Михаил Кречмар - Мохнатый бог
После того как эвенки-кочевники собирались отъезжать, место, где обдирали медведя, тщательно забрасывали ветками. По краям ставили четыре оберега — чтобы враждебные духи не надругались над останками зверя. Первым в путь трогался караван. Охотник же, который убил медведя, оставался, затем, пятясь задом, делал на деревьях девять затёсов. Восемь из них он замазывал кровью, затем говорил: «Приду в следующий раз», — после чего поворачивался и нагонял караван.
Другой, родственный эвенкам таёжный народ, промышлявший охотой и разведением оленей, эвены, или ламуты, придерживался очень похожего охотничьего ритуала.
«У эвенов Магаданской области, — пишет исследовательница этого древнего народа Устинья Попова, — в числе других пережитков прошлых первобытно-родовых представлений и обычаев сохранялся до наших дней древний обычай коллективного поедания мяса убитого медведя с особым ритуалом угощения — уркачак, известный в обиходе как медвежий праздник, который в иносказательной форме называют „старикова (старухина) свадьба“.
В Ольском районе такой обряд над убитым медведем был совершён в одной из отдалённых оленеводческих бригад колхоза „Рассвет“ в 1953 году. Сообщил об этом колхозник Н.А. Канаев. Последний отголосок былых медвежьих праздников был отмечен в Билибинском районе около реки Омелой в бригаде совхоза „Анюйский“. Об этом рассказала учительница-эвенка У. В. Дельянская».
В статьях и книгах У. Поповой мы находим множество интереснейших сведений о медвежьем празднике среди приохотских эвенов. В частности, получается, что настоящее имя медведя — «накат» — среди эвенов было табуированным, вместо него в речи употребляли различные иносказания.
Старые и пожилые эвены в разговоре называли медведя в иносказательной почтительно-иронической форме. В Ольском районе употребляли следующие названия: «амика» — батюшка, «мэмэкэ» — страшный, «кэки» — старшенький или крёстный, «этыкэн» — старик, а то и русское слово «дедускэ». В Северо-Эвенском районе медведя именовали «этыкэн» — старик, медведицу — «атыкан» — старуха, в Билибинском районе — «мамэчан» — свежатина (свежее мясо). В других районах медведя называли «ялран» — тёмный, чёрный, «абага» — дядюшка, «агды» — гром издающий, «хигэмнгэ» — свежевальщик и др.
Далее У. Попова описывает медвежью охоту у эвенов и эвенский праздник «уркачак»:
«Эвены, как и эвенки, охотились на медведя в определённое время года — поздней осенью, при выпадении первого снега, и в конце зимы, когда снег не начинал ещё таять. В это время охотиться на медведя было правомерным. Случайная находка медвежьей берлоги в эти периоды почиталась за счастье, тем более что к зиме мясо медведя было жирным, вкусным, а к весне при окончании запасов продуктов оно приходилось весьма кстати. Поздней весной и летом старались всячески избежать встреч с медведем… Охотник, нашедший берлогу, обойдя её кругом, подходил к ней и приговаривал, обращаясь к медведю, спящему в берлоге,
с просьбой: „Не подавай голоса". Придя домой, он принимался за приготовления к охоте, никому вслух не сообщая о ней: приводил в порядок лыжи, точил ножи, прочищал ствол ружья и т. д. Молчание было предосторожностью, чтоб не узнали женщины. Сосед, зашедший его навестить после охоты, как положено по традиции, увидев его в юрте за тщательными приготовлениями, догадывался, что тот нашёл медвежью берлогу. Ничего не говоря, он уходил и тоже принимался за приготовления. На следующий день на рассвете охотник, нашедший берлогу, уходил обратно в тайгу. К нему при его молчаливом согласии присоединялись в помощь его товарищ и ещё двое-трое, тоже ближайших друзей… Добычу укрывали и уходили до следующего дня. Возвратившись с охоты домой, старались ничем не выдать своего успеха женщинам. Об убитом медведе громко не сообщали, это запрещалось. Охотник, нашедший берлогу, немного отдохнув, заходил к старейшему в стойбище мужчине. Улучив подходящий момент, он со всеми предосторожностями сообщал ему о добыче и предлагал принять в дар (в нимат) убитого медведя. Отказываться от такого дара не полагалось, считалось грешным, неприличным, недостойным старого человека. Предложение в нимат добытого медведя было оказанием большой чести старшему со стороны более молодого охотника. Принявший в нимат добытого зверя именовался нимак, он был обычно наиболее опытным из соседей, чаще всего из сватов. Нимак и все участники охоты на следующее утро отправлялись к месту добычи для разделки туши убитого медведя. Нимак снимал шкуру и руководил всей работой по обработке туши. Разделка туши убитого медведя сопровождалась традиционным приговариванием и пением. В зависимости от каких частей туши снималась шкура, нимак произносил соответствующие звуки.
Нимак строго следил за тем, чтобы ни одной капли крови не упало на землю. Часть добычи: голову, внутренности, переднюю часть туши, конечности после разделки убитого медведя увозили в стойбище в тот же день, когда разделывали, а остальную часть — на следующий день. По возвращении домой после разделки нимак готовился к устройству общемужского пира-праздника уркачак. Женщины, заметив эти приготовления и догадавшись о добыче, уходили из юрты нимака, уркачак был внутренним праздником мужчин одного стойбища, одного рода. Охотнику, нашедшему берлогу, нимак отдавал желчь медведя, которая использовалась как лекарство, желая ему терпения и стойкости. Всё медвежье мясо полагалось съесть за три дня. Впрок медвежатина не заготовлялась. Собакам грызть кости и лизать капли крови медведя строго запрещалось. Всех их уводили подальше и привязывали.
Когда мясо было готово, все мужчины собирались в юрте нимака, усаживались вокруг очага строго по старшинству.
На почётном месте рядом с самым старшим, нимаком, справа от него садился охотник, нашедший берлогу. Нимак вынимал мясо, разрезал его на кусочки и подавал всем по очереди на кончике ножа. Нимак, медленно отрезая по кусочку, подавал всем по очереди, соблюдая старшинство. Мясо из передней части туши было наиболее священным, его ели не спеша, благоговейно. По окончании обряда поедания мяса убитого медведя устраивали спортивные состязания, боролись и веселились. Старики говорили, что медведь не терпит неуважения, а кто грызёт его мясо, ест со смехом, вольничает, того <он>, медведь, обязательно накажет при случае.
На рассвете мужчины, оставшись в юрте нимака, устроителя праздника уркачак, готовились к заключительной его части — похоронам черепа и скелета медведя. Кости убитого и съеденного медведя собирались в анатомическом порядке. Бросать их, небрежно кидать не полагалось. Хоронили медведя так, как в старину хоронили людей: на деревьях, стоящих близко друг к другу, устраивали специальный помост-площадку, куда складывали весь скелет и череп. Сначала устраивали обряд наряжения — анигадык.