Ян Линдблад - Мир Книги джунглей
Магнитофон запечатлевает происходящее, добавляя еще кусочек в мозаику, необходимую для передачи «симфонии», без которой я не мыслю себе добротного фильма о природе. Изображение к звуку? Что ж, надеюсь, будет и оно. (Изображение крупным планом было получено — годом позже.) Забмар приближается шаг за шагом. Прекрасно: стало быть, я не помеха даже для этого тончайшего природного анализатора. Очевидно, сейчас мой запах не слышен; так бывает с запахом многих животных, когда они долго не двигаются и теплый воздух с пахучими частицами поднимается вверх. Лишь под самым гамаком чужой запах вдруг поражает обоняние замбара, и он прыжком срывается с места, издав «ПОНК!», превосходящее силой гудок самого мощного «форда».
А как же тигр? Вот как: около двух часов ночи до меня доносится могучий рокочущий рев сериями по пяти-шести рыканий, но тигр очень уж далеко. Достаю припасенный загодя стеклянный кувшин (когда нет калебаса, он лучше всего подходит как резонатор для подражания рыканью тигров и леопардов) и начинаю имитировать протяжное «ААОУ», для которого у тигра есть природные данные — басистый голос и мощная грудная клетка. Не жалея сил, изображаю тигра, вторгшегося на чужую территорию, и звуки гулко отдаются в лощине.
С моим баритональным тенором довольно трудно изображать тигриный бас. Но ведь у тигрицы голос повыше — может быть, моя имитация звучит для тигра даже интереснее? Во время течки тигрица ревет нередко целыми часами, не жалея глотки. Вдруг сработает?
Пока что мои усилия приводят к тому, что настоящий тигр умолкает. Хороший признак: кажется, уловка принесет успех. Тигр хитер — перехитри тигра… С перерывами продолжаю свои имитации всю ночь. Но подлинный владыка территории не отзывается на мой гулкий монолог. Наступает леденящий рассвет, не помогает и чай из термоса, которым я согреваюсь в перерывах. И вот уже я слышу, как приближается джип с Фредриком и нашими помощниками… Однако монолог мог стать диалогом, начни я свои вокальные упражнения раньше: на дорожной пыли отпечатались крупные следы хозяина, отклоняющиеся в мою сторону в каких- нибудь 500–600 м от гамака. Тигр прошел по дороге не меньше трех километров, намереваясь потолковать со мной с глазу на глаз!
Судя по всему, он находился где-то совсем близко. Днем будет отдыхать, а с началом вечернего сеанса, вероятно, возобновит свое «аоуканье». Исходя из этого, мы совершили вечером новую попытку. Выехав из Кисли, где навещали Панвара, мы услышали рыканье, которое доносилось откуда-то между нами и Канхой, куда тигр теперь возвращался, судя по звуку. Приготовив для записи магнитофон, микрофон и штатив, мы начали погоню и едва не нагнали его, но тигр конечно же слышал шум мотора и продолжал уходить. Когда мы останавливались, он спустя некоторое время начинал реветь, но извивы дороги в лощине, к сожалению, приглушали его голос. В конце концов мы решили рискнуть: обогнали тигра — он, естественно, уступил нам дорогу, — проехали вперед на изрядное расстояние и остановились. Затем мы прошли немного пешком обратно, установили микрофон и стали ждать. На сей раз нам удалось перехитрить тигра. Он приближался, огибая поворот за поворотом, и голос его звучал все мощнее. Вот подошел к последнему извиву, гулкий бас наполнил всю лощину, но едва мы оказались в поле зрения зверя, как наступила мертвая тишина. Он явно увидел нас в тот же миг, хотя луна еще не поднялась и для наших глаз царил кромешный мрак. Безмолвие словно еще хранило память о длинной басовой арии. Но магнитные частицы гамма-окиси на ленте подчинились могучему зверю, и теперь можно в любое время услышать его бас. В частности, два года спустя он разнесся по радио на всю Индию в передаче, в которой участвовали мы с Панваром.
Индийское лето
Пока мы работали в Канхе, пронизывающие зимние холода пошли на убыль.
Наступили ясные солнечные дни, и соцветия сореи уже не нуждались в помощи лангуров, чтобы отправиться в парящий полет к земле. Малейшее дуновение ветра срывало с ветвей облака зеленого снега.
Нам постоянно говорили, что лучшее время для съемок — «лето», другими словами, знойная пора, которая, набрав силу в апреле, понемногу высушивает большинство худосочных водоемов. Поскольку мне важно было провести съемки на Шри-Ланке на рубеже марта — апреля, когда там проливаются первые дожди, мы постановили собрать свое имущество, отправиться на этот восхитительный теплый остров и отогреться после зябкого существования в Канхе. Фредрик, ставший счастливым отцом перед самым отъездом в Индию, естественно, горел желанием увидеть мать и новорожденного, а потому решил взять двухнедельный «отпуск» и заодно раздобыть кое-какие материалы, необходимые для съемок.
Возвратившись в Канху в начале мая, мы никак не могли пожаловаться на холод… Температура воздуха была явно повышенная, ее можно было измерять медицинским градусником. По ночам зной спадал, сменяясь долгожданной прохладой, однако днем температура опять поднималась до 41–45. Нелегкая пора для полевой работы — и почти невыносимая, когда сутками пребываешь в засидках. А именно это и выпало на мою долю. Согласно плану, я сосредоточил свое внимание на немногих сохранившихся водоемах. 1977 год оказался одним из самых знойных и засушливых в истории Канхи, и я рассчитывал извлечь из этого пользу. Воды становилось все меньше, и дикие животные сосредоточивались у оставшихся водопоев — включая тигров, которых я надеялся снять во время их купания.
Национальный парк Канха пересекает река. В июле — сентябре она широкая и полноводная благодаря муссонным дождям, которые аккуратно начинаются в последней неделе июня. Теперь же она почти совсем пересохла, осталось всего два пруда. Около них мы и соорудили платформы на деревьях, использовав для камуфляжа военные маскировочные сети. Эти сети различных размеров неоднократно выручали меня в прошлом, позволяя, например, превращаться в ходячий кустарник и добывать, казалось бы, невозможные кадры. Нашитые на них пластиковые листья окрашены так, что отлично сочетаются с любыми оттенками природной зелени. Был случай, когда стая наделенных острым цветовым зрением лангуров устроила трапезу так близко от моей засидки, что я начал опасаться, как бы обезьяны не принялись дегустировать пластиковые имитации.
Пруд побольше находился всего в двухстах метрах от одного из тигровых кормопунктов. Только мы кончили сооружать платформу, как нам сообщили, что тигр зарезал буйвола. В тот же день трое рабочих протащили на веревках тяжеленную тушу вдоль высохшего русла до пруда и оставили ее метрах в двадцати пяти от засидки. Я внимательно следил за тем, чтобы никто не прикасался к туше руками, не оставил для тигра свой запах. К сожалению, один из рабочих ненароком схватился потной рукой за рог.
