Юрий Куранов - Избранное
И облака в небе охвачены каким-то сиреневым шелестом. И закат над Даугавой. Не сумерки, какой-то сиреневый снегопад или туман опускается на весь город. Ветер веет по мостовым и по тротуарам, по крышам, подоконникам — сиреневые лепестки.
Значит, сегодня я в Риге.
А завтра в семь — над Румбой, в той беседке.
А н д р е й. Кулдига Дом над Румбой ВентеДорогая Вента!
Завтра мы увидимся, и это письмо Вы получите уже после нашей встречи. Я весь горю. Во мне все дрожит. Я все время думаю. И думаю о Вас. И это невыносимо. Каждая минута похожа на тысячелетие. Автобус тащится, как ленивый жук.
Простите неразборчивость, очень трясет, и писать трудно.
Я смотрю за окно и ничего там не вижу. Хотя чувствую, что здесь все прекрасно. И ветер, и хутора, и Ваши чистенькие городки, и луга. А ветер за окном автобуса, я уверен, пахнет сиренью. В автобусе едет какая-то пожилая торговка с огромными узлами, шея у нее замотана платком. Она говорит, что умирает от ангины, и зверски ругается, если кто-то просит открыть окно.
Но я уверен, что ветер за окном пахнет сиренью.
Теперь уже все равно, мы завтра свидимся, и Вы убедитесь, что я совсем не тот, что можно было подумать из моих писем. И я не хотел бы Вас обманывать. Мне просто нравилось писать Вам красивые письма и самому верить в то, что я пишу. Будто я живу на Мельнице. Я бы действительно хотел в ней жить, но Мельница эта декоративная. Мне приятно было самому думать и верить, будто я выращиваю цветы, которые зимой цветут на лесных полянах, и что я видел, как Вы летели по небу на закате. Я все это выдумывал, точно так же, как Вы, будто из моих конвертов вываливаются удивительные цветы, когда Вы мои письма раскрываете. Но Вам все это можно придумывать, Вы удивительная. А я что? Я просто работаю столяром в заповеднике. Иногда чиню старинную мебель. Недавно починил механическую канарейку из дома в Тригорском. Там некогда жили друзья Пушкина, которые скрашивали его ссыльные годы, их дом он вывел позднее в «Евгении Онегине». У них он встречался с Анной Керн и там передал ей те удивительные стихи… «Я помню чудное мгновенье…»
Я Вам, вполне возможно, не приглянусь. Только Вы скажите мне об этом прямо. Вы увидите, какой я низенький ростом, коротконогий, неказистый. Если бы я не носил усов, меня можно было бы совсем не приметить.
А живу я за Савкиной горкой в деревушке. У меня есть комната, есть кухня. И есть веранда. Сад. Когда дует сильный ветер, яблоки стучат в стекла моей веранды, и ночью становится тревожно. А поздним летом, если приходит гроза или ураган, яблоки грохают в землю, — тогда похоже, что где-то далеко скачет конница. Весной у нас бывают большие разливы, и звезды горят по воде до самого Михайловского, а Мельница действительно стоит на островке, а вокруг ледоход. Что же касается того цветка, который будто бы горел на озере и опускался под воду, то я однажды шел домой, и мне пригрезилось, словно какой-то цветок горит на воде и плавает.
Наш автобус въезжает в какой-то городок с короткими каменными домами под острыми крышами. Прямо какая-то Испания. Шофер назвал его — Ка́ндава.
Пойду я и в этой Кандаве брошу письмо.
У меня так бьется сердце.
Я уже боюсь Вас. До скорой встречи.
Ваш А н д р е й. Кулдига Дом над Румбой ВентеЯ даже не знаю, кому теперь писать. Куда писать. И все же я пишу. Я пишу просто так, мне хочется выговориться.
Я приехал в Кулдигу и не мог дождаться вечера. Весь день я ходил над водопадом. Вечером Вас не было. С Вами что-то случилось? Почему Вы не пришли? Может быть, Вас действительно нет на свете? Кто же мне тогда отвечал?
Я ходил по Кулдиге. Иногда в окружающих предметах вдруг появляется какое-то напряжение. Словно они только ждут прикосновения. И стоит до них дотронуться, они взлетают или подскакивают, как от щелчка. Чуть хлопнешь дверью — она уже грохочет. Коснешься спичечного коробка — он далеко отскакивает, а спички ломаются, как соломинки. Так, что не прикурить.
И возле беседки я за весь вечер встретил только троих. Вдали сидела на скамейке какая-то неприметная, робкая девушка. Я даже не помню, как она выглядела. Я не обратил на нее внимания, потому что только и думал о Вас. И, кажется, весь дрожал. Потом та девушка куда-то ушла. И оставила на скамейке голубоватую веточку цветущей сирени. Видно, забыла.
Я долго ходил над водопадом и потом сел на скамейку. От ветки сильно пахло. Я был так взволнован, что, когда взял в руки ветку, мне показалось, будто она позванивает. Я сидел и слышал только запах сирени и шум водопада. И невдалеке стоял красный мотоцикл с коляской.
К мотоциклу подошел высокий парень в кожаной куртке и в кожаных брюках. На нем были огромные ботинки с толстой красной подошвой. Он принялся возиться с мотоциклом. Я не знал, что с собой делать, и сказал парню:
— Посмотрите, как удивительно пахнет эта ветка.
Парень подошел, взял у меня ветку и понюхал.
— И верно, — сказал он, — здорово пахнет.
Парень повертел веткой перед носом.
— Впрочем, это моя ветка, — сказал он.
— Как ваша? — удивился я.
— Очень просто, — сказал парень, — моя, и все.
— Но ведь я ее нашел на лавочке, — сказал я.
— Ну и что? — усмехнулся парень. — Мало ли кто где чего находит. А теперь она моя. Я ее хозяин. Мне она нужней.
— Это так и есть, — сказала девушка в короткой кожаной юбке, которая неизвестно откуда вдруг появилась.
— А! — сказал я. — Он хочет подарить вам эту ветку. Тогда пожалуйста. Я могу ему ее уступить. Эта ветка просто ничья.
— И нечего уступать, — сказала девушка. — Это его ветка. Он такой сильный.
— Я дарю тебе ее, моя Веселая Веснушка, — сказал парень и провел веткой под носом у девушки.
Парень огромными ногами осадил свой мотоцикл, а девушка прыгнула в коляску. Так они умчались, напяливая голубые шлемы и громко смеясь. Раза два они оглянулись на меня, проезжая мимо замка.
Я ушел в город и уже не помню, как оказался в том кафе напротив книжного магазина. Там пахло сиренью. Какой-то мужчина бросил в музыкальный ящик монету, и запела Ольга Воронец. «Зачем вы, девушки, красивых любите?» — спрашивала Воронец. И правда. Зачем вы, девушки, любите только красивых? За столиком сидел все тот же пожилой, рабочего вида мужчина. Он был хмелен. Молчалив. Он сидел, обхватив голову руками.
— Ну, где же ваша Вента? — спросил я и сел рядом с ним.
