Карл Май - На Диком Западе
— Я не ем отравленных плодов, — сказал он.
— Но откуда же вы взяли, что они ядовиты? — удивился Карлос.
— Они были в руках людей, которые задумали преступление и смерть.
— Я требую, чтобы вы взяли свои слова назад.
— Виннету никогда не берет своих слов назад.
— Но я оскорблен.
Виннету ответил презрительной улыбкой.
— Успокойся, — сказал брату Эмилио, — нельзя же ценить на вес золота слова индейца.
— Ты прав. Представим себе, что он их не говорил.
Виннету не проронил ни слова. Он вытянулся на траве и притворился спящим.
Он не успел поделиться с окружающими тем, что слышал от мексиканцев, но по его обращению с ними все поняли, что теперь этим людям надо доверять меньше, чем когда-либо. Некоторое время царило неловкое молчание. Затем Гроза Медведей и его сын последовали примеру Виннету. Постороннему вполне могло показаться, что все спят. На самом деле никто не спал: мексиканцы были озабочены своими планами, а остальные остерегались их.
Так прошло более получаса. Среди глубокой тишины послышался звук, подобный отдаленному звону, затем он повторился и постепенно замер.
— Что это? — спросил Портер.
— Это голос Поющей долины, — ответил Гроза Медведей.
Все замерли, слушая чудесную музыку. Она звучала, изумительно переливаясь; самый высокий звук сменялся самым низким; звуки эти то замедлялись, то ускорялись. Иногда слышались трезвучия, септ- и нонаккорды. Наверное, ни один инструмент не способен бы был воспроизвести подобной волшебной музыки.
Вскоре к первому присоединилось еще одно чудное явление — на небе, возник светлый шар, который постепенно превратился в огненный. Он вертелся вокруг своей оси, затем остановился; послышался страшный треск, что-то с шумом упало в воду и обдало всех водяными брызгами. Опять наступила темнота. Все были поражены и испуганы. Один Виннету сохранял невозмутимое спокойствие.
— Огненный шар, — произнес он, как бы отвечая на общий немой вопрос.
— Шар только потому, что он казался круглым? А разве вы не заметили у него хвоста? — спросил Портер. — Это дракон, это был дьявол.
— Будет вам, — вмешался в разговор Бауман. — Мы живем уже не в такое время, когда все непонятное объясняли чертовщиной.
— Так что же это, по-вашему, такое?
— Не что иное, как небесное тело, которое так близко подошло к земле, что притягивается ею.
— Так это звезда?
— Да.
— Какой глупец вам это рассказал, интересно бы знать!
— Это мне объяснил Разящая Рука, и если вы считаете себя умнее этого человека, то оставайтесь при своем мнении. Вы ведь слышали, как что-то тяжелое ушло под воду?
— Слышали, видели и даже ощущали, так как нас всех обрызгало водой.
— Так что же, по-вашему, это черт туда провалился? Надо его в таком случае оттуда вытащить, а то он, не дай Бог, еще утонет.
— Он не утонет: он прошел прямо в преисподнюю.
— Если бы мы могли удалить воду, то я бы вам доказал, что вы говорите вздор, потому что на дне нашли бы дыру, в которой торчит аэролит, то есть кусок камня, из которого состоял огненный шар.
— Камень, вы говорите? Но ведь он мог нас убить!
— Безусловно. И наше счастье, что он ушел в воду.
— Я не стану больше с вами спорить, тем более что это вам говорил Разящая Рука.
— Я попробую найти следы камня в воде, — сказал Виннету особенно отчетливо и громко, как бы желая, чтобы его кто-нибудь слышал еще, кроме присутствующих. Он пошел в сторону ручья и скрылся в темноте.
Все сидели молча и ждали его возвращения. Только Мартин Бауман обратился шепотом к своему отцу:
— Камень — только предлог, но интересно знать, зачем скрылся Виннету.
— Очевидно, кто-нибудь был здесь рядом, он услышал и пошел узнать, в чем дело.
В это время из кустов послышался шепот Виннету, который звал Баумана. И отец, и сын бросились на его зов. Оказалось, что он схватил какого-то молодого индейца, который следил за ними. Когда подошли оба Баумана, Виннету спросил у захваченного:
— Почему мой молодой брат не пришел к нам открыто? Мы бы встретили его дружески. Возьми обратно свой нож и пойди скажи своим, что Виннету зовет их отдохнуть около нашего костра.
— Как? Ты Виннету?! Предводитель апачей? И ты мне отдаешь оружие? Ты, вероятно, принимаешь меня за апача?
— Нет, мой брат. Я вижу, что ты принадлежишь к команчам, но я люблю одинаково всех. Сколько там ваших?
— Двадцать человек.
— Иди же и скажи своему предводителю, что я зову вас выкурить трубку мира.
Молодой индеец удалился, а Виннету сообщил всей компании, что к ним направляются двадцать краснокожих, и, когда увидел, что большинство встревожено этим известием, сказал:
— Они не могут иметь дурных намерений, так как идут поклониться праху своего знаменитого вождя, погребенного за этой долиной.
Они разложили костер, и, когда команчи приблизились, он вышел им навстречу, пожал руку их предводителю и подвел его к костру. Все его люди расположились тут же.
Виннету успел предупредить вождя; конечно, он сразу догадался, что они идут в Льяно, но своим людям он сказал, что те идут поклониться праху своего старого вождя.
— Я потом объясню тебе, зачем мне это понадобилось, а пока не выдавай меня.
Тот, зная Виннету, не мог не доверять ему и потому согласился.
Один из индейцев почему-то задержался у своей лошади, и, когда подошел к костру, все уже были здесь. И он невольно обвел присутствующих взглядом. Вдруг он произнес, обращаясь к предводителю команчей:
— Я вижу здесь Коршунов Льяно.
— Где же они?
— Вон они сидят. — И он указал на двух мексиканцев. Виннету, который понял их разговор, сказал:
— Пусть мой брат успокоится. Если он видит здесь своих врагов, то мы с ними ничего общего не имеем. Что же знает он о них дурного?
— Я подстерег их, когда они совещались вдвоем, и узнал, что они принадлежат к Коршунам Льяно, что они ждут караван белых, которые будут проезжать в этой местности, чтобы убить их. И если ты укрываешь этих разбойников, значит и у тебя нехорошие мысли.
Тогда Виннету сложил свое оружие и попросил команча следовать за ним по ту сторону кустов. Тот после некоторых колебаний согласился. Когда они отошли настолько, чтобы их не слышали, Виннету сказал:
— Я знаю, что эти два мексиканца принадлежат к Коршунам Льяно, но я не убил их потому, что через них можно найти и их сообщников. Не надо, чтобы они знали, что нам известно, кто они. И ты, мой брат, не понял меня, если думаешь, что я их приютил.
Команч чувствовал себя пристыженным.
