Савва Успенский - Родина белых медведей
С медведем без труда справляется и одиночный пеший человек. Использование судов или самолетов не только предельно облегчает добычу зверей, но и усиливает угрозу истребления их на нашей планете. Понятно поэтому, что зоологи, истинные охотники-спортсмены многих стран мира, в том числе Соединенных Штатов и Норвегии, осуждают такую охоту и высказываются за ее запрещение (В 1972 г. охота на белых медведей с самолетов на Аляске была запрещена; в Норвегии начиная с 1973 г. охота на белых медведей запрещена полностью).
Сохранить белых медведей можно. Однако для этого необходимы международные усилия. Важный шаг здесь уже сделан: в 1956 г. на Аляске состоялось Первое международное совещание по белым медведям. Собравшиеся здесь специалисты и официальные представители СССР, США, Канады, Норвегии и Дании обсудили состояние изученности животных, согласовали программу дальнейших исследований, выработали некоторые практические мероприятия по их охране. В 1968 г. Международный союз охраны природы и природных ресурсов провел Первое международное рабочее совещание и организовал в своем составе специальную комиссию по координации усилий, связанных с изучением и охраной белых медведей. В 1970 и 1972 гг. были проведены Второе и Третье международные рабочие совещания по белому медведю, по рекомендации которых значительно сократился объем охоты на зверей в Канаде, США и Норвегии.
Конечно, это лишь начало, но оно показывает, что у белых медведей, этих сильных, ловких и добродушных животных, в мире есть защитники; оно вселяет надежду, что звери все-таки уцелеют на земле и будут жить не только в зоопарках, но и на свободе, в Арктике.
Птичьи общежития
На побережье хозяйничала весна. Температура воздуха поднялась выше нуля. Влажный ветер донес из тундры горьковатый запах оттаявшей земли и трели пуночек, зарябил в поселке поверхность луж. Вода показалась в долинах тундровых рек, и с моря вглубь суши потянулись первые стайки гаг (Из нескольких видов гаг, обитающих в советской Арктике, на острове Врангеля встречается преимущественно один — тихоокеанская гага).
Близился прилет гусей. Это можно было понять не только по погоде или по календарю, но и по разговорам и поведению островитян. В каждом доме чистились заржавевшие, с осени пролежавшие без надобности дробовики, заряжались патроны. На белых гусей во время их пролета местным жителям разрешено охотиться. И хотя далеко не каждому стрелку удается убить птицу, все мужское население острова в эти дни бредит гусями. На гусиную охоту здесь смотрят как на отдых, развлечение, даже как на праздник (наверное, потому, что гуси — главная, наиболее зримая примета весны, а она в высоких широтах особенно желанна). Остались пока без внимания лежащие на припае нерпы: нерпичий промысел, конечно, важнее, но ведь это просто работа, будничная, повседневная. По вечерам стало свободнее в клубе: заядлых охотников не влекли кинофильмы, даже новые и с самыми интригующими названиями.
«Гусиная лихорадка» не обошла стороной и Нанауна. Рано утром я проходил мимо его дома. Вдоль стены лежали разомлевшие, безучастные ко всему собаки; лишь Апсинак, узнав меня, лениво похлопал хвостом по луже. Василий с младшим сыном, десятилетним Левой, сидели на крыльце и высекали пыжи из старых валенок.
«Собираешься?» — спросил Нанаун. Было ясно, о чем идет речь. Вскоре нам предстояло переселиться в тундру, к пику Тундровому, чтобы там, вблизи птичьей колонии, встретить пернатых путников, с первых дней появления гусей проследить за их жизнью на острове. Нанаун — в который раз! — с трепетом ждал гусиного перелета, и мысли его наверняка витали где-то на склоне горы, у многократно испытанной засидки.
Наконец наши сборы закончились, и семнадцатого мая гусеничный трактор, впряженный в громадные сани, потащил нас со всем имуществом в глубь острова. На санях в такт ухабам колыхался и скрипел балок — дощатый домик с дверью, окном, железной печкой, доверху начиненный ящиками, мешками, бочками. Гусеницы деловито наматывали все новые и новые километры. Казалось бы, все так же ярко светит солнце, но чем выше, чем дальше от поселка, тем меньше было видно проталин, совсем исчезли лужи, и о начавшейся там, внизу, распутице какое-то время напоминали лишь полосы грязи на снегу, стертые с полозьев.
Сутки в пути — и вот оно, гусиное гнездовье! Вокруг еще настоящая зима. Девственной белизны снежная пелена. Колючий, пронизывающий ветер срывает с гребней заструг снежную пыль. Впрочем, меня эта картина радует. Значит, мы не опоздали с переездом, значит, нам удастся застать самое начало прилета гусей.
Оборудование лагеря заняло немного времени. Место для него было выбрано заранее, еще во время зимних маршрутов. Теперь требовалось лишь стащить с саней домик — это без труда сделал трактор, — поставить рядом с домиком палатку-склад и сложить в ней ту часть имущества, что боится снега и дождя. И не успел еще умолкнуть за дальними увалами тракторный мотор, как лагерь принял жилой вид. Из высокой трубы над домиком приветливо вился дымок, на бугре и на склонах оврага — берегах будущего ручья — наметились первые тропинки.
Весна будто и впрямь забыла про эту часть острова. Три дня подряд температура воздуха здесь не поднималась выше минус двух градусов, то и дело начиналась поземка. Утром двадцать второго мая повалил густой, мокрый снег, а к вечеру разыгралась нешуточная пурга. Обычно в эту пору на острове уже видят первых гусей, но теперь их задерживала погода. Из пернатых нас навещали пока только пуночки. Пять или шесть пар их, появившиеся у лагеря еще в день нашего приезда, очевидно, на правах «первооткрывателей» упорно изгоняли из его окрестностей позднее подлетавших соплеменников. Закончив оборудование лагеря, мы сразу же устроили ловушку для пуночек. Уже несколько часов спустя все «первооткрыватели» перебывали в ловушке и теперь отличались от остальных пуночек алюминиевыми кольцами, надетыми на лапки.
Двадцать пятого мая нас навестил вездеход. Он привез кое-что из оставленных в поселке грузов и последние новости — а они были интересны! Оказалось, что гуси все-таки выдерживали издавна установленное ими расписание. Несмотря на снегопад, первая стайка гусей показалась над бухтой Сомнительной двадцать первого мая. Двадцать второго стая пролетала над поселком, и Нанауну, на зависть всем остальным охотникам, удалось добыть из нее пару птиц (судя по рассказам, Василий и сам немало гордился своим успехом: с небрежно заброшенными за спину трофеями он не спеша прошествовал вдоль всего поселка, хотя здесь и не проходила ближайшая дорога к его дому).
