.
Херберт Ратерфорд был важной шишкой в мире ценных бумаг, а из его рассказов о рыбной ловле — по вполне понятному негласному закону, единственной серьезной теме среди теперешних обитателей гостиницы — Джеймс и Адель поняли, что Ратерфорд с женой ловили рыбу во всех уголках земного шара: лососей в Канаде, форель в Новой Зеландии и так далее.
Ратерфорд был крупным мужчиной с приятными манерами, и его внешний вид, как показалось Джеймсу, ничего общего не имел ни с международными банковскими воротилами, ни с любителями путешествий и приключений: у него были очки с толстыми стеклами, розовое полное лицо, и он слегка прихрамывал. Люди такого типа были Джеймсу очень мало знакомы, однако он относился к Ратерфорду с той же доброжелательностью, что и к любому приятелю-рыбаку. Адель про себя решила, что причина тому — жена Ратерфорда, которой Джеймс явно восхищался. Выглядела эта женщина просто великолепно — гибкая, тонкая, с манерами нестареющей красавицы, всю жизнь прожившей в достатке. Звали ее Дафни, и большую часть своей жизни она провела в Кении, где и родилась в тридцатые годы в семье местных аристократов-землевладельцев. Она тоже была совсем не похожа ни на рыболова, ни на любительницу приключений, однако же слушала бесконечные истории Джеймса с явным интересом. Херберт Ратерфорд заметил, что Брид-ривер — едва ли не последнее место в мире, где еще можно поймать рыбу весом в сотню фунтов даже с маленького ялика, и Джеймс тут же поведал им, как после войны один его близкий товарищ, так и не нашедший себе лучшего применения после службы в армии, стал жить тем, что в одиночку ловил по ночам в эстуарии горбылей-холо.
— Он тогда часто стофунтовиков ловил, — рассказывал Джеймс, — а самый большой весил целых сто двадцать фунтов.
Позже ему снова вспомнились слова Ратерфорда. Он понимал: эстуарий Брид-ривер — место уникальное во многих отношениях, но явно недостаточно оцененное местными рыболовами. Замечание Ратерфорда как бы подчеркнуло важность этой проблемы и поставило ее в разряд международных.
И все же река стала значительно беднее: слишком интенсивной была в последнее время рыбная ловля. Ворчуны и зубаны попадались реже и значительно более мелкие; давно миновали те дни, когда легко можно было поймать двадцати — и даже двадцатипятифунтовых рыб.
Ветер внезапно улегся, и Джеймс предсказал на завтра отличную погоду, в самый раз для соревнований. Он уже весь был в завтрашнем дне, но отнюдь не из-за всеобщего ажиотажа: ни он, ни Адель к соревнованиям пристрастия не питали, как, впрочем, и многие другие рыболовы за столом. Например, один особо страстный рыболов, специалист по форели, громко порицал всяческие соревнования в этой области как с точки зрения сохранности окружающей среды, так и с этической точки зрения. Джеймс был с ним полностью согласен, однако заметил, какие злобные взгляды бросал на этого оратора другой рыболов, помоложе, мускулистый, в туфлях на босу ногу, и постарался переменить тему разговора, а потом и вовсе потихоньку вышел из зала, понимая, что разговорами этические нормы поведения не возродить.
Огонек у них на лодке одиноко светился в темноте, когда они отчалили от пристани. Ратерфорды пригласили их к себе на борт, чтобы вместе пораньше выйти в море, но не для того, чтобы участвовать в соревнованиях, а просто посмотреть, как остальные суда, которые, по мнению Джеймса, скопятся главным образом в четырех-пяти километрах от устья, станут сражаться за добычу. Адель была отнюдь не так рада этому приглашению, как Джеймс. Она вдруг рассмеялась чему-то в темноте и легонько толкнула Джеймса в плечо:
— Ну, старый черт, поступай как знаешь, а я иду спать.
Ратерфорды заехали за ними в шесть утра, причалив к деревянной пристани рядом с хижиной; к этому времени общая суета на реке уже почти прекратилась. Суденышки, словно огромная туча крупных шумливых насекомых, поднялись вверх по реке еще до рассвета, чтобы потом немного вздремнуть на воде, заняв место. Такого количества лодок и катеров они в жизни своей не видели. Как позже рассказывал кто-то, допуская вполне разумное преувеличение, через реку в этот час можно было перейти по лодкам, точно по мосту.
Они неторопливо проплыли вдоль берега, мимо леса удочек и паутины нейлоновых лесок, посверкивавших на солнце серебром, и бросили якорь значительно выше основного скопления судов, подыскав себе подходящее местечко. Ратерфорды никогда еще не заплывали так далеко в реку, и Дафни пришла в восторг от обилия птиц на ее крутых, покрытых лесом берегах. Порой с одного из суденышек доносилась веселая музыка — там явно чересчур развеселились рыболовы-любители, участвовавшие в соревнованиях целыми семьями, и разухабистые мелодии совершенно дисгармонировали с пересвистом птиц над водой, с их чистыми голосами. На их катере тишину этого серебристого росистого утра сперва нарушало лишь негромкое шипение газа, на котором один из юных матросов готовил кофе, звон упавшего крючка, шлепок по воде легкого, в одну унцию, грузила…
Потом на берегу отрывисто и нервно залаяла колли, подпрыгивая и виляя пушистым хвостом, но почему-то не сходя с места и топчась на зеленой полянке у самой кромки воды.
За поляной стеной поднимался лес, карабкаясь по крутым береговым утесам. Они с ленивым любопытством наблюдали за собакой, и Адель сказала:
— Этого пса зовут Висси. Его хозяйка — моя двоюродная сестра, хотя мне лично собака нравится больше. — Ратерфорд и Дафни с изумлением уставились на нее, однако Адель сделала вид, что ничего не замечает. — Я с этим псом когда-то сама и занималась, давно уже. Он караулит у воды, а лаять начинает, когда клюет.
Действительно, какой-то мужчина рысцой спускался по тропинке меж деревьями, и они услышали позвякиванье колокольчика спиннинга. Потом блеснуло удилище — прямо у передних лап собаки, — мужчина подбежал к воде, остановился, вытащил удочку, и колли перестала лаять и радостно запрыгала.
— Ничего себе! — воскликнул Ратерфорд, когда мужчина снял с крючка горбыля-холо среднего размера. — Вот уж действительно настоящая собака-рыболов! Теперь я, кажется, все чудеса на свете видел.
Джеймс наблюдал за происходящим, вежливо поддерживая разговор. Потом один из членов команды нацепил взятого из холодильника сардинопса на большой крючок — для Дафни.
Адель ловила, как всегда, на маленькие крючки, наживляя некрупных креветок, и сперва таскала одну за другой небольших полосатых зубаток, а потом все чаще вынимала из воды раскушенных почти надвое маленьких оливковых пристипом с четкими черными пятнами возле жаберных щелей. Джеймс тоже вытащил несколько пристипом, осторожно снял каждую с крючка и опустил в ведро с водой для наживки. Заметив очередную, точно ножом разрезанную рыбку, он пробормотал:
