Леонид Семаго - Гнездо над крыльцом
Летом 1957 года я нашел в лесу трухлявый остаток осинового ствола, на обломленном торце которого серые мухоловки сделали гнездо. А чуть ниже, в дупле, выдолбленном малым пестрым дятлом, вертишейка выкармливала одиннадцать своих птенцов. Всякий раз, когда она подлетала к дуплу с клювом, полным муравьиных яиц, мухоловка приподнималась на гнезде и щелкала ей навстречу клювом. Выглядело это настолько беззлобно, что казалось соседским птичьим приветствием. Самец же не обращал на вертишеек никакого внимания.
Пока в аллее держится утренняя свежесть, наседка сидит на гнезде довольно крепко. Но есть ей, наверное, в это время хочется сильно. Самец догадывается об этом, однако вместо того, чтобы сменить ее хотя бы на полчаса, приносит ей за эти полчаса единственную мушку. Тогда она, выпорхнув ему навстречу, принимает угощение и тут же возвращается на гнездо, чтобы прохлада не коснулась яиц. Самец исчезает снова. Быстро теплеет, и самка на две минуты оставляет гнездо для скорой охоты поблизости. В хорошую, теплую погоду она может и на солнышке посидеть, перо почистить и перебрать тщательно.
Хотя гнездо строят вместе, право выбрать для него место принадлежит самке. На гнездовом участке первым появляется самец. Прилетающая вслед за ним самка ведет себя с первого дня столь деловито, что кажется, будто о всех деталях семейной жизни пара договорилась еще там, на африканской зимовке, но хозяйка лишь немного замешкалась в дороге, целиком полагаясь на заботливость супруга, который должен присмотреть несколько удобных мест, чтобы она, не теряя времени, могла выбрать лучшее. Серые мухоловки прилетают поздно, улетают рано, и надо спешить.
Скорее всего, первая встреча происходит на том участке, который занял самец, и сразу же начинается осмотр подходящих уголков. Самец и самка перелетают с карниза на карниз, с дерева на дерево, осматривают балконы, номерные фонари домов, заглядывают за наличники и под крыши. На каждом месте самец, тихонько цыкая, как бы показывает, неловко переступая рядом: вот что я тут без тебя присмотрел, давай здесь и построимся. Но ей, видимо, надо осмотреть все, чтобы облюбовать лучшее, и поэтому ее разборчивость не кажется капризной привередливостью. А если присмотреться к действиям птиц, то окажется, что самец лишь следует за самкой, и все решает она.
Если бы все пять яиц, которые лежали под мухоловкой, были снесены птицей в один час и одновременно через полторы педели насиживания в гнезде появились птенцы, и тогда бы через несколько дней между близнецами наметилась разница в развитии. Но яйца были снесены за пять дней, а четыре птенца вылупились из них часов за пятнадцать (под скорлупой пятого не было жизни). И получилось так, что, когда двое из этой четверки уже могли понемногу летать, два других только расправляли коротенькие крылышки, приподнимаясь над растоптанным гнездом, и тут же ложились снова. Пока стояло вёдро и ладилось с охотой, каждый в гнезде получал сколько просил. Но вот после многочасовой грозы тучи так и не ушли с неба. Похолодало, зачастили дожди. И в один из пасмурных и сырых дней, когда мухи отсиживались в щелях и под листьями, в маленькой семье создалась конфликтная ситуация.
Сверху птичье жилище было защищено толстыми ветками, и капли дождя в него не попадали, но мелких брызг от листьев отскакивало достаточно, и от них намокали спинки птенцов. Те, что были покрупнее, то и дело отряхивались, а малыши, словно покорившись судьбе, лежали, прижавшись друг к другу, и молча мокли.
Став у ствола соседнего дерева, я оказался свидетелем того, что никак нельзя назвать инстинктивным поведением. Мухоловка-отец и мухоловка-мать быстро поняли, что в первую очередь надо спасать намокших и озябших малышей, и стали отдавать корм только им. Однако есть хотели все, и оба больших тоже раскрывали рты навстречу подлетавшим с кормом родителям. И тогда мать выманила их из гнезда, чтобы не мешали. Поймав крупную муху, она, держа добычу в клюве, села на сухую ветку метрах в пяти от гнезда и стала подзывать птенцов эдаким «сии-ц-ц, сии-ц-ц». Конечно же, оба уже умевших летать сразу перепорхнули к ней, голодные, а те двое так и остались лежать в гнезде, вызывая своим видом сочувствие не только у меня, но и, наверное, у соседа зяблика. Мать мгновенно метнулась к ним и с лета сунула муху одному из них. Потом их покормил отец, потом еще несколько раз оба.
И вот тогда двое обманутых подростков, негодующе и недоумевающе пища, один за другим вернулись в гнездо и сели в нем так, что, если бы родители не видели разницы в детях, все доставалось бы только этим. Но мать снова тем же приемом отозвала их в сторонку. Получалось, что мухоловка даже в собственном гнезде кормит не каждый открытый рот, как бы голоден он ни был. Она знает, кому корм нужнее, когда его маловато.
Уловка с мухой повторялась и удавалась еще несколько раз, а потом ни тот, ни другой из подростков, основательно проголодавшись, больше не внимали обманчивым призывам матери и стойко сидели рядом с гнездом, то и дело повторяя то в унисон, то вразнобой просящее «цзси, цзси, цзси…». Мать не отгоняла их силой. Она повисала в воздухе с мухой в клюве перед одним, перед другим птенцом. Они же широко раскрывали рты, но с места не двигались.
Отец поступал проще: он подставлял им плечо и, нагнувшись к гнезду, кормил одного из малышей. Тогда старшие залезли в гнездо и улеглись в нем поплотнее, надеясь обмануть отца. Только этот трюк не помог им, отец словно и не видел их, а мать совсем перестала подлетать к развилке и попискивала издали, пока в гнезде снова не остались только маленькие.
Потеряв всякую надежду получить корм, старшие уселись на спины братьям и — ни с места. Казалось, что родители ничего больше не смогут придумать нового и поэтому на несколько минут прекратили охоту. И тогда один из них сам поймал свою первую добычу. Но это могло и показаться, потому что сделал это он совсем не по-мухоловски: вспорхнул, прицепился к коре ствола, неловко ткнул в нее клювом и тут же вернулся обратно.
На следующий день дождя не было, но и погоды — тоже, а события около гнезда мухоловок были еще интереснее. Гнездо было пусто. Хватило всего суток, чтобы и самый маленький сумел перепорхнуть на соседнюю липу, с нее — на третье дерево. Там он и сидел молчком на сухой веточке, а мать беспрерывно носила ему корм. Второй малыш оказался на попечении отца совсем в другой стороне. А двое, кому накануне был сделан ясный намек, чтобы охотились сами, так и делали, но опять-таки не по-мухоловски. Они скакали в подстриженном газоне, спотыкаясь о травинки, и склевывали какую-то мелочь. То и дело попискивали, сигналя родителям, где они. Но никто не спустился к ним, не дал ни мошки.
