Томас Рид - Собрание сочинений, том 2. Оцеола, вождь семинолов. Морской волчонок
Наша дуэль отличалась только родом оружия. Мы выбрали винтовки, а не шпаги или пистолеты. Это был мой выбор, на который я как вызванный имел право. Но и противник также хорошо владел этим оружием. Я выбрал винтовку как наиболее смертоносное оружие.
Мы решили встретиться за час до заката солнца. Я настоял на такой ранней встрече, боясь, что нам кто-нибудь может помешать. Местом был избран берег озера, где я разговаривал с Хадж-Евой. Расстояние определили в десять шагов.
Мы встретились, встали на места спиной друг к другу и ждали рокового сигнала. Прозвучало: «Раз, два, три!» Мы быстро обернулись и выстрелили.
Я услышал, как пуля просвистела у моего уха, но она не задела меня. Когда дым рассеялся, я увидел, что противник лежит на земле. Ринггольд был жив, он корчился и стонал от боли. Секунданты и несколько офицеров подбежали к нему. Я не двинулся с места.
– Ну что? – спросил я, когда Галлахер вернулся.
– Попал, клянусь Юпитером! Ты лишил его возможности владеть правой рукой – – перелом кости выше локтевого сустава.
– И только-то?
– Ну, клянусь душой, неужели тебе этого мало? Разве ты не слышишь, как скулит этот пес?
Я чувствовал себя, как тигр, отведавший крови, хотя теперь сам не могу объяснить себе своей жестокости. Ринггольд замышлял убить меня – -в отместку я жаждал его крови. Все эти мысли сводили меня с ума. Я, конечно, не стал извиняться перед ним, да и моему противнику было совсем не до того. Он умолял скорее унести его домой, и тем это дело пока и окончилось.
Это была моя первая дуэль в жизни, но не последняя.
Главa XLIII. СВИДАНИЕ
Наши противники и зрители молча удалились, и мы с Галлахером остались вдвоем.
Я собирался подождать у озера Хадж-Еву, которая должна была скоро прийти. Взглянув на запад, я увидел, что солнце зашло за вершины деревьев. Сумерки в это время года продолжаются недолго, и в небе уже показался молодой месяц. Хадж-Ева могла появиться с минуты ни минуту. Мне не очень хотелось, чтобы Галлахер присутствовал при нашем свидании, и я попросил оставить меня одного.
Мой товарищ был несколько удивлен и смущен подобной просьбой. Но он был слишком хорошо воспитан, чтобы возражать.
– Право, Джордж, мальчик мой, с тобой происходит что-то неладное, – заявил он, собираясь уходить. – И все это из-за какой-то ерундовской дуэли? Разве ты недоволен ее исходом? Или ты очень огорчен, что не ухлопал его? Клянусь небом, у тебя такой меланхоличный и подавленный вид, как будто это он укокошил тебя.
– Оставь меня ненадолго одного, дорогой мой. Когда я вернусь, я расскажу тебе о причинах моей меланхолии и объясню, почему сейчас вынужден лишиться твоего приятного общества.
– Ну, об этом-то я догадываюсь, – сказал он, многозначительно улыбаясь. – Там, где мужчины обмениваются выстрелами, всегда замешана юбка. Ну ладно, мой мальчик! Можешь не сообщать мне своей тайны, у меня слишком болтливый язык. Надеюсь, что ты проведешь время веселее с той, кого ждешь, чем со мной. Но смотри не попади в какую-нибудь неприятную историю, а это, клянусь душой, вполне возможно – после того, что я узнал от тебя. Возьми-ка этот свисток, ты ведь знаешь, что я любитель собак.
Он вынул из петлицы и протянул мне серебряный свисток.
– Если произойдет какое-нибудь затруднение или неприятность, то стоит тебе только свистнуть, и Чарльз Галлахер очутится рядом с тобой скорее, чем ты успеешь повернуться. Да поможет тебе Амур! А я пока пойду убивать время за стаканом пунша.
Сказав это, мой задушевный друг предоставил меня моей собственной судьбе.
Не успел он скрыться из виду, как я совершенно забыл о нем и даже о кровавой схватке, в которой только что участвовал. Маюми и ее измена – вот что всецело занимало мои мысли.
Сначала мне и в голову не приходило сомневаться в истине того, что я слышал. Как я мог сомневаться, располагая такими доказательствами – свидетельством тех, кто знал об этом скандальном происшествии, свидетельством главного действующего лица, чья молчаливая улыбка говорила больше, чем любые слова, улыбка, таившая в себе наглое торжество!.. Почему я позволил уйти ему безнаказанно, почему я тут же не вызвал его на дуэль? Впрочем, еще не поздно. Я заставлю его высказаться откровенно, начистоту. Да или нет? Если да, то последует вторая дуэль, еще более ожесточенная, чем первая, – дуэль не на жизнь, а на смерть!
Я не сомневался более в жестокой истине. Я целиком отдавал себя во власть этой страшной пытки. Я долго терзался, но мало-помалу в моей душе вновь затеплилась надежда. Я вспомнил слова Хадж-Евы, сказанные прошлой ночью. Неужели в этот момент она смеялась надо мной? Но ведь она находилась в полном сознании, это не было игрой ее болезненной фантазии, воспоминанием о минувшем, давно забытом эпизоде. Нет-нет, ее рассказ не был выдумкой, ее мысли не были бредом, ее слова не были насмешкой.
Как утешительно было надеяться на это! Но, с другой стороны, сейчас же на смену этим успокоительным мыслям являлись другие, отгоняли их, затемняли, как облака затемняют солнце. Я вспоминал легкомысленные фразы, сказанные многозначительный тоном: «Он добился успеха!», «Она его возлюбленная!», «Несомненно!». Эти слова были для меня хуже смерти.
Я жаждал ясности, правды и ясности – ничто так не мучает, как неизвестность. Я стремился узнать правду с безрассудной прямолинейностью и опрометчивостью – только бы выяснить все, что случилось с Маюми, и убедиться, что прошлое ее было позором, а будущее – хаосом беспредельного отчаяния.
Я стремился узнать правду и с нетерпением ждал прихода Хадж-Евы. Я не знал, чего хотела от меня эта безумная женщина. Я полагал, что дело идет о пленнике. Начиная с полудня я совсем не думал о нем.
Сумасшедшая королева бывала везде, знала всех. Она должна знать и понимать все, что произошло. Она тоже когда-то испытала, что такое измена. Я направился к тому месту, где мы встретились с ней прошлой ночью. Между пальмами шла тропинка -это была кратчайшая дорога к тенистому берегу озера. Я спустился по откосу и вышел к развесистому дубу. Хадж-Ева уже была там. Яркие лучи луны, пробиваясь сквозь листву, освещали ее величественную фигуру. А змеи, обвившиеся вокруг ее шеи и пояса, сверкали своей металлической чешуей, как драгоценные каменья.
– А, маленький мико, ты пришел? Мой храбрый мико! Где же были твои глаза и твоя рука? Почему ты не убил этого негодяя?
За оленем в час ночной
Шел с винтовкой зверобой.
Был он трус, а не герой!
Вдруг из чащи вышел волк,
Злой, худой, голодный волк,
Скалит зубы страшный волк!
Задрожал наш зверолов,
Ну а волк без лишних слов
Прыг в кусты – и был таков!
И теперь он жив-здоров!
– Ха-ха-ха! Разве это не так, мой храбрый мико?
