Юрий Куранов - Избранное
— Не берут его, — сказала Калина. — Того-то, второго, военкома, взяли. А его не берут.
— Это с которым вместе по шоссе поскакивали? — спросила Мария.
— Ну да.
— Сам тот на фронт ушел, — сказала Санька. — Стыдно, мол, говорит, в тылу сидеть.
— А этого не берут. Здесь, говорят, нужней он, — сказала Калина.
— Нужный он в нужник, — прищурился Бедняга. — Килатый он. Ты-то, поди, знаешь? А килатых на фронт не пущают. Вдруг кишка лопнет, тонка ведь она.
Калина молча посмотрела на Беднягу.
— Мы на Ключ пошли венки пускать! — крикнула Наташа.
— Беги, беги, поугадывай, — сказал Бедняга, — пока мужики-то не перевелись.
— Так ты на той девушке и женился? — спросила бабушка.
— И женился, и жил почти всю жисть. Лучше жисти у меня никогда, поди-кось, не было.
— А чего же она от тебя удула? — спросила Санька.
— Не удула, а умерла вроде как.
— Сбегла она, — сказала Калина, — а уж потом померла. Глыби в тебе мало, видно, было.
— Во мне глыби сколь хошь есть, как озлюсь, — побагровел Бедняга, — хучь на кого хватит. Тебя уж, таку стерву, и то могу до голенища проучить.
— Охальник ты, глаза бы на тебя не глядели, — зевнула Калина и встала.
Она прошлась вокруг сидящих людей. Прошлась второй раз. И направилась к дому.
— А ничего она, жена, про себя не рассказывала? — спросила бабушка.
— Так, мало чего. «Ты, — говорит, — меня не спрашивай. И тебе и мне оттого хуже будет. Только много, — говорит, — я по свету хаживала и людей много видела. Все больше хороших».
— Вот и нарвалась на тебя, на Иуду, — сказала издали Калина.
— Иди, иди! — крикнул Бедняга и махнул рукой. — Он-то ведь вдоль Ключа попрогуливаться порешил…
— Говоришь, больше все хорошие люди ей попадали? — сказала бабушка.
— Не я, а она так сказывала. Врала — ясное дело. Вроде все везде одни хорошие люди и хвиристят? — усмехнулся Бедняга.
— Злой ты мужик, — сказала Мария, — креста на тебе нет. Чего бабу травишь, и так лихо ей…
— Нынче на всех креста нет, — сказал Бедняга и выпил. — Нынче всем лихо, а ей и горя мало. Развалюха избяная она. А ты молчи, не твое дело.
— И не твое, — сказала Санька.
— Ух и душа у меня занимается, — засуетился Бедняга. — Так бы каждому гвоздь в язык и всадил.
Он встал, прошелся и вдруг пнул дядю Сашу. Дядя Саша поднялся и завернул Бедняге руку за спину.
Бедняга извернулся и укусил дядю Сашу в подбородок.
Дядя Саша отпустил Беднягу и ударил. Бедняга сел в траву, зло посмотрел на всех и заплакал.
— Чистый фашист, — сказала Санька.
— Давайте лучше петь, — сказала Мария, — бог с ним, очухается. Пьян ведь он.
Мария зычно затянула «Ермака». Все подхватили. Бедняга вытер слезы и тоже начал подпевать.
— Нинка идет, — сказала шепотом Саня.
И все смолкли.
Нинка шла в маковом платье, и солнце переливалось по нему, Нинка шла из-под тучи. Она шла вся загорелая, и видно было, что она совсем еще молода и даже красива. Но сквозь красоту лица просматривалось постоянное смущение, которым она встречала людей по деревням.
— Садись, Нина, — сказала Мария.
— Присяду, — сказала Нинка и осталась стоять, сверху пристально всех рассматривая.
— Нет нам весточки? — спросила бабушка.
— Налейте мне, бабы, самогону в стакан, — сказала Нинка.
Мария из бутыли налила ей стакан доверху.
— Ну, кого с чем, — сказала Нинка и выпила самогон. — Ух, — сказала она, — какую ворвань нынче бабы пьют.
Нинка постояла не закусывая, поглядела на дорогу, которой сюда пришла, и спросила:
— Калина где же?
— Домой пошла, — сказала настороженно Санька. — Дома она.
— Туда иди, — сказал Гришка Останин. — За хорошую весть озолотит в честь Троицы.
— Нет ее дома. По полю, поди, похаживает вдоль Ключа, — сказал Бедняга. — Ну-ко в такой день така баба дома одна будет сидеть.
Нинка достала из сумки треугольное письмо и отдала Гришке, как соседу.
— А тебе, Мария, весть есть, — сказала Нинка и посмотрела на Марию прямым взглядом.
Мария встала с земли и тоже посмотрела на Нинку, вытянулась перед ней, как перед начальником. Нинка подала Марии длинную и тонкую бумажку. Мария взяла бумажку, повернулась и, подняв плечи, пошла в избу.
Енька видел издали, от Ключа, как Нинка прошла в деревню. Наташа в это время стояла у самой воды и опускала на речку венок. Он тихо закачался на воде и поплыл по теченью. Потом опустила на воду свой венок Зина, и тот тоже поплыл. Наташин венок вышел на середину и заторопился. Все бежали за венками и видели, что другим берегом далеко от реки шла Калина. Потом Енька с высокого берега заметил, как переходит конем вброд на ту сторону всадник в синей гимнастерке. Конь высоко поднимал над водой голову, и раскачивал ею, и смотрел большими вздутыми глазами. Венок Наташин плыл прямо на коня. Всадник наклонился, вытянул руку и прутиком поддел венок из воды.
Енька же оглянулся и хотел окликнуть Наташу, но увидел, как на краю деревни встала с земли мать, как она подняла плечи и зашагала в избу и как Нинка из деревни пошла назад в село.
8Луг был цел. Он стоял стеной. Над лугом плавился низкий зной солнца, но травы были холодны, травы были молоды, и цветы неистовыми запахами дышали в лицо. У Еньки в руках росилась большая ликующая литовка, и Енька, широко замахнувшись ею, шагнул навстречу лугу.
Правее шла Санька, дальше — Гришка Останин. А с другой руки шагали старуха Епифаньева, Калина, Бедняга и мать. И так далеко было до леса, до конца луга, что казалось, нет травам предела и даже самого леса не видно, а потонул он в тумане.
Енька прошел несколько шагов и почувствовал, что плечи раздались, наполнились ветром жгучим, руки стали длиннее, а ноги выше. Он посмотрел на Саньку: и верно, ее он уже перерос. Перерос на полголовы. А ведь всего лишь прошлым летом ходил Саньки поменьше.
Санька шла в туче травяной сверкающей пыли, жмурила на пыль пронзительные ласковые глаза и сама себе улыбалась. Литовку она держала ровно и только слегка водила из стороны в сторону обтянутую майкой спину. Впереди Саньки стояла и горела на весь луг царская свеча. Цветок стоял вытянут, полыхающ, и тверд среди трав. Санька шла и смотрела на эту свечу.
Уже издали побежал по густой траве к цветку шелест, листья заходили вокруг, обступая его. Они ложились под литовкой, вскидываясь и беззвучно охая. И шагах в трех от Саньки цветок сам затрепетал. Он только теперь почувствовал страх, понял, что должно случиться, и хотел кинуться к лесу. Но не смог и только метнулся на месте. А Санька вдруг оробела. Она зачастила и вроде решила уйти вправо. Но там был Гришка. Слева шел Енька, оглядывался на нее весело и снисходительно. И Санька пошла прямо на царскую свечу. Санька широко занесла литовку; там, в стороне, наполнила ее яростным блеском солнца и, боясь расплескать этот блеск, ровно пустила косу по кругу. Свеча замерла, слыша приближающийся посвист стали, потом чуть наклонилась вперед, торопясь заглянуть Саньке в лицо, но не успела. Она всем золотым длинным своим огнем колыхнулась, вспыхнула как молния, постояла в воздухе и стоймя опустилась на землю. А потом легла Саньке под ноги.
