А. Хублон - Хозяева джунглей. Рассказы о тиграх и слонах
— Да что с нею, с вашей тигрицей? Она обезумела.
— А это от радости, что она видит нас, черт возьми. Ну, ну, смирно. Тише, Далила! Посмотрите только, какое это ласковое, нежное животное. Настоящая кошечка. Но ведь она, я думаю, околевает с голода. Ах, какая жалость, что мы забыли про то… Ну, что ты еще там такое делаешь?
Один из туземцев нагнулся над ободранной тушей тигра и ударом ножа вскрыл ему грудь. Затем принялся рыться внутри руками, тащить, вырывать черный кусок мяса, который насадил на палку и протянул тигрице.
Это было сердце тигра.
Она попятилась, понюхав его издали, приблизилась, потрогала лапой.
Затем, чувствуя голод, наконец решилась. Легла, взяла кусок мяса в лапы, облизала его сначала, потом схватила зубами сбоку с некоторым отвращением. Но оно было все-таки вкусно, и тигрица принялась есть. Когда все было съедено, она облизала языком губы, потом с довольным и заботливым видом принялась лизать себе лапу, где оставалось немного крови.
Единоборство с тигром. Рассказ М. Батенина
Долгожданный ежегодный рокандский праздник охоты начался с утра.
Рашид от хлопот измучился вконец.
Перед ним — ровный, без единой выбоины, утоптанный десятками ног плац, окруженный рядами гигантских кактусов. Они сидят в своих гнездах не для украшения. Это — ограда, которая устроена для того, чтобы зверь, с которым внутри ее встретится тот рокандец, на которого падет жребий, не мог бы никак уйти от своей участи: он боится острых шипов и скорее пойдет на людей под навесом, чем станет прыгать через колючую чащу. Хотя всякое бывает…
Рашид идет к пальмам. Там разостланы ковры, на которых усядутся в круг все обитатели Кон-и-Гута, чтобы поздравить после состязания счастливца победителя. Скоро сюда принесут глиняные кувшины, в которых вино под палящими лучами солнца холодно как лед.
Рокандцы группами бродят тут и там.
Разговоры сплетаются главным образом вокруг чудовищных размеров тигра, который, будучи изловлен незадолго перед тем в джунглях, по ту сторону гор, загнанный в каменную яму у пещеры, ждет свободы или смерти, остря свои когти о гранит. Сквозь бамбуковую крышу его клетки видно массивное тело, день и ночь мечущееся в бессильной ярости.
Хищник красив и страшен. Недавно еще на коре лакового дерева рубиновыми каплями его сока он отметил ужасной лапой свой прыжок — знак грозной силы, увидев который другие звери должны были уйти прочь от водопоя, который он себе наметил.
Его боятся люди не меньше, чем звери. Когда нужно, он умеет скрыться в зарослях или среди скал, и напрасно охотники уже два года преследовали его, пока он так глупо не попался в капкан. Одиннадцать человек за последние шесть месяцев были растерзаны им.
Со вчерашнего дня зверя перестали кормить. До того, находясь в неволе, он умудрялся съедать зараз более полутора пудов мяса. Еще бы, если он способен пронести на себе тушу целого быка на протяжении трехсот шагов!
Везут ящик. Сейчас освободят ход к яме, засыпанный камнями, поставят сюда прочную клетку, и спрятанный в нее один да бойцов отправится на место состязания.
Вот все готово. Зверь присмирел. Он осваивается со своим новым положением.
Наконец клетка поставлена посредине плаца, на котором должна разыграться кровавая драма.
Зрители давно заняли свои места. Мирза Низам, окруженный своими рокандцами, сидит на коврах под навесом. По правую его руку — Рашид, по левую — его дочь Аль-Наи. В руках Рашида гонг. По знаку мирзы Низама он ударит в него, и Саид-Али, попечению которого вверен тигр, поднимет переднюю стенку клетки. Полосатый зверь пока сидит спокойно, поджав под себя лапы.
Аль-Наи обходит присутствующих и отбирает по камешку белого цвета, который каждый рокандец кладет ей с улыбкой в сдвинутые розовые ладони. Рашид тоже положит камешек, но красного цвета. После этого Аль-Наи кинет один из белых камешков в Саида-Али, чтобы он знал, что нужно быть готовым. Это нужно сделать еще и потому, что мирза Низам не тянет жребия, и один из белых камешков — лишний.
Затем Аль-Наи должна смешать камешки, всыпав их в свой кувшинчик с розовой водой, и вынимать их один за другим, стоя с закрытыми глазами, в то время как мирза Низам будет называть по порядку имена своих рокандцев.
И так велико их доверие к своему вождю, что ни один из них не усомнится в том, что жребий зависит не от случая, а от воли этого седого старика.
Но мирза Низам знает, что не каждый годен для такого дела, как бой с тигром один на один. Пусть все думают, что они одинаково способны к этому. Он же дорожит жизнью своих людей и выбирает из года в год только самых отважных, самых хладнокровных.
Давно уже наметил мирза Низам бойца для сегодняшнего состязания. Вот он сидит, тонкий и гибкий, как тот стальной клинок, что лежит перед мирзой Низамом на длинном золотом блюде, с рукоятью, обвязанной белым индийским шарфом.
Его зовут Абдулла, и нет ему равного по спокойствию в опасности. А это главное, что нужно в страшной встрече.
Аль-Наи вытаскивает камешки и высоко поднимает их каждый раз над головой. Среди напряженного молчания слышен тихий голос мирзы Низама. Он начал с самых молодых. С отеческой теплотой и любовью произносит он их имена.
Хорошая школа мужества!
Попеременно один за другим посматривают названные на руки Аль-Наи.
Не он! И как ни отважен каждый, все-таки слышится вздох облегчения. Но вот все заметили в руке Аль-Наи роковой красный камень. И вмиг тишина стала еще глубже.
— Абдулла! — по-прежнему тихо произносит вождь.
Абдулла слышит свое имя. Ничто не выдает волнения, которое он испытывает: он овладевает собой мгновенно. Ровной поступью, высоко подняв свою красивую голову, подходит Абдулла к мирзе Низаму и прикладывает руку ко лбу и сердцу.
Он скрывается за бамбуковой ширмой и почти тотчас же выходит оттуда весь обнаженный. Лишь полоска белой материи охватывает его бедра. Его грудная клетка поднимается ровно. На мускулистом теле видна сетка ребер. Ноги упруго ступают по громадному цветному ковру, которым застлан пол под навесом.
На лицах присутствующих не видно улыбок. Все сосредоточенно молчаливы. Шумное веселье начинается только после победы.
Абдулла неторопливо подходит к мирзе Низаму, для того чтобы принять от него клинок, не раз бывавший в деле, вместе с шарфом, которым окутан эфес. Тонкое, длинное, обоюдоострое оружие. Это — сама смерть. Холод и серый блеск струятся с лезвия.
Абдулла несет его одной рукой к выходу из-под навеса; эфес доходит ему почти до бедра.
У выхода он оборачивается, обертывает правую руку шарфом и поднимает клинок острием вверх. Затем он кланяется гордым поклоном, прикладывая правую руку к сердцу. Сталь сверкает на солнце, и зайчики начинают бегать по лицам рокандцев.
