Джой Адамсон - Моя беспокойная жизнь
Ко времени нашего возвращения в Найроби война сильно затруднила поездки за пределами Кении. Разумеется, как представитель нейтральной страны, Питер не мог принимать участия в войне, если не считать его поисков съедобных растений, произрастающих в засушливых районах, что обеспечивало воюющие в пустыне армии некоторым запасом овощей. И все же мы совершали довольно много поездок. Остальное время мы находились в своем доме, стоявшем в конце улицы Риверсайд-драйв. Тогда это был совершенно необжитый район, и по утрам в качестве физических упражнений мы совершали пробежки по полям.
Все свое свободное время я проводила с Питером в музее, делая зарисовки местных цветов. Когда об этом стало известно, люди начали приносить мне редкие растения, и у меня никогда не было недостатка в объектах для рисования. Вместе с тем знакомства с новыми людьми, часто очень интересными, расширяли круг наших друзей. Как-то с целью проведения экспериментов над хамелеонами в музей зашла д-р Салли Атсат из университета Лос-Анджелеса. Она уже проделала много таких экспериментов с ними (от Кейптауна до Каира) и теперь хотела проделать последний опыт, чтобы выяснить, что же заставляет этих пресмыкающихся изменять свою окраску.
Сначала она поместила одну особь в стеклянный сосуд и затем стала обертывать его в бумагу различного цвета — хамелеон не реагировал. Потом она опускала сосуд то в горячую, то в холодную воду — хамелеон оставался зеленым. Она производила различные шумы — и снова безрезультатно. Наконец она приблизила к стеклу живую змею. Адреналиновые железы хамелеона сразу же заработали, и его окраска приняла самый темный оттенок из того, что его окружало. Ведь змеи являются смертельными врагами хамелеонов.
Африканцы очень боятся хамелеонов и никогда не прикасаются к ним, считая эти безобидные существа куда более опасными, чем змеи. Несомненно, такое отношение объясняется тем, что, когда змея заглатывает хамелеона, ее внутренности часто бывают распороты шипами, имеющимися на спине ее жертвы. Мы часто брали хамелеонов в руки или пускали ползать по себе, пытаясь доказать их безобидность, но убедить африканца в том, что хамелеон не опасен, было невозможно.
Говорят, что существует и другая причина страха африканцев перед хамелеоном, и даже ненависти к нему. Как рассказывается в одной старинной легенде, бог послал хамелеона предупредить людей о надвигающейся засухе, но тот полз настолько медленно, что не смог добраться вовремя и большая часть скота африканцев погибла. В действительности же мнение, что хамелеоны медлительны, ошибочно. Когда за ними следят, они сидят неподвижно, но стоит только оставить их одних, как хамелеоны моментально исчезают.
Несколько лет спустя, когда я как-то рисовала великолепного хамелеона Джексона, мне представилась возможность сделать некоторые любопытные наблюдения. Но только я начала делать наброски, как нам пришлось переехать километров на триста на север к Марсабиту. Я устроила хамелеона как можно удобнее в картонной коробке, положив туда достаточное количество пищи, и взяла его с собой.
Впоследствии мы должны были переехать километров на триста с лишним южнее, примерно к тому месту, где был пойман этот хамелеон Джексона. И мы снова взяли его с собой, но, как только я закончила свой рисунок, я выпустила его на свободу.
В Конго
Когда Салли Атсат закончила свои эксперименты в музее, она предложила мне поехать в Конго[6]. За время ее пребывания в Найроби мы стали друзьями, и я сказала ей, что мы можем совершить эту поездку вместе на нашем «форде». С нами также решила поехать одна наша подруга, голландка, по имени Меен. К сожалению, Питер был очень занят в музее и не смог присоединиться к нам.
Накануне нашего отъезда Луис Лики зашел к нам, чтобы спросить, не может ли он позаимствовать мою портативную швейную машинку для Мэри. Ожидая, пока машинка будет упакована, он обошел вокруг «форда», который мы недавно перекрасили, и сделал несколько замечаний. Потом он спросил полное имя Салли и Меен и их домашние адреса. Я не знала этого и не смогла ему ответить, так же как не смогла ответить и на его вопрос о точном маршруте нашей поездки, поскольку он зависел от начала сезона дождей.
Мы отправились на следующий день, взяв с собой для услуг африканца Тото. Проехав озеро Наиваша, потом озеро Элментейта, мы добрались до Накуру, известного своими огромными стаями фламинго, однако не увидели здесь ни одной птицы, поскольку за время последней засухи озеро полностью высохло и теперь было покрыто блестящей коркой соли.
На ночь мы разбили лагерь на берегу озера. К удивлению Салли, я поместила всю нашу провизию, а также всю лишнюю одежду на крышу машины. Опыт предыдущих путешествий научил меня, что гиены не прочь отведать не только пищу, но и обувь.
На следующее утро мы отправились к самой высокой точке, где была проложена кенийско-угандийская железная дорога на пути между Момбасой и озером Виктория. Ее высота — около 3000 метров. Этот район представляет собой самое лучшее в Кении место для земледелия, но в период засухи здесь все, кроме лесов, превращается в выжженную равнину. Африканские легенды утверждают, что в этих местах когда-то обитал медведь нанди, но его до сих пор никто так и не видел. Хотя мы и миновали перевал, воздух все еще оставался ледяным. Мимо промелькнул кратер горы Элгон, где в прошлом в пещерах этого потухшего вулкана жили доисторические люди.
На следующий день мы добрались до города Какамега. Здесь было обнаружено золото, что послужило причиной первой и единственной в истории Кении золотой лихорадки. В настоящее время запасы золота значительно сократились, и тем не менее это место продолжает привлекать некоторых питающих надежды старателей. Нас сразу же окружила толпа любопытных африканцев. Они были настроены очень дружелюбно и пели всю ночь, но заснуть под такой аккомпанемент было невозможно.
Мы хотели как можно больше времени провести в Конго и поэтому решили поскорее проехать через Уганду[7], известную в те дни как страна велосипедов, бананов, Библии и бескрайних болот.
Для проезда из Кении в Уганду необходимо было переправиться через Нил у водопадов Рипон. Перед переездом по мосту в Джиндже мы были задержаны полицией, которая начала нас обыскивать. Поскольку шла война, мы сочли эту процедуру естественной, но, когда обыск затянулся на несколько часов и нас не только раздели, но и вскрыли рулоны туалетной бумаги, мы страшно возмутились, что с нами обращаются как со шпионами.
И вдруг у меня в голове мелькнула мысль, что все это могло быть результатом одной из шуток Луиса Лики. Я вспомнила его необычный интерес к нашему путешествию; мы были здесь всего лишь тремя женщинами-иностранками, путешествующими из одной страны в другую, тогда как он теперь состоял на службе в отделе уголовного розыска, принятый на эту работу за свое знание языка кикуйю. Хотя Луис Лики был человеком, пожертвовавшим всем своим комфортом ради работы, у него была страсть к детективным историям, а также сильно развитое чувство подозрительности. Большинство его докладов отвергалось его коллегами со словами: «Опять очередная шутка Луиса Лики». Так что случай с нами мог быть из той же серии. Правда, мы были друзьями, и он прекрасно знал, насколько я доверяю ему, поэтому я отбросила в сторону все свои догадки.
