Александр Черкасов - Записки охотника Восточной Сибири
Господа же натуралисты приписывают зайчихе время сукотности только четырехнедельное; нельзя не сомневаться в таком коротком сроке чреватости млекопитающего животного. Нет ли тут ошибки{48}, в том, что зайцы чрезвычайно похотливы, а в особенности самки, и что они иногда совокупляются вскоре после разрешения от беременности, что наблюдатели могли и не заметить, а потом пустую игру, любезность самца с самкой, быть может, приняли за их течку и считали с этого времени начало беременности. Точно так же многие простолюдины думают, что зайцы «двухснастные», то есть гермафродиты, именно потому, что молодого зайца трудно отличить от самки, у которой наружной петли никогда не бывает заметно, у молодого самца не видно детородного члена, или потому, что зайчиха, будучи чрезвычайно похотлива, во время течки часто скачет на самцов. Но ведь и коровы нередко скачут на быков, а кобылы — на жеребцов, но это так, игра — не больше. А между тем многие простолюдины уверяют, что зайцы оплодотворяют друг друга и потому чрезвычайно скоро размножаются.
Зайчиха, чувствуя скорое разрешение от беременности, делает себе гнездо, разгребает передними лапами землю где-нибудь под кустом, в густой траве; словом, приготовляет лунку, скусывает зубами траву и делает постель, чтобы маленьким зайчатам было тепло и не жестко лежать, в особенности весною, когда еще лежит снег и земля мерзлая. Зайчиха, несмотря на это, все-таки не нежная мать, за детей она не жертвует собой, как это делают многие животные при защите молодых. Природа так создала зайца, что ему не только нападать на врага, но и защитить себя нечем, а одно спасение — бегство. Сама природа сделала его настолько робким, что при малейшей опасности зайчиха из самосохранения жертвует своими детьми и убегает. Между тем другие животные хотя и видят врага не по силам, но прибегают к хитрости: они притворяются хворыми, как бы не имеющими сил бежать и т. п., собственно для того только, чтобы привлечь внимание врага на себя и отвести его от детей. Например, кто из охотников не видал, как тетеря или утка отводит стрелка или собаку от своего гнезда, как она летит, будто подстреленная, падает на землю или воду, снова худо подымается, опять падает и т. д… У зайцев ничего подобного нет. При первой малейшей опасности зайчиха убегает; весьма редко она притаивается в гнезде, надеясь, что ее не заметят, и лежит так крепко, что ее можно схватить на логове руками. Если же мать убежит и оставит детей в гнезде, они, бедняжки, сами прячутся, как умеют, под кустами, в траве, между кочками и, спрятавшись, лежат чрезвычайно крепко. Если же они слишком еще молоды, то остаются в гнезде и нередко достаются целой семьей на закуску лисе или волку, даже хорьку или большой хищной птице. Но как ни много заячьих врагов, а зайцев все-таки много; после этого как не удивляться их плодовитости? Когда зайчата подрастут и отстанут от матери, они, покуда не поматереют, живут всегда вместе и на день ложатся неподалеку друг от друга, так что если нашел одного, то можно поблизости отыскать другого и третьего.
Заяц в один год достигает полного возраста, и потому нельзя думать, чтобы он мог жить долго. Да и навряд ли заяц, всюду и всеми преследуемый, доживает до старости и умирает своею смертию! Трудно даже предположить, чтобы он рано или поздно не попал на зубы какому-либо из своих многочисленных врагов.
Молодых зайцев легко воспитывать на дому, они едят молоко, капустные листья, салат и т. п. и совершенно привыкают к человеку; в них нет той врожденной дикости, как в волке и в лисице, но мясо доморощенных зайцев не так вкусно, как диких, вероятно потому, что недостает движения. Забавно смотреть, когда их держат на дому по нескольку штук вместе и когда они начнут играть между собою, — движения их и легки и свободны, но как-то смешны, в них чего-то недостает; долго смотришь на прыгающих и веселящихся зайцев, иногда смеешься от души, и все-таки чего-то недостает, чего-то ищешь, а найти не можешь; спрашивается — чего же, все так легко и свободно, но смешно, а смешно потому, что недостает грациозности. На них смотреть все равно что на играющих журавлей, которые своей веселостью возбуждают невольный смех, так что он самопроизвольно появится у человека самого серьезного.
Я сказал выше, что в Забайкалье водятся две породы зайцев — ушканы и толуи. Беляк бел только зимою, а уши с черными кончиками. Толуй же зимою и летом имеет серый цвет; на боках, гачах и шее видна желтоватая шерсть, а брюшко несколько беловатое, на ушах тоже заметна чернота у кончиков, а хвост толуя несколько длиннее, чем у беляка. Последний же сер только летом и не имеет того слабо-желтоватого-красного оттенка, как толуй. Толуй гораздо резвее беляка, и след его значительно меньше. Беляк на бегу лапы ширит, а толуй сжимает в кучку, так что след его узкий, продолговатый и островатый, а у беляка широкий, с ясными отпечатками пальцев. Мясо их почти одинакового вкуса, только толуи, живя более около селений, чаще питаются хлебными зернами, а потому бывают жирнее и нежнее беляков.
Вообще заяц хлипок (слаб) к ране — довольно иногда одной дробинки, чтобы убить зайца. Шкурка на толуе нежнее и тоньше, чем на беляке. Здесь продают их по 3 и по 5 коп. сереб. за штуку. Сибиряки редко охотятся за зайцами, они стреляют их только в том случае, если заяц нечаянно попадет на глаза и сядет в меру выстрела. Но во время зверовья промышленник ни за что не выстрелит по зайцу. Поэтому здесь охоты за зайцами вовсе нет, их обыкновенно ловят только одни мальчишки да старики, которые уже не в состоянии зверовать в лесу, в тайге, но в силах еще добрести до соседнего колка, острова или леса и насторожить различные заячьи ловушки.
Да и скажите, как сибиряку охотиться за зайцами, когда он знаком только с винтовкой, а дробовик есть не больше, как прихоть некоторых промышленников! Сибиряку нужно, чтобы заяц сидел или лежал на логове, тогда он его убьет, а на бегу промышленники стреляют только крупного зверя, и то не каждый. Да и какой расчет здешнему зверовщику тратить дорогой заряд на какого-нибудь ушкана или толуя, когда он дорожит каждым выстрелом и бережет его на крупную дичину или белку, которая для него гораздо выгоднее! А зайца ему добудут шутя его малолетние сыновья, будущие зверовщики, которые, возмужав, тоже не обратят внимания на зайца, покуда разве не состарятся и придут почти в то же ребячье состояние.
Псовой охоты на зайцев в Забайкалье вовсе нет; конечно, это не псовая охота, если изредка промышленые собаки бросятся за зайцем и растянут беднягу не хуже борзых. Вот почему здешние охотники не знают охотничьих терминов, столь известных в России при заячьей охоте. Сибиряк не называет даже следа зайца маликом, не знает, что значит сходить зайца по пороше или что такое стрельба вузерк. А потому он называет молодых зайцев по времени их рождения: настовики, летники, листопадники, ярыши; заячьи плутни — петли, двойни, тройни, сметка — для него непонятны. Поэтому я не стану описывать той охоты на зайцев, которая так общеизвестна в России, а скажу только, как ловят их ребятишки и старики-промышленники, ставя различные поставушки.
