Юрий Самсонов - Путешествие за семь порогов
— Просека, — сказал Серёга. — Зимой ездить можно да летом, когда подсохнет…
— А по реке?
— Ледянки[2] туда делают. А водой — пороги надо знать.
Гринька задумался. Взгляд его рассеянно бродил по стене, пока не упёрся в портрет девушки в красноармейском шлеме.
— А это кто такая?
— Тётя Клава.
— Тётя Клава? Вот, значит, кто это…
С улицы прибежала Люська, ворвалась в комнату и заорала:
— Эй, ты! Давай выздоравливай! А то на перекрытие опоздаешь!
3
О перекрытии скоро заговорили все вокруг. Гринька тоже заинтересовался и даже стал читать маленькую скучную газету «Огни Светлогорска», из которой мало что можно было понять. Люську он теперь видел редко, да и Серёга тоже начал предавать его: каждый день бегал на Туроку и приходил домой поздно. Нет, надо было скорее выздоравливать: назревали важные события, которые могли пройти мимо него.
Однажды в квартире чуть не вылетели все стёкла. Это возле Туроки взорвали скалу, чтобы добыть каменные глыбы для перекрытия. С тех пор взрывы громыхали каждый день, и скоро Гринька привык к ним.
Наступил день, когда ему разрешили ненадолго, выйти из дому. Близился конец марта, на дворе потеплело, снег стал похож на влажную крупную соль. Текли первые скудные ручейки. И на них ребятишки играли в перекрытие…
У Гриньки от свежего воздуха щемило в груди и кружилась голова. Он сидел на скамеечке возле двери, щурился на солнце и думал о том, как поскорее набраться сил. Если уж провалялся и не поглядел на северное сияние, так теперь хоть ползком, а надо добраться до Борсея — он слышал об этой скале, на которой в день перекрытия соберётся весь Светлогорск. Надо ходить — тренировать ноги.
Гринька долго бродил вокруг дома и так устал, что с трудом поднялся по лестнице до дверей квартиры. На следующий день всё тело болело и ныло, но Гринька продолжал свои прогулки.
Однажды Гринька явился домой таким радостным, каким давно не был: он сделал интересное открытие. Гуляя с ребятами и Каратом вдоль квартала, он увидел на столбе большой фанерный щит, на котором был нарисован молодой человек с рюкзаком, при галстучке. Он указывал рукой на белую плотину под пронзительно синим небом и призывал: «Все — на стройки Сибири и Дальнего Востока!»
— Чудиков! — сказал он. — Это Чудиков нарисован, ребята!
— Какой Чудиков?
— Наш сосед. Я знаю, кто рисовал.
Гринька обрадовался не только потому, что он знал художника. Художник этот, пожилой человек с забавной фамилией Короткий, раньше тоже жил в Ангодинске и работал вместе с отцом. Он в той организации числился электрослесарем, но на самом деле работа у него была другая. Во всём Ангодинске со столбов, с трансформаторных будок, с оград подстанций на прохожих скалились черепа, нарисованные на голубых табличках с надписью: «Не трогать! Смертельно!» И все эти таблички нарисовал дядя Кеша Короткий. Иногда он получал со стороны заказы повеселей, например плакат для сберкассы: «Брось кубышку, заведи сберкнижку!» Или для булочной: «Не плачь, куплю тебе калач!» Дядя Кеша такую работу любил. Для бани, в которую ходил париться, он бесплатно нарисовал плакат: «С лёгким паром!» А когда Гринькин отец сколотил свою бригаду, чтобы ехать на светлогорскую стройку, дядя Кеша сказал: «Что мне, до смерти эти поганые таблички рисовать? Да тьфу на них!» — и тоже записался, хотя был, как уже сказано, человеком не слишком молодым. Плакат рисовал он, это точно, ошибки быть не могло.
— У него обязательно все люди похожи на Чудикова, бухгалтера, — объяснял Гринька ребятам, глядя на плакат. — На любом плакате — «Убирайте спички от детей!» или «Соблюдайте правила уличного движения!» — всё равно Чудиков. С Чудикова-то дядя Кеша по-настоящему только один раз рисовал, а потом просто никак отвязаться не мог. Старается, старается — всё равно выходит Чудиков. Его весь город знал. «Вы, Чудиков, снова под трамвай попали?», «Вы, Чудиков, опять пожар устроили?» Он — к дяде Кеше, чуть не плачет: «Что вы со мной делаете?» А дядя Кеша ему говорит: «Искусство требует жертв!»
— Подумаешь, — сказала Люська. — Я его тоже знаю.
— Кого?
— Дядю Кешу этого. И Серёга знает. Он художником в клубе работает. Его все ребята знают.
— Он же на трассе должен быть, — сказал Гринька растерянно. — На ЛЭП!
— Ни на какой он не на трассе. В палатках живёт.
— Непонятно, — сказал в недоумении Гринька.
Тогда-то он и решил, что надо обязательно повидаться с дядей Кешей.
4
Палаточный городок жил своей обычной жизнью. Палатки тусклыми квадратными окошечками глядели на раскисшую дорогу. Топились уличные печки, на верёвках сушилось бельё.
У палатки стоял дядя Кеша и жевал пирожок. Он глядел на Гриньку сквозь толстые очки, щурился, от его глаз бежали смешные морщинки.
— Это ты? — сказал он. — С Луны, что ли?
Дядя Кеша подошёл, обтирая ладонь о штаны.
Обтёр и подал её Гриньке. Карат зарычал, осел на задние лапы. Дядя Кеша засмеялся:
— Всё, как раньше. Не любит меня собачье племя.
Верно, все собаки в Ангодинске недолюбливали дядю Кешу. Карат при случайных встречах непременно скалил на него клыки. То ли псу был не по душе запах краски, то ли ему не нравились рисунки дяди Кеши. Кто его разберёт.
— Посидим, — предложил дядя Кеша. Они зашли за палатку, уселись на обрезок бруса. — Ну, рассказывай, откуда взялся? Каким ветром занесло?
— Приехал вот к ним пожить, — соврал Гринька, кивнув на Люську с Серёгой, стоявших в стороне.
— Ведь ещё не каникулы вроде, — сказал дядя Кеша. — Или бабка захворала, отослала тебя?
— Ага, — ухватился Гринька за подсказку.
— Пожилой человек, что поделаешь. Я вот и помоложе, да тоже прихватывает. — Дядя Кеша покряхтел, потирая спину. — Видишь, от отца твоего отстал. Они молодые, им на ЛЭП надо, а мне куда! Мне мой возраст уже не позволяет. Вот приткнулся к здешнему клубу. Не клуб, конечно, — гараж. Продукцию видал? — спросил он самодовольно.
— Видал.
— Узнал, поди?
— Чудикова-то?
Они оба захохотали.
— Я и афишки для кино рисую и, понимаешь, не могу от него, проклятущего, отвязаться! Он у меня и Дружников, и Жаров, и Людмила Целиковская. Зря сюда не приедет. Я его на весь Светлогорск прославил!
— С него Ангодинска хватит, — заметил Гринька.
— И то верно. — Дядя Кеша перестал смеяться и вздохнул. — А ребятам на трассе туго сейчас. Как таять начнёт — до июля не просохнет, уж такой участочек выбрал себе твой батя, Андрей Петрович. Если продуктов вовремя не завезут — уж это у нас бывает, — опять будут вертолётом сбрасывать, как осенью. Хватанут горя с этим ЛЭПом, будь он неладен. — Он достал из кармана масленый пирожок и, вздыхая, задумчиво съел.
