Юрий Куранов - Избранное
Все обнажено. Все голо. Как перед утренним купаньем. Краски, звуки. В Дедовцах, за Соротью, гудят гуси, вопят петухи, басом лают собаки. Вороны прямо рычат. Цапли за Маленцом гогочут жуткими, доисторическими голосами. К ним страшно подходить. Воздух телесно душист и густ. Он весь набухает. От него набухают глаза, тяжелеют веки, голову ломит.
Дятлы усердствуют от всей души, и стук их похож на топот конницы.
Лед лопается, и стон идет из одного озера в другое.
11Над землей тихо. По вершинам сосен идет ветер. И сосны шумят, как тяжелый дождь. Иногда этот шум похож на гул водопада. Сороть разлилась и заперла лед в Маленце. И вода еще прибывает. Нет уже ни Маленца, ни Петровского озера, ни Сороти. Разлив. И Сороть туда, где был Маленец, гонит лед. Льды теснятся, напирают и лезут на берег. Льды цвета черного серебра и как бы подернуты мхами. Льды раскалываются на пластины, чешуйки. Они мелко, гусельно наигрывают. И взбираются, взбираются на берег.
Льды то шумят подобно снегопаду. То вроде ссохшиеся ворота раскрываются со скрипом. Или в пустом доме шевелятся полуоткрытые двери. Верховой ветер слабеет. Облупившаяся кора сосен шелестит подобно льдам. И шорохи хвои напоминают поскрипывание льдов. Падают шишки. Нет, это стеклянные льдины раскалываются и рассыпаются по ветвям.
— А почему бы человеку, стоя над озером, не сказать: «Ау»? — спросил Андрея знакомый голос.
Голос такой не совсем неожиданный среди сосен и льдов.
— Человек слушает ледоход, — сказал Андрей.
— Ледоход и вместе можно слушать.
— Вот мы и слушаем вместе.
— Не всегда так получается, — сказала девушка и встала рядом с Андреем. — Однажды я видела здесь человека, и мне показалось, что вместе с ним слушать можно ледоход. Человек сидел на берегу и рисовал это озеро. Я стояла и ждала. Он закончил свою работу, и я окликнула его. И поманила пальцем. Он подошел. И я показала ему, как слушают ледоход. Я низко наклонилась к воде и сделала вид, что внимательно слушаю. Он тоже стал слушать. И некоторое время слушал. И потом ни с того ни с сего стал бить каблуками по льдинам и рассыпать их вдоль берега. Я взяла и ушла.
Девушка присела, подняла небольшую льдинку. Льдинка слоилась и горела, она блестела на ладони, собранная из множества мелких кинжалов. Девушка высоко подбросила льдинку, та упала на берег и рассыпалась на множество кристаллов. Из леса выбежала красная лиса, схватила большой сверкающий кристалл и побежала вдоль берега, высоко подпрыгивая. Потом лиса встала на задние ноги, подкинула кристалл, а сама отскочила в сторону. Кристалл покатился по траве и начал рассыпаться. Лиса уставилась на девушку и села. Девушка двинулась к лисе. Тогда лиса вскочила, подбежала к воде, выхватила другой кусок льда и убежала в лес. А лед горел у нее в зубах остро и сине.
— Какая же это лиса? — сказал Андрей.
— Это и есть лиса, — сказала девушка.
— Зачем лисе лед?
— А зачем синице море поджигать?
Кто-то шел той стороной Маленца и напевал:
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
В наступающих сумерках человека видно не было, и пение как бы само собой двигалось вдоль озера.
— Сейчас бы лодку да на разлив выплыть, — сказал Андрей.
— А за мысом стоит лодка, — сказала девушка. — Кто-то забыл или оставил. Все равно водой поднимет и унесет.
— Так она чужая, — сказал Андрей.
— Тут ничего чужого нет, — сказала девушка и взяла Андрея за руку.
— Там сосед у меня совсем обиженный сидит, — сказал Андрей.
— Он сам себя обидел, — сказала девушка. — Ему не на что обижаться.
— Ну как же, — засмеялся Андрей, — у него на ветке уже листья распустились и цвести собираются. А он руку все полотенцем заматывает. Всем говорит, что кипятком обварил.
— И правильно говорит. То есть не совсем правильно, — усмехнулась девушка.
— И приемник забыл. И телевизор не смотрит.
— А хорошо ведь это, — сказала девушка с улыбкой.
— Конечно, хорошо. Да жаль старика.
— Глупый он. Ему бы радоваться надо. Ну ладно. Вот уедешь отсюда, пусть он тогда и телевизор палит, и приемник свой крутит.
— До того времени он с ума сойдет, — сказал Андрей. — Все сидит в углу и песни какие-то распевает, словно ребенка укачивает.
— Пусть поукачивает, ему полезно, — сказала девушка, подняла воротник и засунула руки в рукава.
— Да и уезжать мне отсюда совсем не хочется, — сказал Андрей.
— Уезжать надо, — сказала девушка невесело и наклонила голову. — Ну, хорошо. Сегодня ночью заморозок ляжет, и весь цвет у него побьет. Только пусть он не гудит приемником да телевизором, пока не уедешь.
— Не хочется мне уезжать, — сказал Андрей.
Впереди в сумерках показалась лодка. Она стояла на берегу. Но вода уже подмывала лодку и покачивала. Лодка еле держалась у берега.
12Теперь трудно все это было назвать просто разливом. Расстилалось море. И в низкой тьме ночи светились острова. Они крошечными далями огней переговаривались, как переговариваются напоминающие друг о друге корабли.
— Много лет назад я рыбачил здесь как-то с друзьями, — сказал Андрей. — Смешная получилась рыбалка. Взяли невод. Разлив тоже большой был. Только закинули, невод зацепился. Ночью рыбачили. Еле отцепили. Зашли в Маленец. Закинули. Опять зацепились. Мучились-мучились. Невод пустой, конечно. Отплыли под усадьбу. Бросили. Тянем. Тяжело. Как бурлаки тащим. Упарились. Вытянули и перепугались. Уж не мертвую ли скотину выволокли? Подошли все же. Какая-то странная кочка в неводе. Раздирали ее, раздирали… Только одного линя нашли. Зато громадный. В руках так и вьется. Бросили рыбалку — и домой.
— Так оно и должно было быть, — сказала девушка.
— Может быть, — согласился Андрей. — На веранде спали, линя тут бросили, заснуть не удалось. Только задремлешь — вроде кто-то вздохнет. И зубами скрипит. Собака, что ли, подобралась? Свет зажгли. Нет никакой собаки. Опять легли. Снова кто-то вздыхает. С рассветом глядим, а это линь на полу дышит и движется. Положили его в ведро и выпустили в Сороть.
— Уплыл? — сказала девушка.
— Сначала на боку долго лежал. Очумел на веранде за ночь. Потом встрепенулся — и от берега. Все же вернулся, поглядел на нас такими забавными глазами, дал круг — и в глубину.
— Ты ведь не жил здесь тогда, — сказала девушка.
— Да. Я тогда учился уже, заочно, а тут столяром работал. А жил-то я в деревне раньше, за Волгой. Сено косил, пахал. С матерью мы жили. Колодец был у нас. Помню, на хутор к нам девушка одна зашла. Заезжая. Туча большая в небе стояла. Такие тучи у нас перевалами называют.
