Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 18. Посиделки на закате
Механизмы влиянья среды на живой организм сложны. Все сущее на земле находится в океане бурлящего или спокойного воздуха, в магнитном поле планеты, Земли то и дело достигают потоки частиц, извергаемых Солнцем. В такие дни не только глохнет радиосвязь, но все живое от амебы и до слона так или иначе чувствует эхо солнечных бурь. И все это сказывается на поведении животных. Многое в поведении этом может заметить лишь опытный глаз, а кое-что замечается всеми. Известно: животные предсказывают землетрясения – змеи покидают убежища, тревожно лают собаки, беспокоятся птицы, в смятении кошки.
Или вот любопытный случай, связанный с предчувствием резкого изменения атмосферы. 12 ноября 1972 года жители Южной Саксонии были поражены необычным поведением косуль, оленей и кабанов. Животные покидали леса и группами, не опасаясь людей, собрались на полях. О необычном явлении написали газеты, говорили по радио. И только на следующий день, 13 ноября, стало ясным необычное поведение дичи. Над лесами пронесся невиданный ураган. Пятьдесят миллионов деревьев на большой территории было повалено. Под ними погибли около сорока крупных животных. Но спаслись те, кто выбежал в поле, – «внутренний барометр» за шестнадцать часов предупредил животных о надвигающемся бедствии.
Механизмы «предчувствия» изменений погоды чрезвычайно тонки. И то, что мы видим, часто является лишь индикатором недоступного нашему взгляду. Собаки и птицы купаются в пыли перед дождем потому, что их донимают паразиты – клещи и блохи, спешащие «пообедать» в предчувствии непогоды. Ласточки пред ненастьем летают над самой землей оттого, что воздух, насыщенный влагой, придавил к земле мошкару.
Все, что сказано, касается краткосрочных прогнозов. Ученые склонны считать: долгосрочные предсказания животными невозможны. Но накоплены факты, заставляющие воздержаться от категоричности. Фламинго, например, высоту своих грязевых гнезд-башен соизмеряют с грядущим паводком. Количество сена, заготовляемого сеноставками, и запасы у белок согласуются с длительностью и суровостью зим. Камышовки вьют гнезда, каким-то образом определяя уровень затопленья водой камышей…
И в заключение беседы о «ломоте в костях» надо сказать: человек – тоже живой барометр. Предчувствуя непогоду, мы зеваем, как дед Матвей, перед ненастьем с муками покидаем утром постель, дремлем в метро. Магнитные бури и атмосферное электричество дарят нам дни возбуждения или «затменья ума». Такие дни уже вычисляются биофизиками, их календарь сейчас публикуют газеты, с ними считаются медики, воздерживаясь от операций, в некоторых странах на линию в эти дни не выпускают особенно чувствительных водителей автобусов и такси.
Мы склонны думать, что виной этому наш сумасшедший век с его ускоренным темпом жизни, загрязнением воздуха и воды, электрическими и магнитными полями. Все это, конечно, следует принимать во внимание. Но вот что говорили о самочувствии и погоде наши предшественники на земле. Дидро жаловался: при сильном ветре разум его словно бы затуманивается. Итальянский драматург Витторио Альфьери писал: «Я – как барометр. Мои духовные силы растут и падают вместе с атмосферным давлением». Гейне в дождливую или снежную погоду работать не мог – «рука в это время к перу не тянется». В этом же признавались Шиллер и Байрон… Все из одного теста сделаны – Наполеон, Шекспир, Пушкин («Весной я болен…»), бабушка Эбби и дед Матвей, а также все остальное, что дышит, бегает, плавает и летает под солнцем. Всех нас качает на волнах земных и небесных волнений и перепадов.
• Фото из архива В. Пескова. 17 марта 1992 г.
Минута драмы
Редкая фотография. Лосиха с двумя лосятами, сзади – медведь, пятым оказался фотограф…
В природе редко кто умирает от старости. Слабого настигают зубы и когти. Обычно невидимые нашему глазу драмы случаются ежедневно и ежечасно. В борьбе за право жить погибают в первую очередь слабые – молодняк и те, кто теряет силы по возрасту, увечью или болезням. Хищник хорошо чувствует слабого. Он иногда лишь демонстрирует нападение, выявляя тех, кого может осилить без особого риска. На кромке замерзшего Каспия у Красноводска я наблюдал однажды полет орлана. Он «пробно» пикировал на стайки сидевших на льду лебедей, пока не выявил жертву, которую взял без усилия и риска.
А риск существует. И без нужды нападающий на него не идет. Есть у меня фотография, запечатлевшая «осаду» одинокого лося волками. Их около двадцати. И, казалось бы, лось обречен. Но наблюдавшие длительный поединок пишут: лось вышел из него невредимым. Чувствуя силу здорового зверя, волки нападать не решились. Чем они рисковали? В Африке в кратере Нгоронгоро (Танзания) я видел львицу с разбитой челюстью – в охоте на зебру получила страшный удар. Львица была обречена – не могла ни есть, ни охотиться. Рана уже гноилась. И никто ничем львице не мог помочь. И она помощи не ждала – отрешенно глядела вдаль, даже поворотом головы не среагировала на приближение автомобиля. В кружившихся близко шакалах она, наверное, видела свою смерть.
У некоторых животных наблюдаются случаи альтруизма (бескорыстная помощь ближнему, слабому). Известны наблюдения: раненого слона собратья поддерживали с боков, уводя от опасности. Помогают ближнему обезьяны. Чаще же «неудачник плачет». Лосем раненного волка разорвет своя же стая. За медведями тоже значится грех каннибализма – пожирает поверженного противника, а весною папаши нападают на маленьких медвежат. Защищают их мать и инстинкт, заставляющий в мгновение ока взлетать на тонкие деревца, куда папаша-бандит забраться не может.
Воспитание молодняка в природе всегда спартанское. Вся тяготы жизни на малышей обрушиваются с появлением их на свет.
Бывает, аисты выкидывают птенца из гнезда. Попытки вернуть упавшее чадо родителям ни к чему не приводят. Почему? Поведение малыша свидетельствует о плохом здоровье, либо мало в окрестностях пищи, и аистам «выгодней» вырастить двух полноценных детей, чем четырех слабых. У природы нет сантиментов. Хромую уточку на птичьем дворе все щиплют, это реакция на уродство – забота о жизнеспособности вида, зависящего от полноценности особей.
Человек – часть природы. Многое роднит человека с животными. И это ничуть не должно оскорблять наши чувства, потому что есть и различия. Принципиальные. Одно из них – моральные законы: совесть, долг, сострадание. Мать человеческая в отличие от матери-птицы как раз на слабом своем дитяти сосредоточит внимание и заботу. Я много лет вижу, как старушка из соседнего дома сопровождает со стульчиком сына своего, от рождения – инвалида. Это крест ее жизни, и она безропотно его несет. Таков закон нравственности. Сострадание к слабому – яркая человеческая черта. Болезнь совести свойственна только людям. Животные ее не ведают.
В годы социальных неурядиц, «психического замутнения» общества кое-что свойственное человеку деформируется, подвергается испытаниям. Изощренностью ума своего человек способен опуститься и ниже зверя. Но это все лишь отклонения от нормы, временные болезни. Основа же, сердцевина человеческой сути обязательно сохраняется, обязательно возрождается. Иначе род человеческий давно бы исчез – «замутнений» и деформаций в его истории было несчетно много.
…А чем окончилась встреча с медведем лосихи-матери? Представьте, сумела лосиха малышей защитить! На других снимках, сделанных в драматическую минуту, видно, как медведь трусливо бежит по воде от разъяренной лосихи.
• Фото из архива В. Пескова. 24 марта 1992 г.
Улыбка
Начало апреля – завтра, а мы улыбнемся уже сегодня.
Что будет, если скрестить ежа и ужа? Шутка старая. Все знают: метр колючей проволоки. В человеческом обиходе баек и анекдотов животные значились со времен пещерных, с тех пор, когда сумрачный лик наших предков стал озаряться улыбкой. Постоянно взаимодействуя с животными, человек подмечал смешные стороны в их поведении, видел, как ловко в природе умный проводил сильного. Иногда и сам первобытный охотник попадал в нелепое, глупое положение. Огорчаться? Оказалось, лучше чертыхнуться и улыбнуться, весело рассказать о случившемся у костра. Поныне в ходу веселые байки охотников и не только охотников. Животные стали постоянными персонажами анекдотов, карикатур, фотографий, рисованных фильмов.
В «животном» юморе проглядывают повадки зверей. Но чаще это кривое зеркало, в котором мы видим слабости человека и смеемся над ними. Симпатии наши всегда на стороне слабого, защищенного только смекалкой. Причем образ зверя не обязательно совпадает с его жизненным прототипом. В природе волк не глупее, конечно, зайца. Но было бы нам весело, если бы волк в рисованных фильмах одолевал зайца? По тем же законам стал популярен мышонок Микки, побеждающий всех и вся.
