Юрий Куранов - Избранное
Мать подала Еньке мягкую приветливую ладонь и сказала:
— Александра Владимировна. Мне дочь только и знает что рассказывает про вас.
Енька не знал, что ответить.
— А вас она, вероятно, замучила стихами.
— Почему замучила? Нет, — сказал Енька, глядя в сторону.
— Он очень храбрый человек, его ничем не замучаешь, — сказала девочка.
— Вот храбрые люди порой и страдают от стихов, — засмеялась Александра Владимировна.
— Мама, ты знаешь, ему не нравится Блок, а нравится Фет, — сказала девочка.
Они шли по дорожке сада, и Еньке очень приятно было идти с ними. Только не хотелось говорить. Александра Владимировна сошла с дорожки и сорвала коротенькую ветку калины. Ветка шелестела красными угловатыми листьями. Мать продела ветку девочке в петлицу пальто и сказала:
— Вот, теперь тебе не будет скучно.
— Мне совсем не будет скучно теперь, — быстро сказала девочка. — Только почему ему не нравится Блок?
— Понравится. Не все сразу. Тебе ведь он тоже не нравился сначала.
— Он мне всегда нравился, даже когда я была маленькая.
— Вы из села? — спросила Александра Владимировна Еньку.
— Как же он из села… — сказала девочка. — Я же тебе говорила, что он из деревни. Он там пожар потушил.
— Ах да, правда, — согласилась Александра Владимировна. — А как называется ваша деревня?
— Карныгино.
— Большая она?
— Восемь дворов.
— Хорошая, вероятно, деревня, — сказала Александра Владимировна. — Ну, я, пожалуй, пойду на работу. Поправитесь, молодой человек, заходите ко мне в Дом пионеров, я там заведую.
— Мама, оставь фотографии, — сказала девочка.
— Одну минутку. — Александра Владимировна вынула из черной лакированной сумки большую пачку фотографий, блестящих и четко отпечатанных. — Вам интересно будет посмотреть наш город. Он очень красивый. Вот кончится война, и вы обязательно приезжайте его посмотреть. Он тогда будет еще лучше.
— Наш город самый лучший в мире, — сказала девочка.
И Александра Владимировна, посмеиваясь, пошла в село по саду легкой, мягкой походкой. Она шла так, будто на нее со всех сторон смотрят, а ей нужно пройти по ниточке.
— Хорошая, правда, она? — сказала девочка.
— Хорошая, — согласился Енька.
— Хорошая и очень красивая, — убежденно сказала девочка.
Они долго смотрели вслед уходившей Александре Владимировне. И Еньке было жаль, что она ушла.
— Как вас зовут, я знаю. А как зовут меня, вы наверняка не знаете, — сказала наконец девочка.
— Не знаю, — сказал Енька.
— Вас зовут Евгений, Женя. А меня зовут Гера. Теперь мы познакомились и будем настоящими друзьями. Правда?
— Угу, — сказал Енька.
— Пойдемте смотреть фотографии. Я знаю одно удивительное место в саду. Там никого не бывает, и нас долго никто там не найдет, И еще я вам почитаю стихи, — предложила девочка.
И они вдвоем направились в то место сада, где их долго никто не найдет и где можно читать стихи.
На улице стоял высокий дом с колоннами, а со стены второго этажа смотрели две львиные морды. Львы разинули пасти, но смотрели беззлобно вниз на прохожих, которые шли в шляпах, в легких пальто, в ботинках, в ботиках. На прохожих падал крупный снег. Возле дома стояла легковая машина, и какая-то женщина садилась в нее. Может быть, это была Александра Владимировна…
— Здесь мы жили, — сказала Гера.
Гера протянула вторую фотографию. Здесь текла широкая река с обтесанными каменными берегами. По мостовой идет Александра Владимировна. Она идет веселой походкой. Рядом с ней шагает и держит ее под руку моряк в кителе.
— Это твой отец? — спросил Енька.
— Нет, это очень хороший мамин друг, — сказала Гера.
Фотографий было много, рассматривали их долго. За Иртышом уже садится солнце. Красные лучи его горят по всему саду и в окнах больницы. Вечерний воздух ал. В этом вечернем воздухе светится фотография, на которой стоит всадник, залитый красным светом вечернего солнца. А калины шумят сухими листьями над головами, в саду, в том самом месте, где можно читать стихи.
А вот и парк. Вдоль парка идет Александра Владимировна. Она идет под руку с высоким бородатым человеком. Этот бородатый человек, в коротком пиджаке, в широких брюках, красив. Оба смеются. И Гера так держит фотографию, что в ней отражаются красные листья калин, которые шумят над головой. И кажется, что Александра Владимировна и бородатый человек идут сквозь эти пылающие огромные листья.
— Это материн отец? — спросил Енька.
— Нет, это ее очень большой друг, — сказала Гера. — Он очень умный и добрый.
Гера говорила каким-то отсутствующим голосом. Енька взглянул на нее и увидел, что Гера вся побледнела и осунулась.
— Холодно стало? — спросил Енька.
— Нет, это так, — сказала Гера. — Это пройдет. Давайте я вам лучше стихи почитаю.
Она поставила ноги на скамейку, сложила руки на колени, стала читать, глядя в землю широко раскрытыми серыми глазами. Голос Геры немного окреп и обозначился тверже. Он говорил о городах, об удачах и неудачах, о каких-то удивительных, внезапных и ошеломляющих событиях крупными, горькими словами.
— Хорошо? — спросила Гера.
Енька ничего не ответил, только чувствовал, что все лицо его горит. Гера увидела это его лицо и больше ничего не сказала. Она взялась читать еще. И глаза ее совсем увеличились. Кожа побелела на ее лице, стала прозрачной.
Гера говорила и раскачивалась, словно ей очень больно, а она хочет успокоиться.
Енька не слушал слова, а только смотрел на Геру, и становилось ему немного не по себе.
По всему лицу Геры выступил крупный пот. Дышала она тяжело и несколько раз прокашлялась.
— Я не буду больше читать, — сказала вдруг Гера. — Я опять заболела. Я раненая, и мне тяжело. Я пойду лягу в постель. Не сердитесь на меня, пожалуйста.
Она встала и ушла.
Енька вернулся в палату и мгновенно заснул, так и не тронув картофельного супа и картофельных котлет. И первое время сна он еще различал, как дядя Коля и Евсей Евсеич несколько раз и с различными интонациями повторили при разговоре одно и то же угловатое название знакомого города. Но какого, Енька сквозь сон не уразумел. И, судя по голосам, на этот раз дядя Коля и Евсей Евсеич не спорили.
Проснулся Енька среди ночи, как после тяжелого труда, и почувствовал, что больше ему не уснуть. В палате было темно. За окнами стояла полночь со своими осенними звездами, с тихим шорохом сада и мглой. Енька долго лежал с открытыми глазами, смотрел в темноту и ни о чем не думал. Потом перед ним начали обозначаться красивые каменные дома, длинные корабли вдоль широкой реки. Вот лежит гранитный лев. Он лежит на берегу реки. Он придерживает лапой шар. Гера, маленькая, в коротком платьице, еще без косичек, схватилась руками за шар и хочет отобрать его у льва. А вот огромная белая лестница, и по ней течет вода. А вдоль всей лестницы стоят золотые обнаженные люди, они протягивают друг другу сияющие упругие струи воды. А наверху дворец с двумя куполами, похожими на взбитые подушки.
